Опять ночные
Теперь дополню про ночные прыжки. Всё как днём, только после команды «Подъём» все встают и включают фонарики, который у каждого закреплён на запаске, если она впереди, или на грудной перемычке, если запасной парашют у Вас в основном ранце сзади. Далее правило, все отделяются одинаково, как правило, ложась на поток. Обязательное условие, Вы должны уже владеть телом и уметь, не видя линии горизонта, стабилизировать своё падение. Это я рассказываю для спортсменов, которые прыгают с ручным раскрытием. Десантникам, прыгающим на верёвке проще. У них за них всё делает стабилизирующий парашют, поэтому особо можно не заморачиваться.
Мне трижды приходилось приземляться на лес, причём два раза в одну прыжковую смену. Дело было так. К нам на аэродром в Храброво привезли на ночные прыжки морскую пехоту. Сразу скажу, отношение руководства к матросам меня просто поражало. Для примера — несколько смен они у нас сначала прыгали днём. Был ветер 8-10 метров в секунду, и начальство всё равно приняло решение проводить прыжки, мол, у них горит план.
В итоге, несколько ребят поломало ноги, у троих сотрясение мозга. Попали спиной на полосу, шваркнуло головой о бетон, их тоненькие шлемы не обеспечивают полноценной защиты головы, не то, что наши каски. Я понимаю, были бы это учения или настоящая война. Там надо прыгать в любых условиях, но здесь - то зачем народ гробить?
В общем, в ту ночную смену народу привезли как никогда много. Мне показалось человек 200. Бросал всех с АН-2 полковник Падра. И нас спортсменов было несколько человек. В подъём нас допускали крайне неохотно, т. к. если я садился в самолёт, то какой-то десантник оставался на земле, поскольку я занимал его место. Поэтому Николай Семёнович брал нас с собой не более одного человека. На земле при осмотре парашютов инструктаж выглядел так: сначала выскакиваю я, поскольку с ручным раскрытием, потом 8 морпехов и замыкающий полковник Падра. Но ему-то надо успеть приземлиться, добежать до старта, одеть новый парашют, который для него укладывало специально обученное лицо. Провести осмотр и инструктаж очередного подъёма. После чего загнать всех пинками в самолёт, выбросить, и этот «марафон» для него повторялся сначала.
Но на самом деле всё выглядело по-другому. Когда легли на боевой курс, и открылась дверь, я встал, готовясь выскочить первым. А Николай Семёнович вдруг мне ухо орёт: «Первым пойду я, а выпукающим пойдёшь ты. Пинай их с интервалом не более трёх секунд. Не успел я как следует переварить эту «новость», как Падра заорал «Пора», и только его ноги мелькнули. Соответственно я стою перед дверью, за которой темнота, а передо мной 8 десантников с ожидающими «пендаля» лицами. Кричу: «Чего встал?
Пошёл!» - и хлопаю первого по плечу. Он как-то не очень охотно, я бы сказал, с ленцой» выполнил мою команду, и вышел на свежий воздух. Конечно, одно дело, когда тобой командует бравый полковник, и совсем другое, когда тщедушный лейтенант, у которого на морде лица написано, что он тоже боится. Это было видно даже не по лицу, а по моей позе с судорожно ухватившимися за трос вверху руками.
Я ведь даже днём никого не выпускал, а тут всё впервые и сразу ночью. Как бы-то ни было, семерых выпихнул, а вот восьмой, такой же «толстый» как и я, только выше на голову, почему-то встал у двери, высунул голову и что-то стал там высматривать внизу. Только с третьей команды «Пошёл» и пинка под зад он покинул борт самолёта. Я посмотрел, что передо мной никто не маячит, резко толкнулся и полетел в темноту.
Хотя это был мой всего лишь 44 прыжок, тело привычно легло на поток. Падаю 5 секунд, левой рукой дёргаю кольцо, рывок, всё «абге махт» по ощущениям. Парашют у меня Т-4м, руки на клеванты, управляется хорошо, только, блин, почему огни полосы так далеко? Развернулся на них, лечу, как дела у остальных и где они не вижу. Всё внимание приковано земле. Я же кроки своего аэродрома знаю, а там небольшой лесок с высокими деревьями — это я уже в сладостном предчувствии, где придётся приземляться.
Поправляю горящий фонарик под резинками запаски пытаясь, чтобы он хоть немного светил вниз. Руки волнуются, дрожат, ничего не получается. Как-то на интуиции почувствовал, что подо мной деревья. Зажимаю ноги, руками защищаю морду лица, жду — куда меня «кривая вывезет?» Яйца сжались и ждут, пропорет их сук или не пропорет? Ощущаю как ветки пошли по ногам. Проваливаюсь ниже, готовый повиснуть на зацепившихся за деревья стропах парашюта. Но Бог миловал, довольно больно шлёпаюсь ногами о землю, падаю на бок, рядом ложится купол.
Посветил фонарём, что всё нормально. В поле зрения попадает ствол крупного дерева, за крону которого я задел, но не зацепился. Чётко помню мысль: «Хорошо - здесь деревья растут редко. Если бы приземление было ближе к домику ДС, где у нас экипаж сидит в постоянном недельном дежурстве, так бы легко не отделался, там лес погуще. Собираю парашют, и рысцой направляюсь в сторону старта. По дороге догоняю двух десантников, которые громко делятся впечатлениями от прыжка и никуда не торопятся.
