Лиза сидела в машине возле родительского дома уже двадцать минут, сжимая руль побелевшими пальцами. Дмитрий молча курил на пассажирском сиденье, глядя в окно. Они должны были войти ещё полчаса назад.
— Может, развернёмся? — тихо предложила она. — Скажем, что заболела.
— Мама уже всё приготовила, — ответил он, не поворачивая головы. — Она три дня готовила. Специально для нас.
"Специально для нас" означало "специально для того, чтобы показать, какая я неблагодарная". Лиза знала этот код.
Они встречались полгода, прежде чем Дмитрий решился познакомить её с матерью. Первая встреча прошла в напряжённой вежливости: Вера Николаевна оценивающе смотрела на Лизину короткую стрижку, на отсутствие украшений, на джинсы и свитер вместо платья.
— Милая, а у тебя волосы всегда такие... короткие? — спросила она с мнимой заботой.
— Мне так удобнее. Я веду активный образ жизни.
— Активный, — повторила Вера Николаевна, растягивая слово, как горькую пилюлю. — Димочка, а ты не хочешь, чтобы твоя девушка выглядела по-женски? Мужчинам же нравятся длинные волосы, косы... Правда ведь?
Дмитрий промолчал, уткнувшись в тарелку.
С тех пор прошло восемь месяцев. Восемь месяцев Лиза пыталась найти точку соприкосновения с будущей свекровью. Она приходила помогать с уборкой, соглашалась на долгие разговоры за чаем, слушала истории о том, как Вера Николаевна "правильно" воспитывала сына. Но каждый раз, после каждого визита, она выходила из квартиры опустошённой, словно из неё высасывали что-то важное.
— Пойдём, — сказал Дмитрий, гася сигарету. — Чем дольше тянем, тем хуже.
Лиза кивнула. Они вышли из машины и направились к подъезду.
*****
Дверь открылась до того, как они успели позвонить. Вера Николаевна стояла на пороге в выглаженном тёмно-синем платье, с идеальной укладкой и напряжённой улыбкой.
— Наконец-то! — воскликнула она, целуя сына в щёку и лишь кивнув Лизе. — Я уж думала, вы передумали. Заходите, заходите, всё стынет.
Квартира пахла жареным мясом и свежей выпечкой. На столе в гостиной красовались пироги, салаты, запечённая курица, домашние соленья. Всё было расставлено с педантичной аккуратностью.
— Вера Николаевна, вы так постарались, — сказала Лиза, искренне восхищённая. — Спасибо большое.
— Для сына ничего не жалко, — ответила хозяйка дома, подчёркивая "для сына". — Садитесь, не стесняйтесь. Лиза, милая, ты же ешь мясо? Или у тебя опять какие-то новомодные диеты?
— Ем, спасибо.
Они сели за стол. Дмитрий наливал всем компот, старательно избегая взглядов. Вера Николаевна накладывала еду на тарелки, не спрашивая, что кто хочет.
— Знаете, Лизонька, — начала она, когда все уже начали есть. — Я тут случайно наткнулась на ваш профиль в интернете. У вас там такие... интересные фотографии. На скалодроме, на велосипеде... Вы что, профессиональная спортсменка?
— Нет, просто увлекаюсь. Мне нравится активный отдых.
— Активный, — снова повторила свекровь, как мантру. — А семью создавать когда собираетесь? Или это тоже "активный отдых"?
Лиза почувствовала, как внутри что-то сжалось.
— Мама, — негромко сказал Дмитрий.
— Что "мама"? Я просто интересуюсь. Моему сыну уже тридцать два года. Все его одноклассники давно женаты, у них дети. А он всё встречается. Встречается! Будто ему пятнадцать.
— Мы обсуждаем эту тему, — ровно ответила Лиза. — Просто не торопимся.
— Не торопитесь, — Вера Николаевна отложила вилку и впилась взглядом в девушку. — А вы знаете, сколько мне лет? Шестьдесят один. Шестьдесят один год, Лиза. Я хочу увидеть внуков, пока ещё могу им что-то дать. Или вам на это наплевать?
— Мама, прекрати, — жёстче повторил Дмитрий.
