Катя доставала из духовки кулебяку, когда щёлкнул дверной замок. Она чуть не обожглась, торопилась, но всё же успела поставить противень на плиту и накрыть его чистым полотенцем. По кухне разлился тёплый, сытный запах капусты, грибов и теста. Катя вытерла руки о фартук и прислушалась.
Егор задержался в коридоре. Обычно он сразу проходил на кухню, негромко звал её по имени, чмокал в щёку, спрашивал, как прошёл день, и уже потом начинал раздеваться. Сегодня всё было иначе. Сначала щёлкнула вешалка, потом глухо упали ботинки, раздался звук расстёгиваемой молнии куртки. Катя стояла у стола, ожидая привычных шагов, но их не было. Вместо этого Егор, не заглянув на кухню, прошёл прямо в гостиную.
Катя вздохнула и сняла фартук. Всё-таки успела: кулебяка была готова как раз к его приходу. Она поправила скатерть, поставила на стол тарелки, нарезала хлеб. В доме было чисто, аккуратно, как всегда. За окном уже темнело, фонари зажглись, и в стекле отражалась кухня, уютная, тёплая, давно обжитая.
Егор сидел в гостиной, не включая свет. Он смотрел в окно, но взгляд его был рассеянным. Разговор с другом всё ещё звучал в голове, словно не хотел отпускать. Они встретились днём, случайно, у офиса. Женька был прямолинеен, как всегда, и после пары дежурных фраз спросил без обиняков, признался ли он жене. Егор тогда отмахнулся, сказал что-то неопределённое и поспешил уйти. Но вопрос остался.
Он давно старался не возвращаться к той истории. Считал её закрытой, законченной, не имеющей продолжения. Всё было давно, в другое время, при других обстоятельствах. Он убедил себя, что это не стоит ни воспоминаний, ни тем более разговоров. Но сегодня разговор с Женькой выбил его из привычного равновесия.
Катя появилась в дверях гостиной, вытирая руки полотенцем.
— Ужин готов, — сказала она спокойно. — Ты что-то задержался сегодня.
Егор буркнул, не поворачивая головы.
— Сейчас приду.
Она постояла ещё секунду, словно ожидая продолжения, потом вернулась на кухню. Поставила чайник, достала из шкафа заварку, разложила по блюдцам варенье. Всё делала размеренно, как привыкла за многие годы.
Егор вошёл на кухню позже, сел за стол молча. Катя разрезала кулебяку, аккуратно разложила куски по тарелкам. Он ел медленно, почти не глядя на неё. Обычно за ужином они перекидывались словами о дочерях, о внуках, о делах и планах. Сегодня разговор не складывался.
— Вкусно, — сказал он наконец, скорее по привычке.
— Я рада, — ответила Катя и села напротив.
Она смотрела на него внимательно. За годы совместной жизни она научилась замечать малейшие перемены в его поведении. Сейчас он был не таким, как всегда: сдержанным, каким-то напряжённым, будто мыслями находился далеко отсюда.
После ужина Катя стала убирать со стола. Егор поднялся, прошёлся по кухне, затем снова ушёл в гостиную. Он взял телефон, посмотрел на экран, но не стал никому звонить. Положил его рядом и снова уставился в окно.
Катя мыла посуду, слыша за спиной его шаги, его дыхание, редкий скрип пола. В доме стояла непривычная тишина. Она закончила с посудой, вытерла раковину и, не спеша, вышла к мужу.
— Ты сегодня какой-то не такой, — сказала она ровно. — Что-то случилось?
Егор поднял на неё глаза. Он открыл рот, словно хотел ответить, но снова замолчал. Потом кивнул, больше себе, чем ей.
— Поговорим позже, — сказал он. — Хорошо?
Катя пожала плечами.
— Как хочешь.
Она ушла в спальню, оставив его одного. Егор остался сидеть, понимая, что разговор, которого он избегал, всё равно состоится.
