Найти в Дзене
Журнал «Фотон»

Советская Британия — лондонский Горбачёв уже напринимал решений, что отправят Туманный Альбион на дно?

В коридорах британских переговорных комнат и на страницах интеллектуальных журналов всё чаще звучит тревожный и, казалось бы, парадоксальный диагноз. Страну, некогда бывшую мастерской мира и оплотом либерального капитализма, теперь прямо называют «позднесоветской», имея ввиду явный крен к распаду. Это сравнение — не просто броская метафора отчаявшихся комментаторов. Оно отражает глубокое, почти интуитивное понимание того, что британская социально-экономическая система вступила в фазу затяжного, структурного кризиса, чреватого не предсказуемыми реформами, а именно распадом сложившихся связей. Как когда-то советские граждане с удивлением наблюдали, как некогда монолитная идеология и политика КПСС превращается в пустую риторику, а плановая экономика — в дефицитный абсурд, так и сегодня британское общество фиксирует утрату стратегического видения и неуклонное снижение уровня жизни. Задача марксистской науки — применить диалектический материализм, чтобы вскрыть внутренние пружины этого про
Оглавление

Призрак, бродящий по Вестминстеру: почему Британию сравнивают с поздним СССР?

В коридорах британских переговорных комнат и на страницах интеллектуальных журналов всё чаще звучит тревожный и, казалось бы, парадоксальный диагноз. Страну, некогда бывшую мастерской мира и оплотом либерального капитализма, теперь прямо называют «позднесоветской», имея ввиду явный крен к распаду. Это сравнение — не просто броская метафора отчаявшихся комментаторов. Оно отражает глубокое, почти интуитивное понимание того, что британская социально-экономическая система вступила в фазу затяжного, структурного кризиса, чреватого не предсказуемыми реформами, а именно распадом сложившихся связей. Как когда-то советские граждане с удивлением наблюдали, как некогда монолитная идеология и политика КПСС превращается в пустую риторику, а плановая экономика — в дефицитный абсурд, так и сегодня британское общество фиксирует утрату стратегического видения и неуклонное снижение уровня жизни. Задача марксистской науки — применить диалектический материализм, чтобы вскрыть внутренние пружины этого процесса. Если это действительно кризис похожего масштаба, то какие объективные материальные законы развития проявляются в столь разных, казалось бы, исторических формах?

Диалектика упадка: метод научного анализа

Марксизм учит нас, что история развивается через разрешение внутренних противоречий. Кризис и распад СССР не были случайностью или результатом лишь предательства элит. Они стали закономерным итогом углублявшегося противоречия между усложнившимися производительными силами и окостеневшими бюрократическими производственными отношениями, которые превратились из формы развития в их оковы. Советская надстройка — идеология, партия, государство — давно оторвалась от своего экономического базиса и витала в облаках, пока базис тихо гнил. Сегодня, наблюдая за Британией, мы должны задаться тем же вопросом. Между какими элементами её общественного организма возникло непримиримое противоречие? Что стало оковами? Где надстройка потеряла связь с реальностью? Только так мы перейдём от журналистских аналогий к научному анализу. Поверхностное сходство симптомов (стагнация, идеологический вакуум, сепаратизм) не означает тождества болезней. Но оно может указывать на универсальность законов диалектики: любая система, переставшая развиваться, обречена на загнивание и распад.

Экономический базис трещит: «Брекзит» как ускорение исторического процесса

Всё начинается с экономики, с базиса. И здесь данные безжалостны. «Брекзит», этот великий проект восстановления суверенитета, обернулся глубочайшим саморазрушением экономической ткани. Согласно исследованиям, к началу 2025 года экономика Великобритании оказалась примерно на 4-8% меньше, чем могла бы быть, останься она в ЕС. Это не циклический спад, а перманентная потеря потенциала. Инвестиции оказались ниже на 12-18%, производительность труда просела. Торговля с Евросоюзом, ключевым партнёром, до сих пор не восстановилась до докризисных объёмов. Почему? Потому что «Брекзит» вскрыл старую болезнь. Британская экономическая модель, выстроенная Маргарет Тэтчер и её последователями, сделала ставку на финансовый сектор, услуги и глобальные потоки капитала, позволив своей промышленной мускулатуре атрофироваться. Единый рынок ЕС долгое время был искусственной «капельницей», поддерживавшей жизнь в этом не совсем здоровом организме. С её отключением немедленно проявились все хронические болезни: низкая производительность, зависимость от импорта, разрыв цепочек добавленной стоимости. «Брекзит» не создал нового противоречия, он с жестокой силой обнажил уже существующее: противоречие между глобальной, интернационализированной природой современного капитала (который британская финансовая олигархия прекрасно олицетворяет) и национально-ограниченными, архаичными политическими формами его регулирования и воспроизводства. Капитал требовал глобализации, а политики пообещали ему изоляцию. Результат — системный шок.