Спрашиваю: «Мужики, нормально?» Они мне: «Нормально, тов. капитан». Блин, раз обозвали лейтенанта капитаном, значит точно им стану. Но мне надо торопиться, у меня ещё один уложенный парашют припасён. Хотя удовольствия от прыжка никакого, кроме морального удовлетворения, но хочется прыгнуть ещё.
Прихожу на старт, Падры нет. Он уже в воздухе со следующим подъёмом. На меня особо никто не обращает внимания, все заняты делами. Укладываю в сумку свой парашют, нахожу второй — уложенный. Подхожу к прапорщику Ване Задесенцу, который МС СССР и старший на старте, говорю: «Я готов в следующий подъём». Он: «Хорошо, одевайся». Быстро набрасываю через верх на себя основной купол, пристёгиваю запаску, подхожу к нему на осмотр. В это время над нами уже идёт выброска. Минут через 5 из темноты прилетает на УТ-15 Падра.
Приземляется прямо на парашютный стол, тут же сбрасывает парашют, одевает новый и кричит: «Кто со мной?» Иван показывает на меня. Николай Семёнович машет рукой: «Пошли». Рысцой подбегаем к очередному подъёму десантников, которые уже осмотрены и стоят в шеренгу. Пока Падра проводит короткий инструктаж, подруливает АН-2. Не выключая двигатель, производим посадку, и сразу пошли на взлёт. «Да, конвейер отработан», - мелькает мысль.
Николай Семёнович пристёгивает за трос вверху десантникам фалы, которые после выхода из самолёта расчековывают прибор КАП-3. После чего через три секунды у них начнут открываться основные купола. Встречаемся с ним взглядом. Он кивает: «Как в прошлый раз, ты замыкающий». Хотя для меня это морока и лишняя «головная боль», но доверие окрыляет, тем более радует, что мы обходимся без слов. Звучит сирена «На боевом». Падра открывает дверь, показывает: «Встать и включить фонарики на запасках».
Я перехожу в позицию за него. Действую несравненно более уверенно, чем в первый раз. Успеваю заметить, что высоту ещё не добрали, высотомер показывает 950 метров. Звучит сирена «Пошёл», но у Николая Семёновича свой расчёт. Где-то лишь через 5-7 секунд он покидает борт. Жду 5 секунд, так он велел при инструктаже и показываю первому «Пошёл». Парень без промедления выполняет команду. Дальше все дисциплинированно выходят на свежий воздух с интервалом 3 секунды, кроме меня. Я вываливаюсь сразу за пред крайним десантником, крайний — это я. В парашютном спорте никогда не говорят слово «последний» - «последний подъём, последний прыжок» - правильно «КРАЙНИЙ».
Кстати, на десантных парашютах типа Д-1-5у или Д-6 различных модификаций у меня количество прыжков можно пересчитать на пальцах одной руки. В училище мы прыгали на квадратном ПД-47. А в боевом полку учли мои 17 прыжков по сравнению 4-6 у моих однокашников и мне сразу дали условно спортивный Т-1, который в момент раскрытия был абсолютно круглый.
А уже после раскрытия полагалось рывком или рывками расчековать три щели, но если плохо пообедал, то фигушки — хрен ты их расчекуешь. Но если операция удавалась, то это давало иллюзию управляемого спуска — скорость по горизонту метра 3-4 и возможность развернуться к ветру задом, если изображаешь прыжок на точность приземления. Самый сложный парашют, из тех, что довелось мне прыгать — это УТ-15.
Перегрузка в момент раскрытия достигает 16-18 g, если спина травмирована — это вообще «жесть», и очень капризен — не терпит резкой работы клевантами. Мой начальник ПДС полка капитан Данилов на 400 — каком-то прыжке сломал на нём спину. Я уже думал завязывать с прыжками, как появился парашют-крыло ПО-9, сначала второй серии с рифовкой, потом третьей — со слайдером.
Когда я на нём прыгнул первый раз, сказал себе: «Вася, тебе повезло — это парашют для пенсионеров, на нём можно прыгать хоть босиком, если умеючи, разумеется. Потом были прыжки на нашем спасательном С-3-3, ПТЛ, ПО-17, но до современных скоростных парашютов типа «Парафойла» и пр. руки, точнее ноги, так и не дошли — дорогие, зараза.
«Лётчики» прыгают
А время, когда спортивные парашюты входили в имущество аэроклуба или АТСК, похоже, канули в лету. Сейчас все прыгают на своих личных куполах, которые отличаются от парашютов, типы которых я перечислил, как «Москвич» старой марки отличается от BMV или «Мерседеса». И пару слов о надёжности парашютов. Самыми «дохлыми» в отношении были УТ-2р и УТ-2к. У нас не обходилось практически ни одной смены, чтобы кто-нибудь не отцепился. Помню характерный случай. Прыгал транспортный полк, точнее, его сборная, где все были МС или КМС, а также несколько человек приехало на прыжки с Чкаловска с полка ТУ-22р.
У нас в 35 ОАЭ была предварительная подготовка. Я, естественно, с неё сбежал, успел сделать один прыжок, как в следующем подъёме начальник ПДП 15 одрап капитан Карасёв (Карась по — простому) вынужден был после безуспешной борьбы за нормальное раскрытие основного купола марки УТ-2к из него выскользнуть на 100 метрах. Запаска у него раскрылась метрах на 30, и он сразу приземлился. Прошло 10 минут, как мы увидели несущуюся через полосу чёрную «Волгу» начальника штаба авиации Балтики генерала Двинских.
