В тот день, когда Наташа впервые увидела Сергея, шел первый снег. Крупные хлопья падали на стекла кафе "Огонек" на Арбате, превращая декабрьский вечер 1982 года в волшебную сказку. Она сидела у окна в своем инвалидном кресле, и смотрела на этот снегопад, как смотрят на что-то недостижимое и прекрасное.
Сергей принес ей чай. Он был новеньким – только вчера устроился официантом. Высокий, светловолосый, с открытым лицом и какой-то детской неуклюжестью в движениях. Он поставил стакан в подстаканнике перед Наташей и улыбнулся так искренне, что её сердце пропустило удар.
Наташе было двадцать три года. Восемь лет назад автобус, в котором она ехала с родителями на дачу, попал в страшную аварию. Родители погибли на месте. Она выжила, но её ноги больше никогда не двигались.
Врачи говорили о повреждении позвоночника, о том, что шансов нет, что нужно принять и жить дальше. Она жила с тетей Верой, которая работала билетером в театре и каждый вечер уходила на спектакли, оставляя племянницу одну.
Наташа научилась быть одна. Она читала запоем, слушала пластинки, писала стихи, которые прятала в ящик стола. Она окончила заочное отделение филфака и работала корректором на дому. Рукописи привозили ей на проверку, она возвращала их исправленными. Жизнь текла медленно и предсказуемо, как река, скованная льдом.
Раз в неделю тетя Вера отпрашивалась с работы пораньше и везла Наташу в это кафе. Это был их маленький ритуал – выбраться из душной квартиры, посидеть среди людей, посмотреть на жизнь через запотевшие стекла "Огонька". Наташа заказывала чай с лимоном и пирожное "Картошка", которое никогда не доедала. Она просто сидела и наблюдала за посетителями, придумывая им истории, жизни, судьбы.
Но в тот вечер всё изменилось.
Сергей принес ей чай, улыбнулся – и не ушел сразу. Он задержался у столика, посмотрел в окно и сказал:
– Красиво, правда? Первый снег – это всегда как обещание чего-то хорошего.
Его голос был теплым, немного хриплым. В нем не было жалости – только простое человеческое участие. Наташа подняла на него глаза и кивнула, не в силах произнести ни слова. Он снова улыбнулся и ушел обслуживать других посетителей.
С этого момента началось её другая жизнь.
Она стала ждать этих еженедельных походов в кафе, как ждут праздника. Она просила тетю Веру приезжать именно в те дни, когда работал Сергей – а его график она быстро вычислила. Она часами выбирала, что надеть, хотя понимала всю абсурдность этого. Её ноги были скрыты пледом, верхнюю часть никто особо не разглядывал, но ей было важно чувствовать себя красивой.
Сергей всегда здоровался с ней, всегда находил минутку перекинуться парой слов. Он рассказывал о своей жизни просто и без утайки – как рассказывают ребенку или очень старому другу. Он приехал из Рязани, жил в общежитии, мечтал накопить денег и поступить в техникум. Он был добрым, открытым, немного простоватым – из тех людей, которые всегда верят в лучшее и не понимают лжи.
Наташа влюблялась всё сильнее. Это была любовь отчаянная, безнадежная, почти болезненная. Она знала, что никогда не сможет рассчитывать на взаимность. Она видела, как Сергей смотрит на других девушек в кафе. Она видела его взгляды, полные восхищения и робкой надежды. И понимала, что для него она навсегда останется той девушкой в инвалидном кресле, которой можно посочувствовать, но не полюбить.
Но Наташа не могла остановиться. Её любовь была как лавина, которая сметает всё на своем пути. Она не требовала ответа, не ждала взаимности. Ей было достаточно просто видеть его, слышать его голос, ловить его улыбку. Она жила от среды до среды, существуя в промежутках как механизм, который завели и забыли.
По ночам она лежала с открытыми глазами и представляла невозможное. Как она встает с кресла. Как делает первый шаг, второй. Как идет по снегу, оставляя следы. Как заходит в "Огонек" своими ногами, в красивом платье, на каблуках. Как Сергей видит её – совсем другую – и влюбляется.
Эти фантазии были сладкими и мучительными одновременно. Наташа понимала их абсурдность, но не могла отказать себе в этом единственном утешении.
Тетя Вера замечала, что с племянницей что-то происходит. Наташа стала рассеянной, то вспыхивала румянцем без причины, то сидела, уставившись в одну точку, с блуждающей улыбкой на губах. Вера пыталась осторожно расспросить, но Наташа отмалчивалась.
Прошло три месяца. Наступила весна. Снег таял, с крыш капала вода, город наполнялся тем особым звуком пробуждения, который бывает только в марте.
В одну из сред, когда они с тетей Верой сидели в "Огоньке", Сергей подошел к их столику взволнованный. Он присел на корточки рядом с Наташиным креслом и заговорил торопливо:
– Я хотел вам сказать... Меня переводят в другое кафе. На Пушкинской площади открывается новое место, и меня туда берут старшим официантом. Это хорошая возможность, понимаете? Больше зарплата, может быть, потом смогу в техникум поступить...
Он светился от счастья. Наташа чувствовала, как внутри у неё что-то обрывается, но заставила себя улыбнуться:
– Это замечательно. Я очень рада за вас.
Сергей посмотрел на неё своими ясными голубыми глазами:
– Знаете, я всегда восхищался вами. Вы такая сильная. Я бы на вашем месте... Не знаю, смог бы я так. А вы каждую неделю приезжаете сюда, улыбаетесь, и кажется, что вы счастливее многих здоровых людей.