Болезнь роста: почему неолиберализм исчерпал себя?

Таким образом, винить один только «Брекзит» — значит не видеть леса за деревьями. Референдум 2016 года стал не причиной, а катализатором, симптомом и ускорителем уже зревшего кризиса. Его корни уходят в 1980-е годы, в неолиберальную контрреволюцию Тэтчер. Тогда был взят курс на демонтаж промышленности, приватизацию общественных благ, дерегуляцию финансов и ставку на «экономику услуг». Эта модель дала временную передышку и иллюзию роста за счёт финансовых пузырей и эксплуатации глобального периферийного капитализма. Но она же и породила чудовищное региональное неравенство (между Лондоном и остальной страной), деиндустриализацию, уязвимость экономики. К 2010-м годам неолиберальная модель исчерпала себя даже в её собственном, капиталистическом понимании. Не осталось ничего, что можно было бы приватизировать, финансовые пузыри стали угрожать стабильности, а социальное недовольство вырвалось наружу. «Брекзит» стал иррациональным, уродливым криком протеста против последствий этой самой системы, который, однако, был мастерски направлен её же архитекторами (консервативными элитами) на ложную цель — Брюссель. Вместо лечения болезни пациент потребовал отрезать себе ногу. И теперь экономика, лишённая доступа к ёмкому соседнему рынку и привыкшая жить в симбиозе с ним, буксует. Производительные силы, скованные узкими рамками национального рынка и ослабленной промышленной базой, бунтуют против производственных отношений, которые больше не способны обеспечить даже простое воспроизводство капитала в его прежних масштабах.

Идеологическая надстройка в тумане: кризис смыслов и проектов

Как учит исторический материализм, кризис базиса неминуемо вызывает потрясения в надстройке — в политике, идеологии, культуре. И здесь аналогия с поздним СССР становится поразительно зримой. После «Брекзита» Великобритания вступила в полосу глубокого идеологического вакуума. Большой проект «Глобальной Британии», которым пытались заменить членство в ЕС, так и остался пустым звуком, набором банальностей о свободной торговле, не подкреплённым ни ресурсами, ни стратегией. Правящий класс, как и советская номенклатура в 1980-е, демонстрирует поразительную интеллектуальную импотенцию. Политика свелась к технократическому латанию дыр и борьбе за власть внутри узкой касты, в то время как системные проблемы игнорируются. Как отмечают исследователи, и Консервативная, и Лейбористская партии страдают от отсутствия «большой идеи», будучи оторваны от своих интеллектуальных традиций и заложниками короткого медийного цикла. Политики делают вид, что управляют, а народ делает вид, что им верит. Эта всеобщая потеря веры в будущее и смысл общего проекта — точь-в-точь «эпоха застоя» в её ментальном измерении. Нация, столетиями строившая свою идентичность на имперском превосходстве, затем — на особых отношениях с США и особой роли в Европе, сегодня не может ответить на простой вопрос: а кто мы такие и куда идём?

Империя наоборот: ностальгия как симптом беспомощности

Характерной чертой кризиса надстройки становится ностальгия и попытка реанимировать старые, отжившие формы. Советский Союз в агонии обратился к образам «великой победы» и дореволюционного прошлого. Британия же в своём смятении пытается вернуться к инструментарию «холодной войны» и даже имперского влияния. Исследования внешней политики показывают, что Лондон пытается «перенастроить и заострить инструментарий гуманитарного влияния согласно курсу на межгосударственное соперничество, то есть вернуться к эпохе холодной войны». Финансирование «мягкой силы» и программ развития всё более подчиняется краткосрочным политическим и даже военным целям. Это — политика страны, которая не знает, как строить будущее, а потому отчаянно цепляется за проверенные, как ей кажется, методы прошлого. Но мир изменился. Попытка играть в большую политэкономическую игру, имея на руках ослабленную экономику и разобщённое общество, выглядит не стратегией, а симптомом отчаяния. Надстройка, вместо того чтобы найти новые формы для обслуживания изменившегося базиса, пытается загнать реальность в прокрустово ложе устаревших схем.

