Дина была поздним ребёнком. Родила её Алла в тридцать пять лет, выйдя замуж уже беременной за музыканта-баяниста с простым деревенским именем Егор Иванович. Алла служила в драматическом театре, была актрисой, и всю себя посвящала сцене.
- Аллочка, может, всё-таки посидишь дома с Диной? Болеет она часто…- просил Егор жену.
- Ты же понимаешь, что я не могу бросить театр. А что такое пойти в полноценный декретный отпуск? Это – потерять роли, которые я так долго ждала и репетировала! Да ты с ума сошел. Лучше бы больше зарабатывал, зная, что дочери нужна няня, - сердилась Алла и убегала на репетиции.
Егор растил дочку по сути сам. Лишь на своё рабочее время, когда у него были уроки в музыкальном училище, где он преподавал класс баяна, нанимал няню – соседку-пенсионерку, которую боготворил, и называл «палочкой-выручалочкой…»
Алла пропадала в театре, занималась в спортивном зале, ходила в бассейн, следя за своей физической формой, объясняя мужу, что её тело и здоровье – её работа.
- Я всё понимаю, но хотя бы пока Динка маленькая, постарайся побольше уделять ей времени, а не только чмокнуть утром в щёку… - упрекал Егор.
Но Алла стремилась делать карьеру. Она грезила кино, пробовалась на эпизодические роли, и иногда ей удавалось попасть на такие бессловесные мизерные эпизоды в телесериалах. Летом театр уезжал на гастроли, и тогда подрастающая Дина и вовсе оставалась с отцом одна. Но девочка очень любила папу, и привыкла к тому, что мамы часто не бывает дома, а Егор делал всё, чтобы Дина ни в чём не нуждалась.
- У нас есть бабушка, и это очень хорошо, - говорил Егор о своей матери, которая в своё время тоже вырастила его одна, без мужа.
Но бабушка жила на другом конце города, и брала Дину только на выходные, потому что сама всё ещё работала.
- Поздний ты наш ребёнок, - улыбался Егор, гладя Дину по голове, - я ведь стал отцом почти в сорок лет… Всё не мог семью завести, не везло. А вот теперь ты у меня есть… И я счастлив, доченька…
Отец брал в руки баян, а Дина усаживалась рядом, взяв на «концерт» и свою куклу. Отец играл свой привычный репертуар начиная с вальсов Штрауса и заканчивая народными мелодиями и песнями… Но самой любимой песней Дины была «Боже, царя храни», однажды спетая отцом.
Девочка так прониклась необычной трогательной и молящей мелодией, и проникновенным исполнением папы, что просила и просила снова повторить песенку про царя. Лишь потом она узнала, что это был гимн Российской империи.
Отец тоже любил, когда Дина звонким детским голоском пела гимн, вытянувшись рядом с ним в струнку, и тогда бабушка, бывшая у них в гостях махала рукой, улыбалась и говорила сыну:
- Ну, нашёл чему научить девчонку. В школе за такие песни не похвалят…
- Так мы и пионерские разучим, всё впереди! – смеялся отец.
Однако разучить «приличные» песни им не довелось. Алла, вернувшаяся с гастролей, поставила мужа перед фактом ухода из семьи.
- Пойми, я человек творческий, и быт не для меня, Егор. Да, я снова влюбилась, и не стану от тебя ничего скрывать. Мы должны развестись, и я прошу тебя не устраивать скандалов. Давай пожалеем Диночку, - говорила Алла.
- Да, ты её пожалела… Каково ей будет без тебя? – вздохнул Егор.
- Как это без меня? Я Дину не бросаю. Я уезжаю в другой город, перевожусь в другой театр и беру её с собой, - ответила Алла, и словно нож вонзила в грудь Егора.
Егор так переживал, что получил пред инфарктное состояние и попал в больницу. Дине было в то время пять лет. Весь процесс развода прошёл для Егора как во сне. Он не представлял себе жизни без жены и дочери, но ничего объяснить Алле не мог, сколько бы ни уговаривал её подождать.
Так он остался один. Лишь телефонные звонки и редкие встречи с дочерью в другом городе, куда он ездил по договорённости с бывшей женой. Но Дина не забыла отца. Она так горячо встречала его, и так горьки были расставания, с истериками и слезами, что Алла запретила приезжать Егору до тех пор, пока девочка не повзрослеет и не привыкнет к новой жизни.
- Ты хочешь, чтобы она забыла меня поскорее? – негодовал Егор, - но ты не вправе. Понимаешь? Я – настоящий отец, а тот, новый твой супруг – только отчим, и то неизвестно какой.
