Читать Часть 1
У нас появились соседи. Две роженицы. В дальнем углу Тоня, у которой третий мальчик. Крупная, полная, с большой грудью, а голос тихий и слабый, будто из него ушли силы. Чего не скажешь о ее пацане, который орет так, что в палате вибрирую стены. Вторая – Роза, худая черноволосая женщина с темным острым лицом. Она во время беременности курила, и ребенок родился недоношенным, лежит в инкубаторе. Она одна, и целый день сцеживается, чтобы не пропало молоко.
Я тоже воюю с сиськами, они разбухли и одеревенели. Болит даже подмышками. У меня теперь пятый или шестой размер. В лифчик не помещаются, а ходить без лифчика больно. Нужен специальный бюстгальтер для кормящих. Я написал Олегу, но он вряд ли сможет купить. Мужчин такие вещи пугают.
Грудь стала твердая, сосок большой, не помещается во рту малышки. Я не уследила, она сосала за краешек и рассосала соски до трещин. «Надо было правильно давать», – учит Тоня. Каждое кормление для меня пытка. Представляю, что я – Зоя Космодемьянская, и терплю, терплю, закусывая до боли губы. Заказала Олегу силиконовые насадки на соски. Он и их вряд ли сможет купить, но я все же надеюсь, иначе совсем тяжко.
Сегодня во время обхода врачей рассматривала младенца Тони – какой он страшненький, неказистый: нос приплюснутый, ручки и ножки толстые и кривые, кожа морщинистая. Старичок, а не младенец.
Наверное, некрасиво сравнивать, но я не могу ничего поделать с собой. Моя малышка по сравнению с ребенком Тони просто какое-то совершенство. И как интересно на нее смотреть. Сколько жизни в лице, каждое мгновение оно движется, каждую секунду на нем новое выражение: чистые непосредственные эмоции, ясные ощущения, которые я испытываю через нее. Просто лежу и смотрю, а переживаний столько, будто катаюсь на американских горках. Я рассматриваю ее, изучаю. Свет из коридора падает на лицо. Кажется, он мешает ей заснуть. Отгораживаю ее подушкой и стараюсь обнять так, чтобы защитить со всех сторон, но при этом оставить достаточно пространства.
Пока она спит, подбираю имя:
София – Софа
Милена – Мила, Лена
Лилия – Лиля
Зоя
Ева
Все не то! Она ни на кого не похожа. Надо назвать так, чтобы имя подходило. Тоня с Розой придумали имена заранее. Тоня назовет сына Мишей. Ему подходит. А Роза назвала девочку Марианной, но я ее так и не видела, потому что Розе ее не приносят. Она сама ходит куда-то на нее смотреть. А когда возвращается, от нее пахнет сигаретным дымом.
Чем дольше лежу в роддоме, тем больше узнаю о родах. Оказывается, я очень легко родила: один маленький шов. Да, больно сидеть, ходить, писать. Но по сравнению с другими – я почти не повреждена. Тамаре из-за плохого зрения разрезали всю промежность, потому что тужиться было нельзя. Я слышала, как она стонет на обработке в процедурной. Стоять и ходить ей сложно. Роза, оказывается, тут третью неделю. Ей делали кесарево, на следующий день у нее поднялась температура, лежала в реанимации под капельницами. Когда стало лучше, перевели сюда.
Родившие женщины ходят по коридорам медленно, в раскорячку, придерживая животы, поясницу, груди. Видя, как тяжело другим, я понимаю, что у меня все отлично. Хотя, конечно, бывают моменты, когда кажется, что тело разваливается, хочется лечь и умереть. Надо чуть подождать, и проходит.
Сегодня выписка. Я так рада, потому что от больничных стен уже схожу с ума. Но в то же время мне страшно. Не знаю, как нас примет этот мир. Как я войду в квартиру Олега с ребенком от другого мужчины на руках. Раньше, когда она была в животе, была моей частью, женщиной, которую он любил, Олег мог принять. Сможет ли он принимать теперь, когда она стала отдельным от меня человеком?
Пока малышка спит, вспоминаю ту нашу ссору, после которой расстались почти на год. Мы только вошли. Я включила свет в коридоре и на кухне, открыла фрамугу, чтобы выветрился тяжелый дух мужского жилья. Он стоял в коридоре и смотрел на меня жестким, пристальным взглядом. Злые морщины у рта делали лицо брезгливым. Казалось, я до тошноты неприятна ему.
–Какой-то ты расстроенный, – сказала я. – Тебе не понравилось кино?
Я понимала причину этого его взгляда. Разговор с Толиком или Владиком, не запомнила имя. Его друг, с которым мы обсуждали фильм: «все как-то ярморочно в нем, несерьезно», «да, и она показана ревнивой до крайности, у Толстова Анна не была такой», «и вообще иначе расставлены акценты», «тот же морфий, в фильме он проходит уж слишком навязчивый лейтмотивом…» Олег мрачнел. Он не любил подобные разговоры, потому что сам никогда в них участие не принимал, считая кино и книги выдумкой, в которой нет смысла.
Зачем я тогда задаю вопрос, ответ на который знаю? Надо же что-то спросить. Мы приехали к нему в квартиру, а, значит, ляжем в одну постель. Нельзя ложиться с тем, кто тебя ненавидит.
– Какой-то ты расстроенный? Тебе не понравилось кино?
– Обычная лабуда, как все фильмы, – он прошел в кухню, налил стакан воды.
– Зачем же ты ходишь их смотреть?
– Отпускать тебя одну? – выпил в три глотка полстакана. – Ты бы хотела остаться наедине с этим мажором, чтобы как следует обсудить.
– Боже, опять начинается! Я даже не помню его имени! Владик? Толик? Да все равно. Мы просто разговаривали. К тому же он твой друг.
– А если бы не был? – громко поставил стакан в раковину. – Пошла с ним трахаться?
– Откуда такие фантазии?
– У него, кстати, сидения в тачке раскладываются. Он мне как-то показывал и хвастался, что использует тачку как трахадром.
– Ты больной!
– А ты…ты…
– Ну, скажи!
Олег отвернулся и сел на край стола. Его опущенные плечи, сутулая спина, что-то жалкое, униженное в фигуре – все это растопило меня, захотелось подойти и погладить его по голове и плечам. Но я не осмелилась.
– Послушай, – мягко сказала я. – Мы это проходили. Я с тобой. Только с тобой. Когда ты, наконец, поверишь?
– Я верю в то, что вижу, – он обернулся, и я снова увидела перекошенное, отталкивающее и злое лицо. – Ты приманиваешь мужчин. Тебе как воздух нужно мужское обожание. Ты им питаешься.
– Ясно… Знаешь что… Я смотрю на тебя и не вижу того человека, в которого влюбилась. А вижу ограниченного собственными комплексами ревнивца.
– А! – он вскочил. – Тебе нужен мужчина без комплексов? Иди ищи. Уверен, он выкинет тебя, как только всего добьется.
Какая ирония. Ведь именно так выглядит в его глазах моя беременность и роды: мужчина без комплексов добился своего и бросил меня, пузатую. А он подобрал, обогрел и любит, любит даже такую, падшую и измазанную, потому что только он способен меня так любить. Я его не переубеждаю. Его вообще сложно переубедить.
Продолжение следует...