Конкретно-историческое противоречие: диалектика «особого пути»

И вот здесь мы подходим к главному диалектическому различию, скрывающемуся за внешним сходством. Внутреннее противоречие, убившее СССР, было противоречием между потенциально интернациональными, современными производительными силами и архаичной, национально-ограниченной, бюрократической системой управления. Это был кризис нереформируемого, догматического социализма. Внутреннее противоречие, убивающее Британию, — это классическое противоречие позднего капитализма, доведённое до крайности её специфической историей. А именно: противоречие между глобальной, космополитической природой финансового капитала (чьей штаб-квартирой де-факто является лондонский Сити) и всё более узкими, националистическими, протекционистскими устремлениями её политической надстройки, вынужденной считаться с гневом собственного населения, пострадавшего от глобализации. «Особая роль» Британии как финансового шлюза между США и Европой оказалась её ахиллесовой пятой. Отрезав себя от Европы, она не стала более глобальной — она стала маргинальнее. Её капитал остался глобальным, а государство стало мелконациональным. Это — разрыв, ведущий к параличу.

-2

Не Горбачёв, а Тэтчер наоборот: роль личности в истории

В таких условиях фигура радикального реформатора, британского «Горбачёва», действительно маячит на горизонте. Но диалектика подсказывает, что в условиях капиталистического тупика такой реформатор, если и появится, будет не созидателем нового, а могильщиком старого в его наиболее болезненной форме. Его программа, скорее всего, будет не выходом из неолиберализма, а его доведением до логического абсолюта: новые волны приватизации, дальнейшее ослабление социального государства, ещё большая податливость глобальному капиталу под лозунгами «свободы». Это будет не перестройка, а «тэтчеризм наоборот» — там, где Тэтчер ломала коллективные институты в расчёте на национальный капитал, новый реформатор будет ломать остатки национального суверенитета в угоду капиталу транснациональному. Как и Горбачёв, он рискует выпустить джинна из бутылки, не имея ни малейшего представления, как им управлять. Социальный взрыв в таком случае станет неизбежным, ибо народу больше нечего будет терять, кроме иллюзий о «возрождении».

Ультраимпериализм и его периферия: куда дует ветер из Вашингтона?

Кризис Британии нельзя рассматривать в отрыве от общего кризиса ультраимпериалистической системы, где доминируют США. Лондонская буржуазия всегда видела себя не просто младшим, а особым, умным партнёром Вашингтона, проводником его интересов в Европе. «Брекзит» был авантюрой по превращению Британии в главного атлантического лоббиста, свободного от оков Брюсселя. Но реальность оказалась иной. Ослабленная и изолированная от Европы Британия стала для США не более чем удобным авианосцем и источником риторической поддержки, лишённым реального веса. В условиях, когда сами Штаты при Трампе проводят жёсткий протекционистский курс и не гнушаются прямо давить на европейских союзников, британские надежды на привилегированные отношения выглядят наивными. Британия не стала новым центром ультраимпериализма — она стала его уязвимой, зависимой периферией. Её суверенитет, за который так боролись евроскептики, на деле всё чаще определяется не в Вестминстере, а в Вашингтоне. Это историческое поражение британского империализма, который, пытаясь играть в большую игру, потерял даже то, что имел.

Вывод для марксистской науки: закономерность против аналогии

Так что же даёт нам это сравнение? Во-первых, ни одна общественно-экономическая формация не вечна. Она развивается, достигает пика, а затем её внутренние противоречия становятся тормозом, ведущим к упадку и трансформации, если они не разрешаются. Во-вторых, кризис всегда проявляется и в базисе, и в надстройке, причём надстройка (идеология, политика) часто является самым ярким, но и самым запоздалым индикатором. И советский бюрократизм, и британский неолиберализм — это идеологии, оторвавшиеся от материальной реальности и живущие в мире собственных мифов. В-третьих, конкретно-исторический анализ обязателен. Сходство симптомов не означает тождества болезней. СССР рухнул под грузом нерешённых противоречий неразвитого социализма. Британия разваливается под бременем противоречий перезрелого, финансово зависимого капитализма. Общее между ними — диалектический закон отрицания отрицания: система, исчерпавшая потенциал развития, отрицается, чтобы дать дорогу чему-то новому.