- Тебе что за дело? – сердилась Алла, - надо делать так, как лучше всем нам, а не только тебе. Игорь не обижает Дину, у неё есть няня, которая с ней занимается. В конце концов, девочке уже седьмой год, скоро у неё будет много друзей в школе.
- Одноклассники не заменят семьи, отца и матери. А ты всё так же редко бываешь дома? – спрашивал Егор, - я бы хотел, чтобы на лето Дина была у нас с мамой…пожалуйста.
- Летом мы едем на гастроли, а Дина будет у моих родителей в Прибалтике. Я уже договорилась с ними, они ждут. Так что не в этот год, - как отрезала Алла.
Егор всё реже виделся с Диной, и всё так же со слезами оба расставались.
А потом девочка стала подрастать, семья переезжала пару раз с места на место. Алла поменяла театральную труппу, и уже снова была в разводе. Дина научилась быть самостоятельной. Она любила мать, потому что всегда скучала по ней, и не забывала отца. Но, зная, как не любит мама разговоры о папе, девочка почти никогда не вспоминала о нём при ней, молчала. И лишь пела его песни, оставаясь наедине дома…
Егор тоже привык, что перешёл на письма, на которые редко получал ответ от Аллы. Писала и его мать, Лидия Петровна, и ей иногда отвечала Дина короткими посланиями с разрешения матери.
Девочка неизменно передавала приветы папе, и писала, что хорошо учится и ходит в музыкальную школу учиться игре на фортепиано.
Лидия Петровна и Егор посылали для Дины деньги, а к Новому году посылки, в которые клали шоколад, куклы, и неизменно в особом конвертике сто рублей.
Дина обожала такие посылки. Даже когда она уже заканчивала школу, всё равно улыбалась куклам и книгам, и особенно этим сторублёвкам, потому что они были от бабушки Лиды, такой далёкой, полузабытой, как и отец…
Алла всегда презрительно относилась с таким сентиментальным подаркам.
- Твой отец будто не помнит твоего возраста. Всё куклы шлёт, и шоколадки, будто ты не доиграла… - смеялась она.
- Почему же? – заступалась Дина, - мы с ним действительно не доиграли…
- Ну, мы далеко живём друг от друга, доченька. Так бы я разрешала ему приезжать чаще. Но ты была очень ранимой в детстве. А теперь всё понимаешь, - отвечала Алла, смотрясь в зеркало и поправляя макияж.
Она уже старела. В театре ей давали возрастные роли, а она сопротивлялась таким «выпадам» со стороны режиссёра.
- И как они не видят, что я могу сыграть блестяще эту роль? А отдают её этой молодой вертихвостке – Белоусовой? – говорила она своему новому другу, курящему на кухне.
- У неё есть только одно преимущество, о котором ты уже и сказала: молодость… А ты, несомненно, талантливее, что говорить, - отвечал приятель.
Они уходили на репетицию, а Дина проветривала квартиру от запаха табачного дыма и вздыхала. Она уже понимала, что мать никогда не любила никого по-настоящему, кроме себя самой…
Память об отце, который души не чаял в ней, Дина пронесла в глубине души, и оно – это солнечное счастье, ещё теплилось, не угасало, и звало.
Вот она уже и самостоятельная девушка, закончила музыкальное училище, а любви в её жизни как не было, так и нет. Глядя на бурную личную жизнь матери, с меняющимися кавалерами, сожителями, мужьями, Дина не хотела такой же судьбы.
И её увлечения не приводили к любви настоящей, о которой она только в романах читала и видела в кино. Парни, пытающиеся завести роман с Диной, считали её несовременной, а она не находила в них ни одной капли сходства с настоящим мужчиной: сильным, умным, мужественным и бесконечно добрым. Таким, как был её отец.
Так шли годы. Общение с папой сошло к тому времени на короткие открытки к праздникам… В каждой отец писал свой адрес, и просил приезжать к нему в гости.
Как он выглядел, Дина уже и представить себе не могла. От матери она слышала, что папа давно не работает в училище, потому что стал пить, опустился, и не присылает им денег.
- А может, ему плохо? А вдруг он болен? – спросила однажды на это у матери Дина.
- Доченька, всё может быть. Но мы уже давным-давно не семья. Более того, мы разные планеты. Нет, разные галактики! – со смехом ответила мама.
А у Дины так стало тошно на сердце, что она ушла в свою комнату и тихо заплакала. Тихо – чтобы не слышала мама…
Когда мать снова уехала летом на гастроли, а Дине дали в музыкальной школе, где она работала, большой отпуск, она, не сомневаясь, собрала свою дорожную сумку и села в поезд. Всю дорогу она держала в кармане последнюю открытку от отца с обратным адресом, который давно знала наизусть.
- Девушка, вы куда едете? – услышала она незнакомый голос, и увидела симпатичного парня, севшего рядом на короткой остановке.
