Когда Марина впервые увидела свою соседку по коммунальной квартире, та стояла у окна спиной к двери и не шевелилась. Просто стояла, уставившись в серое московское небо, и казалось, что она даже не дышит. Это было в сентябре 1978 года, когда Марина с мужем Антоном только въехали в комнату на Сретенке.
Соседка была молодой, не больше двадцати пяти, с длинными темными волосами, которые она никогда не убирала в модную тогда укладку. Её звали Светлана. Она жила в соседней комнате с родителями – Зинаидой Петровной, которая работала в сберкассе, и Владимиром Ивановичем, инженером с завода.
По утрам Зинаида Петровна выходила из дома подтянутой и строгой, в темном костюме и с портфелем, а возвращалась вечером усталой, сразу переодевалась в застиранный халат и садилась перед телевизором с остекленевшим взглядом.
Владимир Иванович был из тех людей, которые всегда пытаются всем угодить. Он чинил соседям краны, приносил из дефицита колбасу, помогал с ремонтом, но все равно в коммуналке его не любили. Слишком уж старался, слишком заискивал – и это раздражало больше, чем открытая грубость.
А Светлана... Светлана просто стояла у окна. Или лежала на кровати, уставившись в потолок. Или сидела за столом, не притрагиваясь к еде. Марина быстро узнала, что девушка лежала в какой-то больнице, принимала сильные лекарства и теперь находилась дома под присмотром родителей. От таблеток её постоянно клонило в сон, но даже когда она не спала, казалось, что она существует где-то в другом измерении.
Марина старалась не обращать внимания. У неё были свои проблемы – молодая семья, работа в НИИ, попытки наладить быт в комнате площадью двенадцать метров. Антон работал на стройке, приходил поздно, уставший и молчаливый. Первые месяцы совместной жизни оказались не такими радужными, как Марина представляла. Романтика быстро выветрилась, уступив место бытовой рутине.
Но Светлана не давала о себе забыть.
Марина начала замечать странные вещи. Ночью она просыпалась от звуков в коридоре – тихих шагов, скрипа половиц. Выглянув в щелку, она видела Светлану, которая стояла посреди темного коридора в белой ночной рубашке, с распущенными волосами, и смотрела на дверь их комнаты. Просто смотрела, не двигаясь, минут пять, десять. Потом разворачивалась и так же бесшумно уходила.
Это пугало. Марина пыталась рассказать Антону, но он отмахивался. Мол, больная девушка, что с нее взять. Зинаида Петровна в коридоре извинялась скомканно, говорила, что Света иногда ходит во сне из-за лекарств, что они следят за ней, но ночью не уследишь.
Потом начались записки.
Марина находила их в самых неожиданных местах. На кухне под своей кружкой. В ванной на полочке с её косметикой. Даже один раз – в кармане своего халата, который висел в комнате. Записки были написаны неровным почерком, карандашом, на клочках бумаги. В них были странные фразы: "Не позволяй им забрать твою душу", "Таблетки делают тебя не собой", "Беги, пока не поздно".
Марина показала записки Антону. Он нахмурился, но снова сказал, что это проделки больной девушки, что не стоит обращать внимания. Но в его голосе теперь слышалась тревога.
Ситуация становилась все более напряженной. Марина начала бояться возвращаться домой. Ей казалось, что кто-то следит за ней из темных углов коммунальной квартиры. Что Светлана всегда знает, где она находится. Девушка могла внезапно появиться за спиной на кухне, бесшумно, как призрак. Её присутствие стало давящим, почти физически ощутимым.
Зинаида Петровна и Владимир Иванович выглядели все более измученными. Они говорили шепотом, запирали дочь в комнате на ночь, но та всё равно каким-то образом выходила. Марина однажды слышала, как Зинаида Петровна плакала на кухне ночью и причитала: "Мы же хотели как лучше, мы же старались..."
Кульминация наступила в декабре.
Марина проснулась среди ночи от того, что кто-то стоял рядом с их кроватью. Она открыла глаза и обмерла. Светлана стояла в полутьме, освещенная лунным светом из окна. Её лицо было бледным, глаза широко открыты, но взгляд был пустым. Она протянула руку к Марине, и в этой руке была очередная записка.
Марина взяла её дрожащими пальцами. Светлана развернулась и вышла из комнаты, как тень. Антон проснулся от движения жены, и они вместе, при свете карманного фонарика, прочитали послание: "Завтра они заберут меня обратно. Я не хочу туда. Там превращают в пустоту. Помоги мне исчезнуть".
Утром Марина не выдержала. Она постучала в дверь соседей. Открыла Зинаида Петровна, с красными глазами и осунувшимся лицом. Марина робко спросила, что происходит со Светланой, можно ли как-то помочь.
И тогда мать все рассказала.
Светлана была обычной девушкой – студенткой, весёлой, активной. Она собиралась замуж, строила планы. Но год назад её жених погиб в автокатастрофе. Светлана не справилась с горем. Она перестала есть, спать, ходить на занятия. Родители испугались и повели её к психиатру. Тот прописал лекарства – сильные препараты, которые должны были "вернуть её к жизни".