Жена у него два года назад лежала в больнице. Сначала это были обследования, затем операция, потом ещё одна. Катю забрали внезапно, в разгар осени, когда они только собирались ехать к родственникам. Он тогда остался один в пустой квартире, где всё напоминало о привычной жизни: аккуратно сложенное бельё, её халат на спинке стула. Дни потянулись однообразные, занятые работой и редкими звонками в больницу.
Он ездил к ней, как позволяли часы приёма, привозил фрукты, тёплые носки, книги. Врачи говорили сухо, без лишних слов, и он слушал, кивал, подписывал бумаги. Катя держалась спокойно, расспрашивала о доме, о дочерях, о внуках. А он возвращался в пустую квартиру и ложился спать в тишине.
На работе тогда был завал. Проекты накладывались один на другой, сроки сжимались. Он задерживался допоздна, иногда оставался ночевать в кабинете на диване. В одном из соседних отделов работала Юлька, молодая, расторопная, с живыми глазами. Она сама предложила помочь, когда увидела, что он не успевает. Сначала это были рабочие разговоры, расчёты, правки.
Однажды шеф сказал, чтобы проект был готов к утру. Времени не оставалось. Юлька предложила поехать к ней, у неё дома был ноутбук помощнее, да и работать вдвоём будет быстрее. Он согласился без лишних раздумий. Они приехали поздно, разложили бумаги, включили компьютер. Работали молча, сосредоточенно. К полуночи основная часть была готова.
Юлька достала из шкафа бутылку коньяка.
— За окончание, — сказала она просто.
Он не отказался. Выпили по рюмке, потом ещё. Напряжение дня постепенно спало. Разговор стал свободнее, не о работе. Она рассказывала о себе, о съёмной квартире, о том, как недавно переехала в город. Он слушал, кивал, отвечал коротко.
Когда стало поздно, Юлька предложила остаться. Так было проще, чем ехать через весь город. Он согласился. Она постелила на диване, сама ушла в комнату. Потом вернулась, легла рядом, словно так и было задумано. Утром они встали рано, допилили последние правки и разъехались по делам.
С тех пор он стал заходить к ней чаще. Иногда по работе, иногда просто так. Она была внимательной, услужливой, всегда готовой помочь. Не задавала лишних вопросов, не требовала обещаний. Всё происходило без слов и объяснений.
Когда Катю выписали из больницы, он сказал Юльке, что всё закончено. Сказал прямо, без долгих разговоров. Она не возражала, приняла это спокойно. Больше они не встречались.
Он был уверен, что на этом всё и осталось. Прошло время, жизнь вернулась в привычное русло. Катя снова была дома, хозяйничала, строила планы. Он старался не возвращаться мыслями к тому периоду.
И вот сегодня Женька сказал ему, что у Юльки родился ребёнок. Сказал, что она сама попросила передать эту новость. Ребёнок был его. Сын. У него, у которого были две взрослые дочери, давно живущие своими семьями.
Егор сидел в гостиной и смотрел в окно, вспоминая разговор. Женька говорил спокойно, словно сообщал обычный факт. А у него в голове всё смешалось: больничные коридоры, ночные поездки, та квартира, запах коньяка.
Он понимал, что прошлое не исчезло, как ему казалось. Оно просто ждало своего часа, чтобы напомнить о себе.
Катя долго стояла в дверях гостиной, глядя на мужа. Свет был включён, и она ясно видела его осунувшееся лицо. Она не помнила, когда в последний раз он сидел вот так, не включая телевизор и не листая телефон, просто глядя в одну точку.
— Ты хотел поговорить? — спросила она.
Егор словно вздрогнул и поднялся с кресла. Прошёлся по комнате, остановился у окна, потом повернулся к ней.
— Кать, я виноват перед тобой, — сказал он ровно. — Я должен тебе всё рассказать. Только прошу, не делай поспешных выводов.
Катя подошла ближе и села на край дивана.