Как только она остановилась возле нас, полковник Падра скомандовал «Смирно» и доложил: «Тов. Генерал с лётным составом проводятся парашютные прыжки, всё по плану, происшествий не случилось». Двинских: «Как это не случилось, а это?» - и он показал руками на Карасёва.
Николай Семёнович, не моргнув глазом: «Это всё планово. С этим типом парашюта из 100 прыжков, согласно его ТТД, шесть заканчиваются подобным образом. Это как раз шестой прыжок, так что всё по плану».Генерал не нашёл что сказать на эту навешанную ему на «уши лапшу». Тогда он произнёс: «Хорошо, покажите мне лётный состав, кто у вас прыгает?» А из лётчиков там я был один. Сразу понял, что дело - «швах!». Я же должен сидеть на предварительной подготовке. Тут же развернулся и как на стометровке побежал через полосу.
Падра же моего этого моего «старта» не видел и говорит: «А вот старший летчик капитан Чечельницкий», - поворачивается, а я галопом удаляюсь, только «пыль из под копыт». Двинских: «Так куда же он?» А ему кто-то отвечает: «Да он никогда генерала живого вблизи не видел, вот и испугался, теперь хоть бы до туалета успел. Потому так и бежит».
Все засмеялись, и инцидент был исчерпан. А я как раз успел на контроль готовности. Если бы не Двинских, то наверняка опоздал бы, т. к. увлёкся и контроль за временем потерял. Но не будем «о грустном», к тому же я отвлёкся от своего второго в жизни ночного прыжка.
Опять на лес — никакой «фантазии», блин
Первый, как Вы помните, получился на деревья. Второй по странному совпадению тоже. Впрочем, почему странному? Сам виноват. Я уже написал, что когда полковник Падра оставил меня наедине с десантниками- морской пехоты, я вёл себя намного более уверенно чем в первый раз. Мне удалось, несмотря на мой тщедушный вид, сделать «зверзское» выражение лица, и через раз кроме обычной команды «Пошёл», добавлять слова-связки, типа «Пошёл, бляха-муха!», подкрепляя это хуком с правой руки со «всей дури», но ладонью, в плечо или спину очередного кандидата погулять под звёздами.
А поскольку я хоть и «хилый», но КМС по боксу, удар получался при отделении чувствительный. Некоторые вылетали как пробка из шампанского, не успев сказать слово «мяу». Вообще-то, за такую выброску потом морду бьют, но это если днём. А ночью кто ж меня опознает, блин?
Эта самоуверенность, что я уже «крутой выпускающий» меня и погубила. Я поторопился выйти, и только положил левую руку на кольцо, как почувствовал, что меня переворачивает на спину. Дальше последовало ещё пара непонятных кульбитов, пока меня дошло, что сейчас будет классический штопор. Дальше времени на раздумья
не было. В ушах засвистел воздух. Это когда к концу 10 — ой секунды парашютист завершает разгон, скорость набрана, и можно крутить комплекс.
Я подтянул под себя руки-ноги, потом резко раскинул, не забыв прогнуться. Полёт, точнее падение пошло стабильно, но высоты я потерял много. В итоге, не долетел до старта ещё больше, чем в первый раз. Дальше опять «картина маслом» - зуд в яйцах и ожидание - «напорюсь или не напорюсь».
Дуракам везёт, пронесло и в этот раз, правда парашют зацепил за ветки высокого, но не пирамидального тополя. Ветви у него хрупкие, сломались, и вместо того, чтобы повиснуть метрах на десяти, я чувствительно врезался ногами и задом в родную матушку-землю, чему был несказанно рад. Потёр то, что болело, пощупал то, что спереди могло напороться на ветки. Убедился — всё на месте, точно пронесло — и вот только тогда смог глубоко и ровно задышать.
А когда пришёл на старт, узнал, как повезло нач. РЭБ транспортного полка капитану Гере Шилину. Он боковым кольцом на комбезе, что предназначено для крепления фалы ножа, нанизался на остриё металлической треноги, стоящей зачем-то недалеко от полосы. Сантиметров бы 10-15 правее, и он бы сел на него задним отверстием. Да, в «рубашке родился парень», но Герман после этого случая навсегда оставил прыжки. Вот она непредсказуемая цена прыжков ночью. Ну, и закончить ночную тему хочу описанием ещё одного прыжка, в котором посчастливилось участвовать.
Я уже писал в одном из рассказов на парашютную тему, что у Николая Семёновича Падры была небольшая «странность», которой не было больше ни у кого из больших начальников, во всяком случае я не слышал. Периодически, в наборе высоты, когда до точки выброски ещё пилить и пилить, и народ, в основном, «кемарил», чтобы даром время не терять, он вдруг делал «квадратные глаза», орал: «За мной» и тут же покидал самолёт прямо в развороте. Остальным ничего другого не оставалось, как следовать за начальником.
Ну, дальше кому как повезёт. Мало того, что прыжок как правило выполнялся с малых высот. Надо было очень быстро оценить обстановку, где ты, как ветер, принять решение с учётом подстилающего рельефа, и главное — это твоё решение успеть реализовать. Честно скажу, в первый момент бывало страшно, но в итоге, мы его ученики, приобрели такую психологическую закалку по действиям в неожиданных экстремальных ситуациях, что это дорогого стоит.