- А? – улыбнулась Дина, - куда еду? Домой…
Вскоре показался вокзал родного города, такого забытого, словно выплывшего из тумана её детских снов. Парень заботливо подал ей руку – он тоже выходил в этом городе.
Они шли вместе до центра городка, и Дина так смотрела на улицы, не узнавая тут ничего, а он успел назначить ей свидание на следующий день. Она согласилась автоматически, чтобы он быстрее закончил разговор, и она осталась наедине со своими мыслями и чувствами.
- Я хочу написать всё-таки тебе свой телефон. Мало ли… Вдруг понадоблюсь раньше. Вижу, что ты давненько дома-то не была. Вон глаза у тебя какие.
- Какие? – спросила Дина.
- Удивлённые и …красивые очень. Так есть клочок бумаги какой-нибудь? – спросил он.
- Вот, - Дина вынула из кармана уже довольно помятую отцовскую открытку, - напиши тут в уголке.
Парень написал в уголке свой номер телефона и имя – Саша. А потом всмотревшись в почерк на открытке, и подпись, сказал:
- Так… Нехорошо читать чужие послания, но это же писал наш учитель пения – Егор Иванович, если я не ошибаюсь… Так?
- Да, и я его дочка…Неужели тут все друг друга знают? Я только ступила на землю, а меня уже знают… - наконец, улыбнулась она.
- Так родина… - сказал Саша и помахав ей рукой, поспешил к подъехавшему на остановку автобусу, - до встречи! Обязательно приходи! И звони!
Дина огляделась. Центр городка представлял из себя площадь с многочисленными магазинчиками, а вниз, к реке звала спускающаяся улочка со старинными домами эпохи девятнадцатого столетия. Туда и направилась Дина, но через пару минут ей послышались знакомые мелодии, и она пошла на зов музыки.
Звуки хриплого баяна разливались по старому бульвару, где столетними охранниками служили липы и тополя, а на скамейках сидели старушки с собачками, как и в старинные времена, и рядом бегали их внучата.
Музыка звала и рвала Дине душу. Она, уже волнуясь, подошла к одной из скамеек, где сидел бородатый дед. Седые его волосы были покрыты кепкой, борода почти касалась баяна, а очки с толстыми стёклами загораживали лицо так, что и человека рассмотреть было невозможно. Но играл он хорошо, словно окунувшись в свой мир, и не замечая никого вокруг даже в своих сильных очках.
У Дины подкашивались ноги. Она села на соседнюю лавочку и готова уже была разреветься от ужаса и радости, охватившей её одновременно. Она знала эти мелодии досконально! Их играл отец. И только он играл именно так! Она украдкой рассматривала его со стороны, поражаясь переменам в его внешности. Скромная поношенная одежда, старенький баян, но всё те же быстрые пальцы, ловко перебегающие по кнопочкам инструмента…
Дина еле сдерживалась, чтобы не зареветь, но немного придя в себя, решила не устраивать театральных сцен, которые так не любила из-за вечной игры матери. Она отдышалась, встала и прошлась мимо отца. Он словно не видел её, весь углублённый в музыку. Однако через миг перестал играть, и замер на какое-то время, а Дина поняла, что он очень плохо видит.
Тогда она подошла, встала рядом и запела.
- Бооже, царя храни! – выводила она трогательно, как тогда, в детстве, - сильный, державный, царствуй на славу, на славу нам…
Старый музыкант замер, будто и дышать перестал. Он смотрел на девушку, и даже не пытался подыгрывать ей, руки дрожали и баян едва не падал с колен.
- Бооже, царя храни, - Дина уже подошла к отцу и села перед ним на корточки, взяв в свои ладошки его ладони, - сильный, державный, царствуй на славу, на славу…
Голос её задрожал, и она замолкла. Отец тоже молчал, вцепившись в руки дочери как за соломинки утопающий…
Слёзы лились по его щекам, а Дина уже сняла с его лица очки и вытирала лицо папы своим платочком. Она села на скамейку рядом, обняла его за плечи, а он так и не мог пошевелиться и что-то сказать, и только придерживал одной рукой свой старенький баян, порывисто вздыхая.
Через полчаса они уже шагали под руку к дому бабы Лиды. Отец рассказывал, что он давно живёт у бабушки, после того, как ей стала необходима помощь.
- Мне уже шестьдесят восемь, - говорил он, - а бабе Лиде почти девяносто. Ой, надо бы её предупредить как-то, что ты приехала, чтобы не стало ей плохо от счастья…
- Ты так и не женился больше, папа? – только спросила Дина, - так и остался один?
