Дождь стучал в окно монотонно, словно отсчитывая секунды до очередного взрыва. Но взрыва не последовало. Лена просто стояла у плиты, помешивая очередную порцию гречневой каши — дешево, сытно, на четверо. Четверо — это она, муж Антон, их пятилетняя Дашутка и… и бесконечная, незримо витающая над столом тень свекрови, Галины Петровны. Чайная ложка сахара на человека. Ломтик хлеба. Яблоко из дешевых, мягких, делили на троих. Лена не брала.
«Бюджет» — это громко сказано. Бюджет был у Галины Петровны. Антон, ее единственный сыночек, отдавал матери всю зарплату инженера-проектировщика, а та «ведет общее хозяйство», «спасает от ненужных трат» и выдает им скромное пособие на проживание. Проживание в их же собственной трешке, купленной когда-то на деньги родителей Лены.
— Ты чего такая кислая? — обнял ее сзади Антон, целуя в макушку. Он пах дождем и спокойствием. Его спокойствие сводило ее с ума.
— Считаю, на какой хлеб перейти. На «три корочки» или сразу на «кирпичный». — Лена не смогла сдержать яда.
Антон вздохнул, отпустил ее. Знакомая пластинка заела.
— Лен, ну не начинай. Мама лучше знает. У нее опыт. Мы экономим на цели.
— На какую, Антон? Ты хоть раз видел наши сбережения? Накопления? Дочь через год в школу, ей форма, рюкзак, кружки нужны!
— Мама все предусмотрит. Она сказала, что к школе накопим.
— Куда? В ее старую кастрюлю с дыркой на дне? — голос Лены дрогнул. Она выключила плиту, с силой поставила кастрюлю на стол. — Я устала, Антон. Я устала просить деньги на колготки дочери, как милостыню. Устала оправдываться за каждую потраченную копейку. Мы живем в нищете при твоей-то зарплате!
Он смотрел в пол, его челюсть напряглась. «Он не со мной, — с ледяной ясностью поняла Лена. — Он там, с ней. Всегда там». В этот момент что-то в ней переломилось. Окончательно и бесповоротно. Слезы, крики, мольбы — это не работало. Нужен был план.
Идея пришла неделю спустя, когда Галина Петровна, раздавая «содержание», милостиво положила перед Леной две тысячи рублей «на женские штучки». Лена взяла купюры, и в голове у нее щелкнуло. Так тихо, что никто, кроме нее, не услышал.
План был прост, как все гениальное. И аморален, как отчаяние.
Она начала с малого. Собирала чеки за продукты, изображала из себя идеальную, экономную невестку. Одновременно завела отдельный, потайной кошелек. И стала воровать. Нет, не деньги — деньги к ней не попадали. Она воровала ресурсы.
Например, покупала продукты по списку Галины Петровны, но в другом магазине, где была акция «пятая упаковка гречки в подарок». «Подарок» аккуратно относила на работу и продавала коллегам за полцены. Мелкие, почти невесомые суммы оседали в ее тайнике. Она экономила на коммуналке, мастерски регулируя счетчики, когда свекрови не было дома, и разницу также забирала себе. Собирала и сдавала макулатуру из папок Антона, старую одежду. Казалось, мелочь. Но капля за каплей…
Затем она пошла дальше. Устроилась на неполный день удаленно — простейшая работа по вводу данных, пока Даша была в саду. Свой ноутбук она прятала в шкафу, работала в библиотеке или у подруги. Эти деньги были чистыми, их не нужно было красть. Но и их Галина Петровна не должна была увидеть.
Лена превратилась в тень, в финансового ниндзя. Она жила в состоянии постоянного, бодрящего страха. Каждый рубль, вырванный из-под тотального контроля, был победой. Она открыла вклад на свое имя в онлайн-банке, о котором никто не знал. И стала копить. Не на черный день. На день свободы.
Через полгода у нее была уже приличная сумма. Достаточная, чтобы перевести дух. Но этого было мало. Ей нужно было не просто сбежать с деньгами. Ей нужно было вытащить из этой матрицы Антона. Или… или понять, что он безнадежен.
Она начала вторую фазу плана — дестабилизацию системы Галины Петровны.
Однажды за ужином Лена невинно заметила:
— Галочка, ты знаешь, у Ольги с четвертого этажа муж тоже отдает всю зарплату матери. Так вот, она подала на развод и через суд отсудила половину всех его доходов за последние три года. Оказывается, это считается общими средствами семьи. Интересно, да?
Галина Петровна замерла с ложкой в руке.
— Какая глупость! Какие общие средства? Он мой сын! Я все на него потратила!
— Ну, суд, наверное, так не считает, — пожала плечами Лена. — Говорят, сейчас много таких прецедентов.
Она видела, как Антон смотрит на нее с недоумением, а у свекрови в глазах мелькнула тревога. Змея сомнения была запущена в райский сад их «общего хозяйства».
Лена продолжила. Она «случайно» теряла на видном месте распечатки статей о финансовой независимости в браке. Говорила при Антоне по телефону с подругой-юристом (на самом деле с актрисой, которой заплатила из своих накоплений), обсуждая гипотетические случаи «финансового насилия в семье». Она создавала информационный фон, в котором «схема Галины Петровны» выглядела не заботой, а проблемой. И угрозой.