Я знаю, в том, что я ни разу не струсил и в общем, достаточно чётко действовал во всех ОСП (особых случаях полёта), которых было много за все 37 лет лётной работы, огромная заслуга школы начальника ПДП ВВС Балтики Николая Семёновича Падра, которую я прошёл под его руководством, за что ему большое СПАСИБО. Так вот, один прыжок был ночью. Мы выскочили на высоте 1200 метров над северной оконечностью аэродрома Храброво.
С одной стороны разум подсказывал простое решение лететь в сторону полосы и аэродрома, и приземляться в темноте. Некоторые так и сделали. Но большая часть нас выбрала другое решение, которое оказалось более надёжным и правильным. Мы полетели в сторону освещённых прожекторами складов базы, огороженных колючей проволокой. Там было сложно приземляться, но всё было видно, а значит под контролем. Так, листаем парашютную книжку дальше. Смотреть интересно: записаны № по порядку, дата, цель прыжка, тип ЛА и высота.
«ПОКАЗУХИ»
Соревнования, в которых пришлось принимать участие пропустим, а вот о совсем новом виде для меня прыжков, коим являются различные прыжки на объекты городов Николева, Херсона и прочих «окрестностей» скажем. Но сначала, в порядке обмена опытом, поделюсь «святотатством», которое я — старый аксакал парашютизма допустил по незнанию, но как говорят господа прокуроры: «Незнание закона не освобождает от уголовной и административной ответственности», а я бы добавил: «И от угрызений совести» тоже. Дело было на прыжках в Николаеве на аэродроме Кульбакино.
«Святотатство»...
Обычная прыжковая смена. Две выброски лётного состава сделали, погрузились в лайнер АН-2 на третью. Но РП на запрос командира: «321 Запуск» выдал: «20 минут ждать, борт на подходе, запуск после посадки». Ну, ждать так ждать, сидим. Тут меня осенило: «А что зря время терять, сбегаю я пописаю». Обычно эта процедура на аэродроме выглядит достаточно тривиально.
Выскакиваешь за хвост самолёта и, отбежав от него метров этак 20-30-40, справляешь естественную надобность. Я бы так и сделал, но перед открытой дверью сидели две красивые, молодые и совсем незамужние парашютоукладчицы Таня и Оля, которые у нас регулярно прыгали, особенно Татьяна.
Оценив, что если я поверну в хвост самолёта, то это мне надо метров 100 отбежать, чтобы выйти у них со створа. Поэтому без задней мысли я повернул
вправо, совершенно не думая, что командир АН-2 и его бортмеханик, прапорщик Виталий меня могут лицезреть. Отбежал метров 20, справил нужду, повернулся, застёгивая ширинку, и увидел лётный экипаж с перекошенными лицами. «Василий Васильевич, как Вы могли?
Прямо перед самолётом», - закричал Виталий, - «Это же святотатство!» А командир рулеткой стал что-то вымерять. Потом они долго спорили, наконец пришли к выводу, что я писал левее 10 см створа самолёта, но вылет и вообще полёты на сегодня надо отставлять. «Да вы что, ребята, неужели всё так серьёзно?» - спросил я, проникаясь их тревогой. «Если полетим, 100% откажет двигатель», - сказал, укоризненно качая головой, командир, жаль, уже не помню его фамилию.
«Ребята, а можно что-то сделать, чтобы прыжки не отбивать?» - взмолился я, весь холодея от своей ошибки. Блин, столько лет в авиации, а о такой тонкости, что нельзя писать перед самолётом, ни один преподаватель не говорил, тоже мне «педагоги». Виталий: «Если бы Вы попали в створ, то точно нельзя, а так можно, но только после мытья самолёта». Выбора не было.
Тут же под какой-то благовидной причиной выгнали ничего не понимающих парашютистов на свежий воздух. Сказали, что летит Командующий, и РП приказал помыть АН-2, мол, он у нас чумазый. Это на самом деле было так. Из двигателя слегка выбивалось масло и его потёки были по всему фюзеляжу.
Короче, через 10 минут бортмеханик принёс два ведра, одно с водой, другое с бензином, тут же лейтенантам раздал ветошь и швабры, и работа закипела. Что касается меня, я сбегал в городок, принёс в двух пакетах чистого жёлтого песка, и как нашкодивший кот засыпал и облагородил место, где я так неосмотрительно помочился. После чего долго просил прощения у самолёта, нежно поглаживая его по крылу и стойке шасси.
В общем, через час командир АН-2 повторно запросил: «Запуск». А ещё через 15 минут Геннадий Иванович Кустов, нач. ПДП 33 Центра, «успешно» забросил троих бедолаг за полосу в капониры, но остальные семь попали в поле с этой стороны, где и надо было по науке приземляться всем. Т.е. как говорят - обычные «потери при наступательном бое — один к трём». По этому поводу надо заметить, что я сам много лет как Инструктор ПДП работал не раз выпускающим, и скажу насколько это не простой вопрос. Бывает, никакой опыт не спасает, потому что небо не предсказуемо.
Для примера - в день, когда погиб Анатолий Сичкарь, мы как всегда перед «показухой» сначала совершили тренировочный прыжок на аэродром, чтобы «понюхать воздух». Так вот, самый ближний из нас не долетел до круга приземления 150 метров, остальные приземлились в радиусе 200-300 метров, и это на парашютах-крыльях. Ветер в слое 1200-300 метров менялся кардинально три раза и при этом был сильным.
