— Ты просто зажралась, Диана! Ты бросаешь семью, ломаешь жизнь Вадиму ради своих минутных прихотей! Ты хоть понимаешь, как это выглядит со стороны?!
Голос моей сестры, Ирины, звенел в пустой гостиной, перекрывая шум дождя за окном. Она стояла у окна, скрестив руки на груди, и смотрела на меня так, будто я только что призналась в серийных убийствах, а не в том, что подала на развод после двенадцати лет брака.
— Прихотей? — я усмехнулась, чувствуя, как внутри ворочается тяжелый, холодный ком. — Ира, я два года не сплю без таблеток. Я похудела на десять килограммов не от хорошей диеты, а от того, что меня тошнит от самой себя в этом доме. Ты называешь это прихотью?
— Вадим — золотой человек! — Ира резко обернулась. Ее лицо пошло красными пятнами. — Он обеспечивает тебя, терпит твои вечные депрессии, твою «творческую натуру». Да любая на твоем месте в ноги бы ему кланялась! А ты? Тебе скучно стало? Захотелось романтики, как в твоих книжках?
Я смотрела на нее и не узнавала. Мы росли вместе, делили одну комнату, одни секреты. Или мне так только казалось? В этот момент я впервые отчетливо увидела: между нами нет никакой близости. Есть только ее фанатичное желание сохранить картинку «идеальной семьи Раневских», в которую так удобно вписывался мой муж.
Вадим и правда умел очаровывать. Благодетель, меценат, душа компании. Идеальный фасад, за которым скрывалась пустота. Тихая, высасывающая все силы пустота.
— Он не золото, Ира. Он — умелый манипулятор. Ты не видела, как он часами молчит, наказывая меня за «неправильный» тон. Ты не знаешь, как он контролирует каждый мой шаг, прикрываясь заботой.
— Это называется ответственность, Диана! — перебила она. — Но ты всегда была эгоисткой. Тебе плевать на маму, на меня, на то, что скажут люди. Ты просто хочешь «найти себя»? Ну ищи. Только не рассчитывай, что я буду тебя поддерживать, когда ты останешься одна в съемной конуре.
— Я уже одна, — тихо сказала я. — Давно.
В тот вечер я все-таки ушла. С одним чемоданом, в котором были только самые необходимые вещи и мой рабочий ноутбук. Вадим даже не вышел в коридор. Он сидел в кабинете и демонстративно работал, показывая, что мой уход для него — досадная помеха, не более.
Я сняла крошечную студию на окраине. Стены были цвета дешевого овсяного печенья, а из крана вечно капала вода. Но в первую же ночь я заснула без таблеток. Тишина не давила на меня. Она меня обнимала.
Через неделю начались странности. Мой банковский счет оказался заблокирован — Вадим постарался, хотя клялся, что «всегда будет помогать». Мои социальные сети начали заваливать сообщениями от «общих друзей». Все как под копирку: «Диана, одумайся», «Вадим так страдает», «Не будь дурой».
Я удалила аккаунты. Мне нужно было пространство.
А потом мне позвонила мама. Голос ее дрожал.
— Дианочка, как ты могла... Вадим прислал Ирине скриншоты твоей переписки с каким-то мужчиной. Он говорит, что ты давно ему изменяла.
Я замерла посреди пустой комнаты. Переписки? У меня не было никого, кроме моих персонажей в черновиках.
— Мама, это ложь. У меня нет никого. Покажи мне эти скриншоты.
— Ира сказала, что это слишком грязно, чтобы показывать пожилому человеку. Она сама со всем разберется. Она сейчас у Вадима, помогает ему прийти в себя.
Внутри что-то щелкнуло. Пазл начал складываться, но картинка была такой уродливой, что мозг отказывался в нее верить. Моя сестра помогает моему мужу «прийти в себя»? Она, которая всегда завидовала моим успехам, моему браку, моим платьям?
Я схватила сумку и поехала к нашему старому дому. Не к себе — в дом, который когда-то считала своим.