— Я прекращу, когда ты начнёшь думать головой, а не... — она замолчала, но недосказанность была красноречивее любых слов. — Димочка, родной мой, я же хочу тебе добра. Ты у меня единственный, я всю жизнь тебе посвятила. Отец бросил нас, когда тебе было пять лет, помнишь? Я одна тебя вырастила, всем пожертвовала. Я даже не вышла замуж повторно, чтобы ты не мучился с отчимом.
Лиза видела, как Дмитрий сжимается под этим монологом. Она видела, как из взрослого мужчины он превращается в виноватого мальчика.
— Мама, я всё помню и всё ценю, но...
— Но? — перебила Вера Николаевна. — Нет никаких "но", Дима. Есть долг. Есть уважение к матери. Я не прошу тебя отказаться от личной жизни, я прошу задуматься, с кем ты её строишь.
Воздух в комнате сгустился. Лиза положила вилку, чувствуя, как учащается сердцебиение.
— Вера Николаевна, если у вас есть ко мне претензии, давайте обсудим их открыто, — сказала она, удивляясь собственному спокойствию.
— Претензии? — женщина театрально удивилась. — Какие претензии, милая? Я просто беспокоюсь. Вот вы, например, работаете тренером в фитнес-клубе. Это же нестабильно, правда? Сегодня есть клиенты, завтра нет. А семью содержать надо. Дима хоть инженер, хоть стабильный доход. А вы...
— Я зарабатываю достаточно, — Лиза старалась не повышать голос. — И я не планирую сидеть дома.
— Не планируете? — Вера Николаевна всплеснула руками. — А кто будет детей воспитывать? Кто будет дом хранить? Или вы считаете, что мужчина должен и деньги зарабатывать, и за детьми следить, и по дому убирать?
— Я считаю, что мы с Димой можем распределить обязанности так, как нам удобно.
— Как вам удобно! — женщина рассмеялась горько. — Слышишь, Дима? Как им удобно! А по-человечески, по-нормальному жить — это уже не модно?
Дмитрий побледнел и стиснул челюсти.
— Мама, хватит.
— Что "хватит"? Я не имею права высказать своё мнение? В собственном доме? Ты позволишь этой... этой девушке затыкать мне рот?
— Я никого не затыкаю, — тихо сказала Лиза. — Но я не согласна с тем, что женщина обязана отказываться от карьеры и желаний ради семьи.
— Обязана! — Вера Николаевна ударила ладонью по столу. — Именно обязана! Потому что такова природа! Потому что так было всегда! Я отказалась от всего ради Димы, и он вырос хорошим человеком. А вы хотите, чтобы он прозябал с женой, которая больше думает о своих мышцах, чем о муже!
Лиза встала из-за стола. Руки дрожали, но она держалась прямо.
— Дима, я пойду. Спасибо за ужин, Вера Николаевна.
— Сиди, — резко сказал Дмитрий, хватая её за запястье. — Мама, извинись перед Лизой.
Вера Николаевна вскочила, глаза её наполнились слезами.
— Я?! Я должна извиняться?! Перед ней?! Дима, ты слышишь себя? Ты требуешь, чтобы твоя мать извинялась перед какой-то... перед ней!
— Да, — Дмитрий тоже поднялся, но голос его дрожал. — Потому что ты была неправа.
— Неправа?! — женщина схватилась за сердце, лицо исказилось. — Я неправа?! Я, которая всю жизнь тебя растила, которая ночей не спала, когда ты болел, которая отказалась от личного счастья?!
Она начала тяжело дышать, опустилась на стул.
— Мне плохо... Дима, мне плохо... Сердце...
Дмитрий бросился к ней, забыв про Лизу.
— Мама! Мама, что с тобой? Лиза, вызови скорую!
Но Лиза стояла, не двигаясь. Она видела, как Вера Николаевна, прижимая руку к груди, искоса наблюдает за реакцией сына. Видела, как та контролирует дыхание, добавляя драматизма.
— Дима, — негромко сказала Лиза. — Она притворяется.
Дмитрий обернулся к ней с таким ужасом, будто она предложила убить кого-то.
— Ты что несёшь?! Ты видишь, что ей плохо!
— Я вижу спектакль.
Вера Николаевна застонала громче.
— Димочка... у меня... таблетки... в тумбочке...
Дмитрий метнулся в спальню. Лиза подошла ближе к свекрови и присела на корточки, глядя ей прямо в глаза.