При разборе парашютной смены сначала в классе, а затем за стойкой пивбара, я честно повинился в своей ошибке и предложил выпить за самолёт, который нас простил.
2 августа — день ВДВ («Никто кроме нас!»)
Немного истории: Почему 2 августа день ВДВ (воздушно-десантных войск)?
В российской армии воздушно-десантные войска — элита силовой мощи страны. И, кстати, не только в России. Поскольку данный род войск берет свое начало в СССР, то воздушно-десантные войска также являются элитными в Украине и Белоруссии. Сегодня эти войска заслуженно называют самыми разными эпитетами: крылатая пехота, голубые береты, сила и мощь страны.
Сами себя десантники иногда в шутку называют «Войска Дяди Васи». Саму суть и мощь десантников-гвардейцев полностью раскрывает их девиз: «Никто, кроме нас!». 2 августа в России, Украине и Белоруссии празднуется день ВДВ. Сегодня расскажем почему же именно второго августа, а также поведаем несколько интересных фактов о воздушно-десантных войсках страны.
На самом деле все просто. Именно 2 августа 1930 года, т.е. больше 80-ти лет назад, возникли воздушно-десантные войска (ВДВ). Произошло это во время учений ВВС Московского военного округа. В Воронежской области на этих учениях впервые были десантированы на парашютах 12 человек.
Казалось бы ничего экстраординарного, но именно эти учения на практике показали военачальникам большие возможности и преимущества парашютно-десантных соединений, позволяющие застать противника врасплох и захватить его не с тыла или фланга, а с воздуха. Вот именно с этого дня и пошла традиция отмечать день десантника, а 2 августа 1930 года считается днем основания воздушно-десантных войск.
Спустя всего три года с момента учений под Воронежем в четырех самых крупных военных округах СССР были созданы специальные авиационные батальоны. А летом 1941 года, к началу Велико Отечественной войны, численность десантуры достигала десяти тысяч человек, которые служили в пяти воздушно-десантных корпусах. Естественно, что в течение всей войны десантура всегда была на передовой. Еще один девиз ВДВ: «С неба на землю — и в бой».
Он как нельзя лучше отражает стремительность, внезапность и напористость десантников. ВДВ, как мы уже говорили, элита вооруженных сил России. Эти войска вписали множество незабываемых страниц в историю российской армии.
По настоящее время во всех горячих точках и конфликтных территориях десантура идет на передовой, принимая удар на себя и неизменно выполняя поставленную задачу любой ценой. Они же как правило задействованы и в крупных антитеррористических операциях. И эти люди, как никто, заслужили один день в году расслабиться и отпраздновать. Хотя, справедливости ради отметим, что настоящие боевые десантники никогда не позволяли себе надираться до синих слюней и воровать арбузы.
Не забудьте поздравить 2 августа встречающихся вам людей в тельняшках и голубых беретах. Они — щит и меч нашей родины
На 278 прыжке 2 августа 1990 года натыкаюсь на первую запись в парашютной книжке «Показательный - в честь дня ВДВ, вертолёт МИ-6, высота 1500 метров». Память мгновенно меня возвращает в то время. Первый прыжок с этого типа ЛА и первая «показуха», на которую нашу сборную 33 Центра и аэроклуба «Икар» пригласила поучаствовать ДШБ (десантно-штурмовая бригада) под командованием полковника Виктора Логвинова.
Поскольку к нам только присматривались, нам доверили принимать участие в «массовом» десанте из 15 человек. Я был поражён, сколько оказывается классных парашютистов есть в бригаде. Перед нами выскакивали поодиночке и небольшими группами парашютисты — офицеры, прапорщики, солдаты, многие из которых были Мастерами Спорта или КМС.
Прямо перед нами в боковую дверь вышла четвёрка солдат с высоты 2500 метров с дымами. Причём, ребята зажгли дымовые шашки прямо в вертолёте, наполнив его оранжевым едким дымом. Пока мы, оставшиеся 15 человек чухались и матерились на этих ухарей, вертолёт снизился на высоту 1500 метров. Ложимся на боевой. Прапорщик с Очакова Женя, идущим передо мной одиннадцатым, (1500 прыжков), учитывая, что в «показухах» я «солопед», повернувшись, напоминает: «ВВ, раскрывать парашют по мне, а дальше ничего не выдумывайте с расчётом, становитесь мне в створ, и всё делайте как я». Киваю головой: «Понял».
Я почему-то думал что для нашей толпы откроют рампу — так было бы интереснее, но увы - «размечтался». Звучит сирена - очень шустро выходим в боковую дверь. Блин, до чего красивое зрелище, падаю и вижу человек шесть, что выскочили раньше. Внимательно слежу за Женей, на интуиции почувствовал, что сейчас он будет открываться, т. к. ниже его купола уже пошли. Левую руку ложу на кольцо, правую выношу вперёд для стабилизации падения. Не увидел, а скорее почувствовал, что у него купол пошёл. Тут же почти полностью выпрямляю левую руку, с нанизанным на большой палец, кольцом.
Боковым зрением вижу, как пошла рифовка с вытяжным парашютом. Плавный рывок, купол наполнен. Руки на клеванты, практически не смотря вниз, рулю за Женей. Но взгляд всё-таки успевает ухватить «изогнутую красиво соплю» из 15 парашютов, многие из которых с флагом или с дымами, нацелившуюся на стадион в военном городке.