Машина Ирины стояла у ворот. Свет горел только в гостиной. Я не стала звонить. У меня все еще были ключи, которые Вадим в своей гордыне забыл забрать.
Я вошла тихо. Из гостиной доносился смех. Не плач «брошенного мужа», не утешительные вздохи сестры. Это был смех.
— Она такая предсказуемая, Вадик, — голос Ирины был медовым, липким. — Сейчас посидит без денег, в своей конуре, и приползет. А мы к тому времени уже все оформим. Она ведь даже не читала брачный контракт, который ты ей подсунул под видом страховки?
— Диана всегда витала в облаках, — ответил Вадим. Его голос был холодным и деловым. — Мне нужно, чтобы она официально признала измену. Тогда она не получит ни рубля от продажи квартиры. Эти скриншоты, которые ты «нарисовала» — это гениально, дорогая.
— За гениальность полагается награда, — Ира понизила голос.
Я стояла в тени коридора, и мне казалось, что я смотрю дешевый триллер. Но это была моя жизнь. Моя сестра и мой муж сидели на моем диване и обсуждали, как ловко они меня обчистили.
— Ты уверена, что она не догадается про нас? — спросил Вадим.
— Ой, брось. Для нее я — праведная сестра, которая печется о «семейных ценностях». Она слишком занята своими страданиями, чтобы видеть очевидное.
Я почувствовала, как по венам разливается не боль. Не обида. А ледяная, кристально чистая ярость. Та самая, которая делает тебя неуязвимой.
Достала телефон и нажала кнопку записи видео.
***
Я стояла в темноте коридора, сжимая смартфон так крепко, что пальцы онемели. Внутри все выгорело. Знаете, это странное чувство, когда мир рушится, а ты вдруг замечаешь, как неровно наклеены обои в углу? Моя жизнь была этими обоями — кривой, фальшивой, наспех состряпанной декорацией.
Тихо, почти не дыша, я попятилась к выходу. Дверь закрылась с едва слышным щелчком. На улице дождь сменился ледяной изморосью. Я села в свою старую машину, которую Вадим милостиво разрешил мне забрать, и просто посмотрела в лобовое стекло.
Ну что, Дианочка, вот тебе и «семейные ценности». Вот тебе и «поддержка близких».
Я включила запись. Голоса Ирины и Вадима звучали отчетливо. Каждое слово — как гвоздь в крышку гроба моего прошлого. Они хотели сделать из меня сумасшедшую изменницу? Они хотели оставить меня с голым задом на морозе?
Хорошо. Давайте поиграем в вашу игру.
На следующее утро я сделала то, чего они от меня ждали меньше всего. Я позвонила Вадиму.
— Вадик... — я выдавила из себя самый жалкий, самый надтреснутый голос, на который была способна. — Ты был прав. Я... я совершила ошибку. В этой конуре так холодно, и мне страшно. Пожалуйста, давай поговорим.
На том конце провода повисла пауза. Я буквально кожей чувствовала, как в его голове крутятся шестеренки. Он победил. Он торжествовал.
— Диана, я рад, что ты пришла в себя, — его голос был полон притворного сочувствия. — Но после того, что я узнал... после твоих переписок... мне очень больно.
— Я все объясню, клянусь! Просто позволь мне забрать оставшиеся книги и документы. Я не могу без них работать. Пришли мне ключи или оставь под ковриком, я не хочу тебя стеснять своим присутствием.
Он согласился. Конечно, он согласился. Ему нужно было, чтобы я признала вину, чтобы я подписала те самые бумаги, о которых шепталась Ирина.
Через два часа я была в нашем — нет, уже его — доме. Вадим уехал «по делам», а Ира, судя по ее соцсетям, отправилась в спа-салон праздновать скорую победу.
У меня было сорок минут.
Я не тронула книги. Я знала, где Вадим держит второй ноутбук и папку с «черной» бухгалтерией своего фонда. Он всегда считал меня глупой поэтессой, которая не отличит дебет от кредита. Зря. В юности я три года проработала в налоговой консультации, чтобы оплатить свои первые курсы писательства.