Но таблетки не вернули. Они превратили живую девушку в ходячую тень. Светлана жаловалась, что не чувствует ничего – ни радости, ни печали, только пустоту и странную сонливость. Она умоляла родителей прекратить лечение, но врачи настаивали, что нужно продолжать. А Зинаида Петровна и Владимир Иванович так боялись, что дочь сделает что-то с собой, что слепо следовали указаниям докторов.
Завтра Светлану должны были снова положить в больницу – на этот раз на длительное лечение. Родители подписали все бумаги.
Марина слушала и чувствовала, как внутри у неё что-то переворачивается. Она вспомнила собственное состояние последних месяцев – эту апатию, усталость, ощущение, что жизнь проходит мимо. Она тоже существовала как бы в полусне, выполняя ежедневные ритуалы механически. Разве это не похоже на то, что происходило со Светланой?
Вечером Марина долго разговаривала с Антоном. Они впервые за месяцы говорили по-настоящему – о том, что с ними происходит, чего они боятся, о чем мечтают. Антон признался, что тоже чувствует себя запертым в клетке обязательств и чужих ожиданий. Что работает на стройке только потому, что "так надо", но мечтает совсем о другом.
Они проговорили до утра. И к рассвету приняли решение.
На следующий день, когда за Светланой должна была приехать "скорая", Марина постучала к соседям. Она попросила разрешения поговорить со Светланой наедине. Зинаида Петровна с сомнением посмотрела на неё, но согласилась.
Марина вошла в комнату. Светлана сидела на кровати, уже одетая, с маленьким чемоданом рядом. Она смотрела в окно тем же пустым взглядом.
Марина села рядом и тихо заговорила. Она рассказала, что понимает её. Что тоже чувствовала себя потерянной. Что иногда кажется, будто все вокруг живут какой-то чужой жизнью, по чужим правилам, и ты тоже должна подчиниться этим правилам, даже если они убивают тебя изнутри.
Она рассказала, что её муж хочет бросить стройку и попробовать поступить в художественное училище. Что она сама думает уйти из НИИ и попробовать себя в чем-то новом. Что они поняли простую вещь: пытаться угодить всем и соответствовать чужим ожиданиям – это путь в никуда. Что нужно иметь смелость жить свою жизнь, даже если это кажется окружающим неправильным.
Светлана впервые за долгое время повернула голову и посмотрела на Марину. В её глазах появилось что-то живое.
Когда приехала "скорая", произошло нечто неожиданное. Светлана вышла к врачам и тихо, но твёрдо сказала, что не поедет. Что она отказывается от лечения и хочет сама решать, что делать с её жизнью. Зинаида Петровна заплакала, Владимир Иванович пытался что-то объяснять врачам, но Светлана стояла на своем.
Врачи не могли забрать её насильно – формально она была совершеннолетней и имела право отказаться. Они уехали, оставив растерянных родителей и их дочь.
Следующие недели были трудными. Светлана постепенно снижала дозу лекарств под наблюдением другого врача, которого нашла Марина через знакомых. Были ломки, слезы, приступы отчаяния. Но было и другое – медленное возвращение чувств, красок, вкуса жизни.
Марина и Антон помогали как могли. Они просто были рядом, разговаривали, гуляли вместе по вечерам. Зинаида Петровна и Владимир Иванович сначала боялись, потом начали потихоньку принимать происходящее. Владимир Иванович перестал так усердно пытаться всем угодить – он понял, что важнее было слушать свою дочь, а не советы врачей и соседей.
Весной Светлана устроилась работать в библиотеку. Это была тихая работа, которая ей подходила. Она начала снова читать, рисовать, улыбаться. Румянец вернулся на её щёки. Она стала совсем другой – не той весёлой девушкой, какой была до трагедии, но и не безжизненной тенью. Она стала просто собой – с грустью в глазах, но и с надеждой тоже.
Марина иногда думала о тех страшных ночных визитах, о записках, о страхе, который она испытывала. Теперь она понимала: Светлана не хотела напугать её. Она хотела, чтобы кто-то увидел, что происходит. Чтобы кто-то услышал её крик о помощи, который родители не слышали за своим страхом и желанием "исправить" ситуацию любыми средствами.
Однажды в мае они сидели на кухне вчетвером – Марина, Антон, Светлана и её новая знакомая из библиотеки. Светлана рассказывала что-то смешное, и все смеялись. В окно светило солнце, на плите кипел чайник, и всё было просто и хорошо.
Марина посмотрела на мужа. Антон поступил в вечернее художественное училище и теперь светился от счастья, хотя денег стало еще меньше. Она сама ушла из НИИ и устроилась в издательство корректором – работа скромная, но приносящая удовольствие. Они были счастливы не потому, что всё стало идеально, а потому что жили своей жизнью.
А Светлана... Светлана больше не была тенью. Она дышала, чувствовала, жила. И это был лучший финал из всех возможных.
Иногда самое страшное – это не призраки и не мистика. Самое страшное – это потерять себя, пытаясь соответствовать чужим представлениям о том, как ты должна жить. И самое большое чудо – это обрести смелость остаться собой, несмотря ни на что.