Женя меня туда и приводит. В центре футбольного поля лежит штук 8 матов. Попадаю в край первого, кульбит, хватаю купол, быстро на коленках отползаю в сторону. Сзади же ещё три гаврика на подходе. Только сейчас увидел, что стадион оцеплен кучей зрителей, и услышал их аплодисменты. Всё «абге-махт», прыжок закончен. Дальше «банкет» и продолжение праздника — здорово!!!
Потом «показухи» пошли регулярно. 281-ый прыжок — на Ольвию, открывали международный симпозиум скульпторов. 282 — прыгнули на площадь Ленина в городе Николаеве. Я эти прыжки описывал в других рассказах, поэтому не повторяюсь. Скажу лишь, что когда падаешь в свободном падении на кварталы города — это всегда волнительно и испытываешь такой восхитительный своей непредсказуемостью драйв, что хочется ощущать его ещё и ещё. Как говорят: «Добро пожаловать в адренолиновую зависимость». Точнее не скажешь.
По мере роста моего мастерства пришло состояние какой-то неудовлетворённости. Хотелось чего-то нового.
Прыжки с АН-26
После одних несостоявшихся прыжков по причине не запуска двигателя на самолёте АН-2 я подошёл к начальнику ПДП 33 Центра МС СССР, подполковнику Геннадию Ивановичу Кустову с вопросом: «Гена, а чё мы с АН-26 не прыгаем? Тем более, что он у нас в ДС (дежурные силы) числится». Геннадий Иванович отвечает: «Да я сам об этом не раз думал, но у экипажа нет допуска на выброску парашютистов, и дать его некому».
Я ему: «Ладно, я как начальник СБП ( Службы Безопасности Полётов ) подумаю как нам этот момент обойти». Изучил, какие допуска имеют командиры отдельной транспортной эскадрильи, входящей в состав Центра, и обнаружил, что командир ОАЭ подполковник Звездов, летающий на ИЛ-62м, когда он пилотировал АН-12, такой допуск имел. Остальное было делом техники. Я напросился на аудиенцию по служебному вопросу к начальнику 33 ЦБП генерал-лейтенанту Юрию Семёновичу Гудкову. Насколько сложно убедить этого генерала принять какую-то новую идею, хорошо описала Леся Северякова, жена Тимура Апакидзе, в своей замечательной книге «Тимур и его небо».
Я потратил неделю, чтобы его убедить отдать управление посадочными прожекторами во время ночных полётов от РП к ПРП, чтобы хоть немного разгрузить их внимание. И когда все штатные руководители подтвердили, что так правильнее и легче, Юрий Семёнович почувствовал ко мне доверие, тем более, что он сам меня выбрал с Балтики из пяти претендентов на эту должность разных флотов к себе в Центр. Поэтому к этой операции я подготовился капитально.
В строго назначенное время я постучался в кабинет начальника Центра. Услышав: «Войдите», - переступил порог и сразу начал: «Командир, вскрыл нарушение. У нас, когда экипаж АН-2 в отпуске или самолёт на регламентных работах, мы в плановую таблицу в средства АСС вбиваем АН-26, подрузомевая, что в случае аварии группу СПДГ мы будем бросать с него. Но это не правильно. Хотя в специальную парашютно-десантную группу входят опытные парашютисты, но они с этого типа ЛА ни разу не прыгали, что не даёт гарантии выполнения поставленной задачи.
Гудков: «Я бы хотел узнать мнение подполковника Кустова», - тут, якобы случайно в кабинет заходит Геннадий Иванович подписать план прыжков на неделю, чётко отвечает на поставленный вопрос, и генерал Гудков соглашается допустить самолёт АН-26 к парашютным прыжкам, сначала только для лиц группы СПДГ. Но потом, когда мы оформили допуск экипажу, правда, всё было сделано с нарушениями, на которые я, как главный «законник и милиционер» Центра, закрыл глаза. Или так, или никак. С этого лайнера стали прыгать все, кому не лень, потому как не по государственному ради трёх-четырёх человек поднимать такой самолёт в воздух.
Даже в самый первый подъём мы набили 20 человек, а я умудрился впихнуть своего друга, гражданского врача Виталия Решетникова, мотивируя соображением, что для всех прыжок в рампу будет выполняться впервые. А потому является очень страшным. Вдруг кому с перепугу плохо станет, вот врач на борту его и приведёт в чувство.
Честно скажу — было волнительно и непривычно. Все 20 пошли в один заход с высоты 1500 метров, отделялись как горох с минимальным интервалом. У меня на правой руке шевретовая перчатка разорвалась в клочья, т. к. только проваливаешься вниз, тебя подхватывает поток в 300 км/час. В общем, прыжок в рампу — это «драйв», все нас с Геной поздравляли, что нам удалось пробить для прыжков такой лайнер. Всего же я прыгал с шести типов ЛА: АН-2, ЛИ-2, АН-26, МИ-6, МИ-8, КА-27пс. Крайний самый прикольный. Представьте себе выходное отверстие чуть больше унитаза, в которое вы ныряете скрюченный вниз головой, потом летите долго и никак не можете разогнутся со своим «радикулитом». Если смогли представить, то это оно !