И наконец, настал день для главного удара. День рождения Галины Петровны. За праздничным столом, усыпанным салатами, купленными, разумеется, на «общие», Лена встала с бокалом.
— Галя, я хочу сказать тост. За нашу дружную семью. За твою мудрость, которая нас всех оберегает. И… я хочу сделать тебе подарок. Не материальный. Я хочу снять с тебя часть груза.
Все затихли. Антон смотрел на нее широко раскрытыми глазами.
— Ты так много лет вела наш общий бюджет, — голос Лены дрожал лишь слегка, от волнения. — Это непросто. Я хочу взять эту обязанность на себя. Я прошла курсы финансовой грамотности, составила детальный план. Мы сможем откладывать на отпуск, на образование Даши, и при этом у тебя останется время на себя. Вот, я все расписала.
Она протянула свекрови толстую, красочно оформленную папку. Там были графики, таблицы, планы накопительных счетов с выгодными процентами. Все выглядело профессионально и неотразимо. И главное — в ее плане доходы Антона шли в общий семейный котел, которым управляла бы Лена. Галина Петровна превращалась из главного кассира в почетного пенсионера.
Лицо свекрови стало цвета холодного пепла. Она машинально перелистывала страницы, не видя букв.
— Это… это что за наглость? — прошипела она наконец. — Ты что, не доверяешь мне? Хочешь все развалить? Все мои труды?!
— Я хочу помочь, — мягко сказала Лена. — Вижу, как ты устала. И я хочу, чтобы Антон наконец почувствовал себя главой семьи, а не вечным мальчиком на карманных расходах.
Удар пришелся точно в цель. Антон, которого до этого слова Лены как будто не касались, вздрогнул.
— Лена, может, не сейчас? — пробормотал он.
— Когда, Антон? Когда Даша вырастет и поймет, что ее папа работает, а живет как студент? Когда у нас не будет денег на операцию, если что? — Она смотрела ему прямо в глаза. — Я твоя жена. Я не хочу быть твоей сожительницей по указке твоей матери. Выбирай.
В кухне повисла тишина, которую резал только тяжелый, свистящий вздох Галины Петровны.
— Так ты против меня настроила! — закричала она, обращаясь к сыну. — Я тебя растила, я на тебя все потратила! А она… она ведьма! Она все просчитала!
— Она ничего не просчитала, мама, — тихо сказал Антон. Его голос был странным, чужим. — Она просто показала цифры. Я… я никогда их не видел. Ты всегда говорила, что все под контролем.
— Так и есть! — Галина Петровна вскочила, опрокинув стул. — Не смей сомневаться! Или ты выбираешь ее?
Классический ультиматум, который работал всегда. Антон молчал, глядя на стол. Лена наблюдала за ним, и ее сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. В этот момент она вдруг поняла, что исход битвы ее больше не волнует. Она уже свободна. У нее есть деньги, есть план, есть дочь. У нее есть она сама.
Антон поднял голову. Он посмотрел на мать — на ее перекошенное злобой лицо. Потом на Лену — на ее спокойное, уставшее лицо и папку с цифрами, которые вдруг обрели для него смысл. Он увидел дочь, испуганно выглядывавшую из-за двери детской.
— Я выбираю свою семью, — сказал он глухо. — Мою жену и мою дочь. Мама, ты получишь от нас помощь, любую. Но моя зарплата будет приходить на наш с Леной общий счет. С завтрашнего дня.
Что было дальше, Лена помнила смутно. Истерика Галины Петровны, хлопанье дверью, слезы. Потом долгая, тяжелая ночь разговоров с Антоном. Он плакал. Он говорил, что не понимал, как глубоко зашел. Что думал, это нормально — «мама лучше знает». Что он боялся ее разочаровать. Лена не утешала его. Она просто была там. И правила, которые она написала в той папке, стали их новым соглашением.
Прошло шесть месяцев. Галина Петровна первое время объявила бойкот, потом пыталась давить на жалость, потом смирилась. Они платят ей хорошую «пенсию», помогают по дому, но финансовый краник перекрыт навсегда.
Лена все еще ведет бюджет. Только теперь это их общий бюджет. Они накопили на море для Даши. Антон впервые в жизни купил жене дорогие духи просто так, без повода и одобрения свыше. Иногда он смотрит на Лену с обожанием и легким страхом, как на человека, который прошел сквозь стену, считавшуюся несокрушимой.
Сегодня Лена стоит у того же окна. Дождь уже не стучит, а мягко шумит за стеклом. Она держит в руках выписку со своего тайного вклада. Тот самый, «черный» фонд свободы. Он все еще лежит нетронутый. Страховка. На всякий случай.
Она открывает приложение банка и одним кликом переводит всю сумму на их общий семейный счет. Потом идет на кухню, где Антон помогает Даше лепить из пластилина динозавра.
— Знаешь, — говорит Лена, прислоняясь к косяку, — я думаю, в этом году мы можем поставить на балконе то самое кресло-качалку. О котором ты мечтал.
Антон смотрит на нее и улыбается. Не той виноватой, детской улыбкой, а уверенной, взрослой.
— Решай ты. Ты у нас главный стратег.
Лена кивает и отходит к плите, где варится суп. Их суп. На их деньги. Придуманный ею план сработал блестяще. Но самый важный его этап — жизнь после победы — только начинался. И она была готова его прожить. Не по чужим счетам, а по своим.