Пальцы летали по клавиатуре. Копировать. Перенести на флешку. Еще раз.
Я наткнулась на файл с названием «Страховка». Внутри были сканы... паспорта Ирины. Моя дорогая сестренка числилась генеральным директором трех подставных фирм, через которые Вадим выводил деньги из своего меценатского фонда.
Меня едва не вырвало. Он не просто спал с моей сестрой. Он готовил ее на роль козла отпущения. Если бы проверка пришла завтра, Вадим остался бы чист, а Ирина отправилась бы за решетку на добрую пятилетку.
— Дура ты, Ирка, — прошептала я, глядя на экран. — Какая же ты дура.
В этот момент за спиной раздался звук открывающейся двери. Я едва успела захлопнуть ноутбук и выдернуть флешку.
В кабинет вошла Ирина. Она была в новом шелковом костюме — моем любимом цвете морской волны. На ее лице застыла маска брезгливого превосходства.
— О, ты уже здесь? Собираешь свои манатки?
Я медленно повернулась к ней. Сердце колотилось в горле, но лицо оставалось каменным.
— Собираю, Ира. Тут много лишнего накопилось. Знаешь, я тут подумала... Вадим ведь тебя очень ценит. Ты для него — правая рука.
Ирина прищурилась, пытаясь уловить подвох.
— Он ценит преданность, Диана. То, чего у тебя никогда не было.
— Преданность — это хорошо, — я подошла к ней почти вплотную. — Но ты когда-нибудь задумывалась, почему он переписал все свои «серые» дела на тебя? Ты ведь у нас теперь большой босс в трех компаниях, да?
Лицо Ирины мгновенно побелело. Она открыла рот, но не нашла, что сказать.
— Откуда ты... ты не могла...
— Я много чего могу, когда меня припирают к стенке. Вадим тебя не любит, Ира. Он тебя использует. И как только я подпишу отказ от имущества, ты станешь ему не нужна. Более того — ты станешь опасна. Как ты думаешь, как быстро он тебя сдаст, чтобы спасти свою шкуру?
— Ты лжешь! — взвизгнула она, но в глазах уже плескался первобытный страх. — Ты просто хочешь нас рассорить! Ты завидуешь!
— Чему завидовать? Перспективе сесть в тюрьму за чужие долги? — я усмехнулась. — Посмотри на эти выписки, сестренка. Ты подписывала отчеты, в которых дыры размером с Титаник.
Я бросила на стол распечатку одного из файлов. Ирина схватила ее, пробежала глазами, и ее руки задрожали.
В этот момент в прихожей хлопнула дверь. Вернулся Вадим.
— Девочки? Вы уже общаетесь? Как это мило, — его голос сочился ложным радушием.
Мы обе посмотрели на него. Я — с ледяным спокойствием, Ирина — с нарастающим ужасом. И в этот момент я поняла: моя «точка невозврата» пройдена. Теперь пришла их очередь.
Вадим стоял в дверях, его безупречный костюм и эта его фирменная улыбка — снисходительная, чуть ленивая — сейчас вызывали у меня только одно чувство. Физическую тошноту.
— Диана, дорогая, ты выглядишь... взволнованной, — он подошел к Ирине и по-хозяйски положил руку ей на плечо. Она вздрогнула, но не отстранилась. В ее глазах еще боролись страх перед ним и желание верить в его ложь. — Ириша, ты объяснила сестре, что мы просто хотим как лучше для всех?
Ира молчала. Она посмотрела на распечатку в своих руках, потом на Вадима. Я видела этот момент выбора. Сейчас она могла сказать: «Диана права, что это за счета?». И тогда, возможно, через годы, мы бы снова стали сестрами.
Но Ира скомкала бумагу и спрятала ее за спину.
— Она пытается нас запугать, Вадик. Она залезла в твой компьютер. Она... она ненормальная!