Прыжок на сцену
В общем, не буду Вас утомлять, лишь скажу, что потом, когда мы набрали достаточную известность, на любые праздники нас стали приглашать регулярно. Я не скажу, что каждую неделю нам обламывались такие прыжки, но раз в две недели куда-то мы вылетали точно. Очень экзотический прыжок был на районный центр Казанка, которая отмечала юбилей своего местного писателя. По задумке мы должны были приземляться на сцену открытого летнего театра. Причём не абы как, а строго отведённое по пьесе время. Типа: «Если Бог есть, то сейчас ангелы с неба прилетят». И в ту же секунду мы 8 человек в широченных украинских белых, расшитых позолотой костюмах выскакивали с самолёта с высоты 1500 метров.
Далее стая белых лебедей красиво падала 15-20 секунд, а после раскрытия куполов в кильватер, проходя мимо телевышки в 15-20 метрах (такой был ветер и заход), один за другим шлёпались на сцену, срывая шквал аплодисментов. Я шёл вторым за Геннадием Ивановичем Кустовым и навсегда запомнил зрелище, которое увидел, когда поднял голову в свободном падении. На фоне голубого неба и изумительно красивых облаков надо мной летели белоснежные птицы, точнее, они парили, раскинув руки.
Редкое по красоте зрелище, доложу я Вам. Такое не забудешь…
Прыжок на Вознесенск
МС СССР Геннадий Иванович Кустов, нач. ПДП 33 Центра ушёл в отпуск, На меня как всегда возложили исполнение его обязанностей, правда это никак не сказывалось на моём окладе, но такова была система, так что не будем жаловаться, НАМ и так платят «много, но редко».
Приехав в аэроклуб «Икар» в пятницу, начальник Григорий Емельянович Филоненко поставил нас перед фактом: «Завтра прыгаем на Вознесенск на юбилей города. Надо собрать команду «калек», кто не в отпуске и способен прыгать. Обзвонили всех, наскребли трёх десантников во главе с ветераном Женей Паниным, майором ВДВ на дембеле. И ещё трое: новый нач. ПДС аэроклуба, его друг и Ваш покорный слуга — полковник Чечель.
На следующий день погода нас не баловала, порывистый ветер до 12-14 метров в сек. И температура наружного воздуха +32 градуса, как сейчас помню — в тени. Повезло, что хоть ветер в Николаеве был по полосе, а то бы сразу вся затея накрылась бы «медным тазом». АН- 2 при боковой составляющей ветра более 6 м/сек не взлетает. Когда начали готовить парашюты, с КДП подъехал Григорий Емельянович, сказал, что все условия выброски в Вознесенске он уточнил, и что четверым из нас надо прыгнуть с флагами города и организаций-спонсоров, которые дали деньги на бензин и нам на оплату прыжка.
Женя Панин и два его друга категорически отказываются брать флаги, мотивируя сильным ветром, но я знаю, что причина в другом. На прошлой показухе у него флаг в момент раскрытия влетел в купол, и Евгений только на высоте метров 400 сумел его оттуда выцарапать. Короче, страху натерпелся. Запаску в этом случае раскрывать нельзя, т. к. флаг мы обычно и привязываем к запаске, или к ноге комбеза за специальное кольцо на бедре, которое у лётчика используется для крепления ножа. И даже если открыть запасной парашют, который в те времена был практически не управляемым, то представьте себя над кварталами города на таком круглом куполе. Это большой шанс приземлиться на крышу дома или спиной об угол здания.
Начальник аэроклуба посмотрел на меня: «Василий Васильеви, флаги нужны обязательно — это условие спонсоров, и за их рекламу они заплатили деньги». Я вспомнил детский анекдот времён Вьетнамской войны: «Ван, у меня кончились патроны». «Но ты же коммунист, Ли», - и пулемёт снова застрочил. В общем, выбора у нас не было — мы взяли флаги, а десантники дымовые шашки. Это тоже, я Вам скажу «вещица» ещё та.
Как-то прыгали на стадион «Заря». Я большую дымовую десантную шашку зажёг и неудачно её бросил, чтобы она висела ниже меня на фале. А она запуталась вокруг голени. От неожиданности я сучил ногами как на сковородке, мне казалось, ноги уже прожигает, хотя я так и не понял, было мне горячо или нет. Но в результате отвлечения внимания до «Зари» я не долетел, а пробив деревья, шлёпнулся в цветочную клумбу в детском саду прямо перед молодой воспитательницей и её детьми, чем их несказанно развеселил.
Сложность прыжка заключалась ещё и в том, что если мы прыгаем в новое место, мы стараемся приехать туда заранее, посмотреть подходы, варианты захода — здесь это исключалось. Садимся в самолёт в Николаеве, а минут через 40 выскакиваем уже в Вознесенске. Прыжок по плану был под вечер. Одели парашюты, наша троица привязала и закрепила тщательно сложенные флаги. Я ради более «надёжного крепежа», так мне показалось, даже «лишнюю» резинку на запаску пришпандорил, она-то меня потом и сгубила.
В общем, произвели погрузку в самолёт, летим на высоте 200 метров, приличная болтанка, и ветровая, и за счёт неравномерного прогрева почвы — конец августа, многие поля уже убраны и распаханы. Выходим на город, находим стадион, делаем над ним круг на высоте 100 метров. Дверь открыта, в шесть пар глаз смотрим и запоминаем подходы и ориентиры. Увы, нашей троице с флагами они не понадобились. Впрочем, всё по порядку.
Качнув зрителям крылом, пошли в набор до 1200 метров. Сделав широкий круг, зашли на боевой. Главный выпускающий Женя. Прошли стадион, он включил секундомер, решили делать проход 40 секунд. Пора — Панин выходит, с интервалом 3 секунды мы выходим за ним. Я в нашей троице первый. Держу в поле зрения вышедшего передо мной, падаю 10 секунд.