— Говори, — ответила она. — А то ты меня уже напугал.
Он помолчал, словно подбирая слова.
— У меня родился ребёнок. От другой женщины.
Катя посмотрела на него, не сразу понимая смысл сказанного.
— Что? — переспросила она. — Я не ослышалась?
Егор не ответил. Он стоял, опустив руки, и молчал.
— Кто она? — спросила Катя после паузы.
— Какая разница, Кать? — сказал он. — Для меня она ничего не значит. Так… небольшая интрижка.
Он говорил это так, будто объяснял что-то простое и давно решённое. Катя слушала молча. Она сидела прямо, сцепив руки на коленях. Мысль о том, что муж может уйти, прозвучала без слов, но ясно. Она знала свой возраст, знала его возраст. Пятьдесят пять — не тот срок, когда мужчины считают свою жизнь законченной.
— Так ты уходишь к ней? — спросила она.
Егор сделал шаг к ней и попытался взять её за руку.
— Ты всё не так поняла, — сказал он поспешно. — Я никуда не собираюсь уходить.
Катя отдёрнула руку и встала.
— Тогда зачем ты мне это говоришь?
— Потому что это всё равно всплывёт, — ответил он. — И я решил сказать сам. Мне, возможно, придётся помогать этому ребёнку, Юльке.
Имя прозвучало в комнате отчётливо. Катя пристально смотрела, словно принимая информацию к сведению. Она отошла к окну, встала спиной к мужу.
— Я поняла, — сказала она. — Больше ничего нет?
— Нет, — ответил Егор. — Это всё.
В комнате снова стало тихо. За окном проезжали машины, на светофоре менялся свет. Катя постояла ещё немного, потом вышла из гостиной. Егор остался один, понимая, что сказанное им уже не вернуть.
Катя сидела за кухонным столом, не двигаясь. Часы на стене тикали ровно и громко, как будто подчёркивали каждую минуту. Она смотрела на узор скатерти, на крошки хлеба, оставшиеся после ужина, и не торопилась вставать. Разговор уже закончился, но тишина не рассеивалась.
Она знала немало примеров, когда женщины не прощали такого. В отделе работала Сонька… та ушла от мужа, когда узнала о другой женщине, да ещё и с маленьким ребёнком. Тогда многие крутили у виска, обсуждали, но Сонька не вернулась. Катя это помнила. И понимала, что каждый такой выбор имеет свою цену.
Двадцать восемь лет вместе не вычеркнешь одним разговором. За это время было всё: переезды, ремонты, болезни, свадьбы дочерей, рождение внуков. Дом, в котором каждая вещь стояла на своём месте, тоже был частью этой жизни. Катя поднялась, налила себе воды, выпила и снова села.
Дверь в прихожей открылась.
— Мам, пап, вы дома? — раздался голос Лизы.
Катя вздрогнула и встала. Егор вышел из гостиной почти одновременно с ней. Лиза прошла на кухню, сняла куртку, положила сумку на стул.
— Я на минутку, — сказала она. — Решила заехать по дороге.
Она говорила оживлённо, не замечая напряжения. Рассказала, что Елисей уже делает первые шаги, что они с мужем думают съездить в отпуск, если получится.
— Мы хотели попросить вас, — сказала Лиза, улыбаясь. — Возьмёте его к себе на две недели? Совсем ненадолго.
Катя словно обрадовалась.
— Конечно, — ответила она. — Привозите.
Егор тоже подтвердил, не глядя на неё. Лиза ещё немного посидела, поговорила о делах, потом засобиралась. Попрощалась, поцеловала мать в щёку и ушла.
Когда дверь за дочерью закрылась, в квартире снова стало тихо. Катя прошла в комнату, начала убирать со стола, расставлять вещи по местам. Всё было привычно и знакомо.
Она понимала, что жизнь пойдёт дальше так же, как и шла. Всё остальное ей придётся пережить самой и жить дальше, не показывая, что что-то изменилось.