Я закрыла глаза на секунду. Вот и все. Мост не просто догорел — он рухнул в бездну. В этот момент я окончательно перестала быть «той самой Дианой», которую можно было жалеть, обманывать и использовать как декорацию.
— Знаешь, Вадим, — я заговорила спокойно, и мой голос прозвучал удивительно твердо. — Ты всегда говорил, что я живу в мире фантазий. Что я ничего не смыслю в реальности. Но реальность такова: пока вы тут играли в «бонни и клайда» местного разлива, я нажала кнопку «отправить».
Вадим нахмурился. Улыбка сползла с его лица, обнажив хищный оскал.
— О чем ты бредишь?
— Прямо сейчас письма с полным архивом твоих «страховок», выписками со счетов и — мой личный фаворит — записью вашего вчерашнего разговора о «нарисованных» изменах, ушли по трем адресам. В налоговую, в прокуратуру и главному редактору того самого городского портала, который так любит писать о твоем меценатстве.
В комнате повисла такая тишина, что было слышно, как бьется муха о стекло. Лицо Вадима стало серым.
— Ты блефуешь, — прошипел он. — Ты не посмеешь. Ты уничтожишь и Ирину! Она твоя сестра!
— У меня больше нет сестры, — я посмотрела прямо в глаза Ире. Она начала оседать на диван, закрыв лицо руками. — У меня была сестра, которая должна была обнять меня, когда мне было плохо. Вместо этого она рисовала фальшивые скриншоты, чтобы помочь тебе оставить меня на улице. Так что не надо взывать к моей совести. Она у меня чиста. В отличие от вашей истории посещений в браузере.
Я развернулась и пошла к выходу.
— Ты никуда не уйдешь! — Вадим сделал шаг ко мне, его рука метнулась, чтобы схватить меня за плечо.
Я остановилась и посмотрела на его руку так, будто это была ядовитая гадина.
— Дотронься до меня, Вадим. Пожалуйста. Это будет отличным дополнением к делу о домашнем насилии. У меня в сумке включен диктофон, а на улице ждет такси, водитель которого видел, как я входила.
Он замер. Его трясло от бессильной ярости. Он привык побеждать слабых. Он привык, что я — пластилин, из которого можно лепить послушную жену. Он не знал, что под давлением пластилин иногда превращается в камень.
Я вышла из дома, не оборачиваясь. Села в такси и сказала адрес: «В аэропорт».
У меня не было билета. У меня было мало денег на карте — те крохи, что я успела спасти из своих гонораров до блокировки. Но у меня было кое-что поважнее.
Через три дня город взорвался. Статья «Благотворительность с запахом тюрьмы» вышла на первой полосе. Вадима задержали для дачи показаний. Ирина, как я и предсказывала, пошла прицепом — ее подписи были везде. Мама звонила мне, кричала, плакала, обвиняла в жестокости. Я выслушала ее один раз, тихо сказала: «Я просто хотела выжить», — и сменила сим-карту.
Прошло полгода.
Я живу в небольшом приморском городке, где меня никто не знает под именем Дианы Раневской. Я снимаю комнату с видом на море. Здесь нет шелковых простыней, но здесь нет и лжи.
Моя первая книга, написанная на одном дыхании в те бессонные ночи, стала хитом. Она не о любви. Она о том, как больно сдирать с себя старую кожу, и о том, как прекрасно под этой кожей обнаруживать стальные мышцы.
Вчера я видела в новостях короткую заметку: суд над Вадимом близится к финалу. Ему грозит реальный срок. Ирина получила условный и огромный штраф, который ей нечем платить. Мне ли ее жаль? Нет. Мне жаль ту девочку, которой я была двенадцать лет назад, когда верила, что любовь — это самопожертвование.
Осознание пришло ко мне на берегу, когда я смотрела на прилив. Семья — это не те, с кем у тебя общая кровь. Семья — это те, кто не станет топить тебя, когда ты и так идешь ко дну. А самое страшное предательство — это предательство самой себя ради сохранения иллюзии счастья. Я больше никогда этого не допущу. Теперь я — своя собственная крепость.