Раскрываюсь, взгляд наверх — купол нормально, взгляд вокруг, так — всех пятерых вижу, никто никому не мешает, и тут я допустил ошибку. Вместо того, чтобы найти глазами стадион, соориентироваться по расстоянию, высоте и уже грубо начать строить расчёт, я решил под собой сначала распустить флаг, а потом уж уточнять прицельные данные, так сказать.
Обычно выброска флага занимает секунд пять, не больше, а тут я его из-за этой «лишней»резинки на запаске выковыривал секунд 20-25, а мой парашют в это время летел произвольным, не контролируемым курсом. В итоге, вынес меня со створа ветра, а главное, я оказался неожиданно для меня близко к стадиону. Сразу понял, что оваций зрителей мне сегодня не слыхать, ну, не мой день — бывает. Начал вращать глазами, где ж тогда приземляться лётчику-снайперу, блин. А хотя стою на малом сносе, парашют задом несёт прилично. Увидел по пути слева другой стадион, правда поле поменьше, детский, наверно. Начал моститься на него, понял, что не дойду, точнее, меня проносит мимо него в стороне и задом - «пардон, мадам» - ну, конечно, спиной.
Сказав себе: «Хули туда лететь, когда там и зрителей нет!», начал лихорадочно искать и морщить «репу», куда мне всё таки приткнуться. Высота уже 300 метров и подо мной дома. Увидев перекрёсток дорог, понял, вот он мой шанс. Начал рассчитывать на него с учётом движения машин и работы светофоров. И где-то на высоте 200 метров понял, что и в него я не попадаю, уж больно ветер сильно несёт. И тут нервы сдали.
Разворачиваюсь энергично на большой снос, резво улетаю за окраину города и шлёпаюсь прямо в какое-то мелкое болото, коим оказалась приятная на вид зелёная травка. До ближайших домов метров 300. Лежу так, слышу, как птички поют, зад со спиной промокают, а вокруг такая «лепота», что мне и вставать неохота.
Только хотел предаться истоме, как увидел трёх пацанов на велосипедах, аллюром «три креста, мчавшихся в мою сторону. Но прежде чем расскажу о них, закончим про «истому».
Журнал «Play Boy” №8: «Иванов привалился к телу жены и предался истоме. Правда, истома была не долгой, и досталась только Иванову».
Вот и мне не дали насладиться: «Дяденька-парашютист, Вы ногу поломали, что не встаёте?» «Да нет», - говорю, - «Отдыхаю перед дальней дорогой. Мне ведь до стадиона добраться надо, а до него километров восемь, мне так показалось». «Так мой папка Вас счас довезёт. Он как увидел Вас над нашим домом, в гараж побежал». Через минуту я увидел «Жигули», едущие в мою сторону, а за ними ещё штук шесть пацанов разного возраста. Все резво бежали за машиной. Короче, пока меня доставали из болота, снимали парашюты, грузили их в машину, вокруг детворы было уже человек 15, и я среди них ощущал себя Миклухо-Маклаем, принёсшем праздник в обыденный быт туземцев.
Загрузились, едем, мужик мне с восхищением: «Вы с такой скоростью пронеслись над домом, ну, точно, как курьерский поезд». Пришлось объяснить: «У парашюта своя горизонтальная скорость 9-10 метров в секунду, да плюс ветер 14, вот и получился почти как ураган». Въехали на территорию стадиона. Нас сначала не хотели пускать, но увидев распущенный парашют на заднем сиденье, милиционеры брали под козырёк и обеспечили зелёную улицу.
Мы выехали на дорожку и подъехали к зелёной машине, возле которой уже стояли все наши пять парашютистов. Я поблагодарил водителя, потом крикнул: «Ребята, помогите перенести парашют», - а сам вышел на край лётного поля стадиона и расстелил флаг в честь юбилея города.
Публика разразилась аплодисментами, т. е. оценила, что «я стремился к кораблю, но не рассчитал силы», как тот матрос в самоволке, а потому его не наказывают. Но делу — время, потехе — час. Надо же и домой доехать, начальник там небось произвёл посадку и волнуется, как там его орлы отпрыгали, не посрамили ли честь аэроклуба? А то может деньги надо обратно возвращать, да платить неустойку? В общем, загрузились в машину типа санитарки, только зелёную, мне тут же поднесли бутылку холодного пива, и пока ехали, каждый в лицах рассказал, где, кто как приземлялся и о своих переживаниях. Оказалось, в стадион попали двое: майор Панин и прапорщик Витя Артамошин.
Второй прапорщик, уже не помню его фамилию, приземлился сразу за трибунами. Как он не пытался бороться с ветром, ничего не получилось. У нашей троицы шансов вообще не было. Во-первых, мы по высоте раскрывались выше. Во-вторых, у нас флаги — дополнительная парусность, это всё равно, что на яхте в попутный ветер спинакер выбросить. Поэтому попадания, 500 и 800 метров от цели соответственно, ну, и мой «рекорд» - 6-8 км от места, где надо было приземлиться, до сих пор не превзойдён. Это был мой 340 — ой по счёту прыжок 23 августа 1993 года. Я тогда ещё не знал, что пройдёт всего лишь ночь, и меня ждут не менее захватывающие переживания при очередной «показухе».