В городе было принято не смотреть на часы после трёх ночи.
Это не было правилом, скорее — инстинктом. Как не смотреть в тёмное окно, если чувствуешь, что с той стороны тоже смотрят. Люди знали: с 03:00 до 03:01 город выбирает.
Ровно один человек исчезал каждую ночь.
Не умирал. Не пропадал. Исчезал — будто его никогда не существовало в этом промежутке времени. Камеры наблюдения в эту минуту показывали пустые кадры. Телефоны фиксировали скачок времени. Сердечные мониторы — ровную линию, но без сигнала смерти.
Городские власти называли это «временной аномалией». Газеты — «чёрным часом». А мы, те, кто оставался, — приговором без суда.
Меня звали Артём. Я был часовщиком. Одним из немногих, кто ещё умел чинить механические часы — не потому что это было выгодно, а потому что электронные приборы в этом городе врали. Иногда на секунду. Иногда — на человека.
В ту ночь ко мне принесли часы жертвы.
Старая «Победа», потёртая, с треснувшим стеклом. Принесла женщина — сестра исчезнувшего. Она не плакала, не истерила, не задавала вопросов. Просто положила часы на прилавок и сказала:
— Они всё ещё идут.
Я завёл механизм. Стрелки двигались. Тик — чёткий, живой. Но секундная стрелка делала странную вещь: доходя до отметки «60», она задерживалась. Не останавливалась. Ждала.
— Он пропал сегодня? — спросил я.
— Вчера, — ответила женщина. — В три.
Я понял, что держу в руках не просто вещь. Это был обрывок момента, который не закончился.
В ту ночь я не спал. Я сидел в мастерской, разбирая часы жертв за последние месяцы. Их было семь — родственники иногда приносили вещи, словно надеялись, что мы, мастера, умеем чинить не только металл.
Все часы вели себя одинаково. Они доходили до 03:00 — и начинали отставать, будто сопротивлялись следующей минуте.
В 02:59 я поставил все часы в ряд.
Город за окном был жив — редкие машины, свет в окнах, далёкий лай собак. Всё это оборвалось ровно в три.
Не стихло. Исчезло.
Я услышал тиканье. Слишком громкое. Оно шло не от часов — оно шло изнутри комнаты. Из стен. Из воздуха. Из меня.
Стрелки всех часов замерли на одной отметке.
03:00.
И тогда кто-то постучал.
Не в дверь. В время.
Передо мной стоял человек в пальто без лица. Там, где должно было быть лицо, было что-то вроде размытой тени, как на старой фотографии. Он не двигался, но я знал — он здесь не первый раз.
Ты понимаешь механизм, — сказал он без слов.
— Ты… смерть? — спросил я.
Нет. Я — точка.
Он показал на часы.
Каждую ночь мир делает микрокоррекцию. Убирает избыточное. То, что не вписывается дальше.
— По какому принципу?
По моменту.
Он протянул руку — и я увидел улицу. Людей. Их последние секунды перед исчезновением. Кто-то смотрел в потолок. Кто-то думал о ерунде. Кто-то… осознавал.
Те, кто в Чёрный час понимает, что время — не бесконечно, становятся узлом. Они мешают течению.
Я понял ужасную вещь.
Чёрный час забирал не худших.
Он забирал прозревших.
— Зачем показывать это мне?
Потому что ты уже здесь.
Я посмотрел на часы.
03:00
03:00
03:00
— Я ещё жив.
Пока да.
— И что будет дальше?
Ты можешь уйти. Или остаться и стать частью механизма.
Я засмеялся. Громко. И это было единственным звуком во всём городе.
— Ты выбираешь каждый раз?
Нет. Мы давно выбрали тебя.
Я понял. Все часы, которые я чинил. Все стрелки, которые я возвращал в ход. Я продлевал людям время — и тем самым делал их заметными.
Чёрный час не любил вмешательства.
— Если я сломаю часы?
Тогда ты остановишь отсчёт. На одну ночь.
Я схватил молоток.
Когда стекло разбилось, город вздрогнул. Время заскрипело, как ржавый механизм. Я бил по часам, пока стрелки не рассыпались, пока тиканье не перешло в вой.
03:00 длилось вечность.
А потом — 03:01.
Звук вернулся. Машины. Ветер. Мир.
Человек без лица исчез.
Утром город был жив. Никто не пропал.
А на следующий день ко мне принесли часы.
Мои.
Я понял, что теперь механизм работает иначе.
Теперь Чёрный час не забирает одного.
Он ждёт, пока я закончу чинить время.
И я всё чаще думаю — может, лучше остановиться ровно в три.
Пока стрелка ещё ждёт.
Поставь лайк и подпишись, что бы не пропустить другие интересныеи таинственные рассказы!