- Почему один? – отец посмотрел прямо в лицо Дины, - во-первых, у меня есть ты. Во-вторых, мама! А это, уже знаешь ли… Очень много! И очень хорошо. Вот видишь, и ты приехала! Вот радость!
Бабушка Лида, вопреки представлениям Дины, выглядела очень бодро. После первых ахов и охов, объятий и расспросов, она усадила внучку и сына за стол и начала хлопотать об ужине. Дина тут же стала ей помогать, а Егор Иванович сидел и наблюдал картину со стороны, как фантастический фильм.
Долго ещё говорили они обо всём. В основном расспрашивали Дину о её жизни, учёбе, работе и планах.
- А у нас тоже не хватает музыкантов в городе. Я вот и то успел даже в обычной школе поработать уже будучи на пенсии, - говорил Егор Иванович, - а вот если бы ты приехала к нам, то и тебе место нашлось.
Все замолчали. Отец и бабушка с надеждой смотрели на Дину, а она ответила:
- Одно могу сказать точно: теперь я надоем вам. Непременно буду ездить, а насчёт того, чтобы перебраться, обязательно подумаю… Эх, как же хорошо дома!
Столько искренней радости и тепла Дина давно не испытывала. Дни полетели как драгоценные жемчужины в общении, общих делах, и прогулках по городу. Сопровождал её по улочкам и местам детства Саша, который почти каждый день просил свиданий и явно был очарован Диной.
А она успевала всё: и бабушке помочь навести порядок в квартире, и с отцом побеседовать, и даже сходить вместе в театр, который она с детства помнила, как мамину работу.
Егор Иванович неутомимо уговаривал Дину вернуться.
- Ты хотя бы на время приезжай. Ну, что тебя там держит в большом городе? А тут мы все на виду, ты такая красавица и умница. Я рад, что музыкальный талант тебе передался. Хоть от меня что-то полезное в жизни осталось, - говорил Егор.
- Не что-то, а главное, папа. Знал бы ты, сколько раз я вспоминала наши с тобой песни и концерты… - говорила ему Дина, - я ничего не забыла.
А потом она уехала. Саша проводил её до поезда, и она умчалась к себе в областной город. Но любовь всё-таки достучалась до её сердца. Причём, любовь троих дорогих людей.
Так она и сказала, когда вернулась через месяц обратно.
- Как же мне было не приехать? – обнимала она бабушку и папу, - вы, да ещё Сашка каждый день названивал, и грозился забрать меня оттуда самолично…
- Выходи за него, - советовала бабушка Лида, - отец его знает, хороший парень ещё в школе был. Живите в квартире папы, а мы тут, у меня. Чего ещё для счастья надо? Семья – самое главное. А работа всюду найдётся.
Присмотревшись к отцу и поговорив потом с бабушкой, Дина поняла, что никакой зависимости от алкоголя у папы не было и нет. С годами у него ослабло зрение, но он продолжал работать до самой пенсии. А то, что говорила мама о нём - только наговоры, неизвестно откуда-то взявшиеся… Дина даже не стала выяснять почему мать ей так говорила. Наверное, оттого, что не хотела бы, чтобы Дина общалась с отцом.
Алла негативно приняла решение дочери переехать к отцу. Она даже перестала разговаривать с Диной, объявив ей тем самым бойкот. Но когда потом узнала, что дочь собирается замуж, то поняла мотивы её переезда и простила вольность. Она не приезжала на скромную свадьбу Дины, потому что была занята в это время в спектакле, который снимало телевидение. Дина даже не обиделась на мать, потому что знала, что работа для мамы всегда была на первом месте.
Она была счастлива теперь, как и раньше, в далёком детстве. Её окружали родные и любимые люди, а к матери она ездила с мужем в гости, изредка навещая её. Алла с радостью принимала Дину и Сашу, и взахлёб рассказывала им о своём успехе, о поклонниках и о творческих планах.
- Мама не меняется… - вздыхала, уезжая домой Дина, - вся наша жизнь – игра. Вот уж точно. Хоть бы когда спросила о папе. И за что ему так досталось?
- Слава Богу ты меня любишь, а она его просто не любила… - отвечал ей Саша, обнимая, - не мучай себя. Ведь и папа, и бабушка и мы с тобой счастливы. Да и мама твоя вся в искусстве, и это – её счастье. Пусть так и будет. Равновесие восстановилось. Всем – по кусочку теплого неба…
Дина целовала мужа и засыпала на его плече под мерное постукивание поезда. Хорошо, когда есть это плечо – на которое можно опереться, согреться душой и засыпать…
Спасибо за ЛАЙК, ОТКЛИКИ и ПОДПИСКУ! Это помогает развитию канала.
Поделитесь, пожалуйста, ссылкой на рассказ! Благодарю за донат.