Заключение: не «как СССР», а «как умирающий капитализм»

Таким образом, британские интеллектуалы, говоря о «поздней советской Британии», интуитивно схватывают масштаб кризиса, но ошибаются в его качественной оценке. Британия идёт не по пути СССР. Она демонстрирует миру классический путь загнивания капиталистической формации в условиях, когда её национальное государство оказалось слишком слабым, чтобы управлять своим собственным, вышедшим из-под контроля капиталом, и слишком гордым, чтобы вписаться в более крупные наднациональные структуры на равных. Это агония не социализма, а специфической модели капитализма, сделавшей ставку на финансы и империю и проигравшей историю. Марксистский анализ позволяет увидеть за тревожными заголовками газет не случайность, а железную поступь исторических законов. И если урок СССР чему-то учит, так это тому, что элиты, цепляющиеся за отжившее, в итоге теряют всё. Современная британская элита, судя по всему, этот урок не усвоила.

Ответы на частые вопросы

  1. В чём заключается самое важное, но неочевидное сходство кризисов позднего СССР и современной Британии с точки зрения диалектики?
    Самое глубокое сходство — в характере противоречия между динамичной, изменяющейся реальностью (производительными силами, глобальными связями) и закостеневшей, отставшей от жизни системой управления и идеологии (производственными отношениями и надстройкой). И советская бюрократия, и британский неолиберальный истеблишмент слишком долго жили в мире собственных догм и иллюзий, пока реальный мир уходил вперёд.
  2. Является ли «Брекзит» главной причиной нынешнего кризиса или лишь его проявлением?
    «Брекзит» является мощнейшим катализатором и ускорителем кризиса, но не его первопричиной. Корни лежат в выбранной ещё в 1980-е годы неолиберальной модели развития, которая привела к деиндустриализации, гигантскому неравенству и зависимости от глобальных финансовых потоков. «Брекзит» стал политическим выражением накопившегося социального гнева, который был направлен элитами на ложную цель — ЕС. В результате вместо решения системных проблем страна лишь усугубила их, отрезав себя от крупнейшего рынка.
  3. Может ли Великобритания повторить судьбу СССР в буквальном смысле — то есть распасться как государство?
    Эта вероятность сегодня выглядит куда более реальной, чем ещё десять лет назад. Кризис легитимности центральной власти в Лондоне, экономические трудности и разная политическая ориентация частей королевства создают взрывоопасную смесь. Шотландия, голосовавшая против «Брекзита», всё активнее требует нового референдума о независимости. Северная Ирландия, оказавшаяся в уникальном правовом положении после выхода из ЕС, также представляет собой потенциальный очаг нестабильности. Распад Великобритании — не фантазия, а вполне возможный сценарий дальнейшей дезинтеграции.
  4. Какой главный урок из этого кризиса должны извлечь прогрессивные силы в самих капиталистических странах?
    Главный урок в том, что капитализм, особенно в его неолиберальной финансовой форме, обладает мощным саморазрушительным потенциалом. Он способен ради прибыли крушить даже те национальные государства, которые когда-то помогал строить. Задача марксистов — не просто критиковать, а предложить новую программу переустройства, основанную на приоритете реального производства, социальной справедливости и демократическом контроле над экономикой. Повторять старые лозунги XX века недостаточно — нужен конкретный анализ новой реальности, где кризис национального государства становится фактом.
  5. Существуют ли в истории другие примеры, когда великие державы переживали подобные кризисы идентичности и управления?
    Да, и марксистская история полна таких примеров. Распад Испанской империи, медленный упадок Османской империи («больной человек Европы»), кризис Франции после наполеоновских войн и алжирской войны. В каждом случае сочетание экономического истощения, военных перегрузок, идеологического выхолащивания и потери смысла существования приводило к глубокому внутреннему разложению. Британия сегодня демонстрирует классические симптомы имперского упадка, но в условиях глобального неолиберального финансового капитализма, что делает кризис особенно острым и быстрым.

Подписывайтесь на наш журнал, ставьте лайки, комментируйте, читайте другие наши материалы. А также можете связаться с нашей редакцией через Телеграм-бот - https://t.me/foton_editorial_bot

Также рекомендуем переходить на наш сайт, где более подробно изложены наши теоретические воззрения - https://tukaton.ru

Для желающих поддержать нашу регулярную работу:

Сбербанк: 2202 2068 9573 4429