— Вера Николаевна, — сказала она очень тихо. — Я знаю, что вы сейчас делаете. И я понимаю, почему. Вы боитесь потерять сына. Боитесь остаться одна. Но то, что вы творите — это разрушает его.
Женщина перестала стонать. Глаза её стали холодными и ясными.
— Ты ничего не понимаешь, — прошипела она. — Он мой сын. Мой. Я его родила, я его вырастила. И я не позволю тебе его забрать.
— Я не забираю. Я люблю его.
— Любишь? — Вера Николаевна усмехнулась. — Ты даже не знаешь, что такое любовь. Любовь — это жертва. Любовь — это отказ от себя. А ты просто хочешь удобного мужчину, который будет подстраиваться под твои капризы.
— Любовь — это не жертва, — возразила Лиза. — Любовь — это свобода. Свобода быть собой рядом с другим человеком.
— Какая свобода? — женщина встала, и Лиза отшатнулась от внезапной ярости в её лице. — Ты хочешь, чтобы он был свободен? Хорошо. Освобожу его от тебя прямо сейчас.
Дмитрий вернулся с таблетками и стаканом воды. Вера Николаевна снова схватилась за грудь.
— Спасибо, родной... — она взяла таблетку, запила водой, потом посмотрела на сына влажными глазами. — Димочка, я не хочу тебя расстраивать, но я должна сказать. Либо она, либо я. Я не могу больше так. Моё сердце не выдержит.
Дмитрий застыл с пустым стаканом в руках.
— Мама, что ты говоришь...
— Я говорю правду. Выбирай. Или эта девушка, которая даже о детях думать не хочет, или твоя мать, которая отдала тебе всю жизнь.
Повисла тишина. Лиза смотрела на Дмитрия, на его растерянное, измученное лицо. Она видела, как он разрывается, как пытается найти слова, которые не обидят никого.
— Дима, — тихо сказала она. — Не отвечай сейчас. Подумай. Я подожду на улице.
Она взяла куртку и вышла из квартиры, прикрыв за собой дверь.
*****
Лиза стояла у подъезда уже час. Стемнело. Начал накрапывать дождь. Она не знала, ждать ли дальше или просто уйти. Несколько раз она порывалась вызвать такси, но останавливала себя.
Наконец дверь подъезда открылась. Дмитрий вышел, сутулясь, с красными глазами.
— Прости, — сказал он хрипло. — Прости меня.
Лиза шагнула к нему, но он поднял руку.
— Не надо. Я... я не могу. Она моя мать. Она действительно всю жизнь мне отдала. Я не могу просто взять и бросить её.
— Я не прошу тебя бросать её, — голос Лизы дрожал. — Я прошу тебя отстоять свою жизнь. Свой выбор.
— Мой выбор? — он горько рассмеялся. — Лиза, у меня нет выбора. Понимаешь? Если я выберу тебя, она действительно заболеет. Или сделает что-то с собой. Она способна. Я её знаю.
— И что ты будешь делать? Всю жизнь жить по её указке? Жениться на той, кого она одобрит? Рожать детей, когда она скажет?
— Я не знаю! — крикнул он, и в его голосе была такая боль, что Лиза отступила. — Я не знаю, что делать! Я люблю тебя, но я не могу её бросить!
Лиза молчала. Дождь усиливался, холодные капли стекали по лицу, смешиваясь со слезами.
— Значит, ты уже выбрал, — сказала она наконец.
Дмитрий опустил голову.
— Прости.
Лиза развернулась и пошла прочь, не оглядываясь. За спиной она слышала его сдавленные всхлипы, но не остановилась.
В окне на четвёртом этаже стояла Вера Николаевна и смотрела вниз, сложив руки на груди. На её лице была не радость победы, а что-то другое. Что-то похожее на опустошение.
Вопросы для размышления:
- Можно ли считать Веру Николаевну жертвой собственного воспитания и обстоятельств, или она сознательно выбрала путь манипуляции? Где проходит граница между "я боюсь потерять самое дорогое" и "я сознательно разрушаю чужую жизнь"?
- Если бы Дмитрий выбрал Лизу в тот вечер, был бы этот выбор по-настоящему свободным, или он просто заменил бы одну зависимость на другую? Что вообще значит "сделать свободный выбор" для человека, который всю жизнь учился подчиняться?
Советую к прочтению:
