Муж по вечерам стал куда-то отлучаться. Заподозрив его в измене, жена готова была действовать. Ее сердце, словно загнанный зверь, металось в клетке подозрений, каждый стук отдавался эхом предательства. В голове роились картины, одна мрачнее другой, каждая – словно кинжал, вонзающийся в ее душу. Она представляла себе все, но никак не то, что услышала.
Однажды вечером, когда он вернулся с необъяснимой задержкой, она, вооружившись ядовитым спокойствием, потребовала объяснений. Его лицо, обычно такое открытое и любящее, было сейчас непроницаемым, словно каменная маска. Он долго молчал, собираясь с духом, и наконец произнес слова, которые обрушились на нее, словно лавина: "Я хожу на курсы… клоунов".
Она похолодела. Ожидание измены, этой банальной драмы, было для нее хоть и болезненным, но понятным. Но клоун? Это был удар под дых, сюрреалистический кошмар, в котором реальность исказилась до неузнаваемости. "Клоунов?" – переспросила она, слова повисли в воздухе, словно хрупкие мыльные пузыри. "Да, – ответил он, – я хочу дарить людям радость. Я понял, что моя жизнь слишком серая, и решил добавить в нее немного цвета".
В этот момент она поняла, что мир вокруг нее перевернулся с ног на голову. Измена была бы проще, понятнее, привычнее. Но клоун? Это было безумие, абсурд, который сломал все ее представления о муже, о браке, о жизни вообще. "Что ж, – подумала она, – добро пожаловать в цирк".
В голове у нее пронеслись картины: муж, в гриме, с красным носом, жонглирующий горящими факелами, муж, вылезающий из крошечного автомобильчика под грохот барабанов, муж, делающий уморительные рожи детям, которые визжат от восторга. Муж – клоун?! Боже, да это даже звучит как начало дурного анекдота. А каково это – жить с клоуном?!
И тут ее прорвало. Вместо истерики, вместо слез, ее разобрал дикий, неудержимый хохот. Она смеялась до колик, до слез, до полного изнеможения. Муж смотрел на нее, как на умалишенную, но в его глазах мелькнула робкая надежда на понимание. И, знаешь, возможно, он был прав. Жизнь и правда была слишком серой. И что может быть лучше, чем раскрасить ее яркими клоунскими красками?
"Ладно, – выдохнула она, отсмеявшись. – Покажи мне, чему тебя там научили. И если ты не сможешь меня рассмешить, пеняй на себя!" Муж облегченно вздохнул и тут же начал корчить рожи, пытаться жонглировать пультами от телевизора и издавать смешные звуки. Получалось у него, прямо скажем, не очень. Но ее сердце, вместо клетки подозрений, вдруг наполнилось каким-то теплом и нежностью.
Может, это и безумие. Может, их брак превратится в цирковое представление. Но, черт возьми, это будет их цирк! И кто знает, может, именно в этом абсурде и кроется секрет настоящего счастья? Ведь, в конце концов, жизнь – это и есть большой цирк, и разве не лучше смеяться над ним во весь голос, чем плакать в углу?
И цирк начался! Каждый день был как выступление, полное неожиданностей и импровизаций. Он приходил домой с разрисованным лицом, рассказывал уморительные истории о цирковых неудачах и показывал новые фокусы с исчезновением носков из стиральной машины. Да, иногда это было невыносимо. Да, соседи косились. Да, подруги крутили пальцем у виска. Но, боже мой, как же это было весело!
Она, в свою очередь, стала его главным зрителем и критиком. Она придумывала репризы, помогала оттачивать трюки и, главное, всегда смеялась. Даже когда шутки были ну совсем плоские. Ведь в конце концов, в цирке главное – это ощущение праздника, а не идеальное исполнение номеров.
Их дом превратился в филиал цирка. В гостиной стоял миниатюрный батут, на кухне жонглировали яблоками, а в ванной репетировали клоунский душ (без воды, разумеется!). И знаете что? Это было чертовски захватывающе! Они снова почувствовали вкус жизни, вкус приключения, вкус настоящего безумия!
И пусть мир считает их сумасшедшими. Пусть шепчутся за спиной. Им все равно. У них есть свой цирк. Свой смех. Своя любовь. И этого им вполне достаточно. Ведь, в конце концов, жизнь – это игра, и почему бы не сыграть ее по-клоунски, с широкой улыбкой и красным носом?
Их цирк крепчал. С каждым днем купол их безумия разрастался, грозя накрыть собой весь сонный район. Они стали настоящими звездами своего микрокосма, двумя лунатиками, танцующими под дождем из конфетти. Их дни были фейерверком импровизаций, а ночи – тихим шепотом общих грез, приправленных ароматом попкорна и волшебства.
Она стала его музой, его компасом, его луной в темной цирковой ночи. Он видел в ее глазах отражение своих самых безумных идей, и это давало ему силы жонглировать горящими факелами повседневности, не обжигая при этом ни единого пальца. Ее смех был его аплодисментами, его заслуженной наградой за каждый удачный трюк.
Их любовь превратилась в представление, в котором они оба были и актерами, и зрителями. Это был спектакль, где сценарий писался на ходу, где правила менялись по прихоти момента, где главным был лишь один закон: «Никогда не прекращай смеяться».
Их дом был их ареной, местом, где гравитация теряла власть, где время останавливалось, а реальность превращалась в калейдоскоп ярких образов. Они жили по принципу «Carpe Diem», выхватывая у жизни каждый миг, превращая его в яркий цирковой номер. Ведь, как говорил Бернард Шоу: "Мы перестаем играть не потому, что стареем, а стареем, потому что перестаем играть". И они, вопреки здравому смыслу, выбрали жизнь-игру, жизнь-цирк, жизнь, полную любви и безудержного хохота.