В его словах не было жалости. Было искреннее восхищение – но именно это и ранило больнее всего. Он видел в ней пример стойкости, символ силы духа. Но не женщину. Не ту, которую можно полюбить.
Когда они вернулись домой, Наташа попросила тетю оставить её одну. Она закрылась в комнате и плакала до утра. Она плакала не от жалости к себе – от боли невозможности. От того, что между ней и счастьем стоит непреодолимая стена. От того, что её любовь никому не нужна, потому что она заключена в сломанном теле.
Наутро она приняла решение.
Наташа начала заниматься. Каждый день, по нескольку часов. Она нашла в старых журналах статьи о лечебной физкультуре, о случаях чудесного выздоровления. Она делала упражнения для рук, для спины, массировала свои безжизненные ноги, пытаясь вернуть им хоть какую-то чувствительность.
Врачи говорили, что это бесполезно. Тетя Вера умоляла не мучить себя. Но Наташа не слушала. Её любовь требовала чуда – и она решила создать это чудо своими руками.
Проходили недели, месяцы. Боль была невыносимой. Мышцы, атрофировавшиеся за годы неподвижности, отказывались слушаться. Каждое упражнение давалось с таким трудом, что она падала на подушки без сил, вся в поту, с почерневшими от напряжения губами.
Но однажды в июле случилось нечто невероятное.
Она лежала на кровати после очередной тренировки, и вдруг почувствовала что-то странное. Покалывание в левой стопе. Слабое, почти неуловимое, но – реальное. Она замерла, боясь пошевелиться, боясь, что это иллюзия. Но покалывание не исчезало.
Она попыталась пошевелить пальцами ноги. Ничего не произошло. Она попробовала снова, сосредоточив всю свою волю в этой точке. И тогда большой палец левой ноги чуть-чуть, почти незаметно, дрогнул.
Наташа закричала. Тетя Вера прибежала испуганная, думая, что случилось что-то ужасное. Но племянница плакала и смеялась одновременно, показывая на свою ногу, пытаясь объяснить, что произошло чудо.
Вера не верила. Но когда палец дрогнул снова, она ахнула и схватила Наташу за руки:
– Господи... Это правда... Это возможно...
Они поехали к врачу. Тот осмотрел Наташу, проверил рефлексы и покачал головой с недоумением:
– Я не могу это объяснить. По всем показаниям, нерв был поврежден необратимо. Но... Иногда организм творит вещи, которые медицина не в силах понять. Продолжайте упражнения. Очень осторожно. И не надейтесь на быстрый результат.
Наташа продолжала. Теперь с удвоенной силой. Она знала, что чудо возможно. Она чувствовала, как её тело медленно, по миллиметру, возвращается к жизни.
Через полгода она могла шевелить пальцами обеих ног. Ещё через три месяца – напрягать мышцы голеней. Это было медленно, мучительно медленно. Но это было.
Она не ходила в кафе всё это время. Тетя Вера предлагала съездить, навестить Сергея, но Наташа отказывалась. Она хотела прийти туда на своих ногах. Или не приходить вообще.
Прошел год. Потом ещё один. Наташе исполнилось двадцать пять. Она научилась стоять, держась за опору. Потом – делать шаги с ходунками. Врачи называли это чудом. Тетя Вера называла это силой любви. Наташа не называла это никак – она просто шла к своей цели, день за днем, шаг за шагом.
И вот однажды весной 1985 года она вошла в кафе на Пушкинской на своих ногах.
Она шла медленно, опираясь на трость, но шла сама. На ней было новое платье – синее, под цвет глаз. Волосы она отпустила и уложила волнами. Она вошла – и замерла на пороге.
За стойкой стоял Сергей. Он возмужал – теперь ему было около тридцати. Но всё такой же светлый, открытый. Он поднял глаза и увидел её.
Несколько секунд он смотрел, не узнавая. Потом лицо его изменилось – удивление, недоверие, потрясение сменяли друг друга.
– Наташа? – прошептал он. – Это вы?
Она кивнула, не в силах говорить от волнения.
Он вышел из-за стойки и подошел к ней. Смотрел на её ноги, на трость, на её лицо. И в его глазах было не восхищение подвигом, не жалость к инвалиду. В его глазах было что-то совсем другое.
– Как вы... Это невозможно... Врачи говорили...
– Я очень хотела пойти, – тихо сказала Наташа. – И пошла.
Сергей стоял и смотрел на неё. А потом сделал что-то неожиданное. Он взял её руку – просто взял и держал. И в этом прикосновении было столько тепла, что Наташа почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза.
– Вы самая удивительная девушка, которую я встречал, – сказал он. – И я… Можно мне проводить вас домой сегодня? После смены?
Наташа кивнула. И впервые за все эти годы поняла, что чудо произошло. Не только с её ногами. Чудо произошло с ней самой. Она научилась не просто ходить – она научилась верить в невозможное и добиваться его.
А Сергей смотрел на неё совсем другими глазами. Потому что теперь он видел не девушку в кресле, достойную жалости. Он видел девушку, которая совершила невозможное. Девушку с такой силой духа, перед которой можно было только преклониться.
Они вышли из кафе вместе в тот вечер. Шел дождь – теплый весенний дождь. Наташа подняла лицо к небу и улыбнулась. Она шла рядом с ним, опираясь на трость, но всё равно шла. И это было самое настоящее счастье.
Иногда любовь действительно творит чудеса. Но не так, как мы ожидаем. Она не делает другого человека нашим. Она делает нас самих способными на невозможное. И в этом её настоящая магия.