Декабрьский вечер давил на виски тяжелой предпраздничной суетой, от которой хотелось спрятаться под одеяло. До Нового года оставалось три дня, а мой уровень тревожности уже пробил потолок и уверенно стремился в ледяную стратосферу.
Я сидела на кухне, гипнотизируя взглядом экран ноутбука, где в корзине интернет-магазина лежала пятнадцатая по счету скатерть с вышитыми оленями.
За окном серый мегаполис пытался изобразить зиму, выдавливая из себя мокрый снег, а в моей квартире происходило настоящее бытовое чудо.
Чудо звали Анжела, и я решилась на это преступление против семейного бюджета — нанять клининг — после того, как поняла одну простую вещь. Либо я вымою эти огромные панорамные окна, либо просто шагну в них от бессилия.
Анжела впорхнула в прихожую час назад, легкая, юная, с ресницами, достающими до бровей, и в таких обтягивающих лосинах, что моя самооценка тихо ушла в шкаф-купе. Но убирала она действительно божественно, словно танцевала с тряпкой. Я слышала, как швабра ритмично шлепает по ламинату в коридоре: вжик-вжик, пауза, звук отжимаемой воды.
Это был звук временного освобождения для меня, Лены, тридцати двух лет от роду, уставшей матери двух котов и жены одного Олега.
Впервые за год я чувствовала, что контролирую этот хаос, но иллюзия рассыпалась в одну секунду. Сначала я подумала, что мне показалось, что это слуховая галлюцинация на фоне недосыпа и бесконечных очередей за горошком.
Но мелодия была вполне осязаемой, странной, ломаной, похожей на скрип несмазанной телеги, и голос из коридора промурлыкал ее отчетливо.
— Я одинокий баклажан в саду любви... Сорви меня, сорви и отвари...
Моя рука с мышкой замерла в воздухе, а курсор завис над кнопкой оплаты, словно споткнувшись. В горле встал колючий ком, потому что этого просто не могло быть физически. Эту песню не крутили по радио, она не висела в музыкальных чартах и ее не пели в караоке спальных районов.
Это был наш странный, стыдный эксклюзив, лимитированная коллекция для двоих. Эту идиотскую балладу мой муж Олег сочинил пять лет назад, когда мы дегустировали домашнее вино на южном курорте. Мы сидели тогда на балконе, смотрели на звезды, и Олег, размахивая шампуром как дирижерской палочкой, выл на луну про свою овощную тоску.
С тех пор Олег пел её исключительно в душе, когда намыливал свои стратегические места и думал, что шум воды надежно глушит его вокальные эксперименты. Я медленно поднялась со стула, чувствуя, как ноги становятся ватными и непослушными. Откуда эта фея чистоты с профессиональной шваброй знает секретный гимн моего мужа?
Мозг, до этого занятый выбором майонеза, заработал быстрее мощного сервера в момент хакерской атаки. Вариантов было немного: либо они знакомы, либо они очень близко знакомы. Была еще версия, что Олег ведет двойную жизнь известного барда-овощевода, но она казалась слишком оптимистичной.
Я вышла в коридор, стараясь выглядеть непринужденно, хотя внутри все дрожало от напряжения. Анжела стояла ко мне спиной, нагнувшись в весьма провокационной позе, и усердно протирала плинтус.
— Чудесно поёте, Анжела, — сказала я, и мой голос предательски дрогнул, выдавая волнение.
Девушка выпрямилась, откинула со лба прядь волос, и я заметила, как на её шее блеснула капелька пота. Она была молодой, слишком молодой и красивой той простой, наглой красотой, которая не требует косметики. Я быстро, как рентген, просканировала её руки на предмет наличия знакомых украшений, которые я «потеряла» месяц назад.
— Откуда мотивчик? — я прислонилась к косяку, скрестив руки на груди, чтобы скрыть дрожь в пальцах. — Радиостанцию новую открыли? Или это из интернета?
Анжела даже не сбилась с ритма, опустила швабру в ведро, и вода мгновенно окрасилась в серый цвет.
— Ой, да просто привязалось, — она лучезарно улыбнулась, показав ряд ровных белых зубов. — Услышала где-то, теперь вот крутится как заевшая пластинка, спасу нет. А что, вам не нравится?
Фраза «услышала где-то» ударила меня словно пощечина. Где ты могла это услышать, милая, если не в нашем душе, пока я была на работе? Я криво улыбнулась в ответ и попятилась обратно на кухню, чувствуя, как стены начинают сдвигаться.
Вернувшись в свое убежище, я рухнула на стул, потому что дышать стало трудно, словно кислород в квартире заменили на тяжелый газ.
Я начала судорожно вспоминать расписание мужа: по вторникам Олег ходит на курсы английского языка. Возвращается через два часа, чистый, румяный, пахнущий гелем для душа, и я всегда думала, что это от интеллектуального перенапряжения.
— Коть, мы сегодня сложные времена проходили, мозг кипит, — говорил он, целуя меня в щеку.
Ага, сложные времена. Идеальное прикрытие для совершенного преступления. Я схватила телефон, пальцы не слушались, попадая не по тем буквам, но я все же набрала сообщение.
«Ты где?» — отправила я в мессенджер. Статус «печатает» появился мгновенно, словно он держал телефон в руках и ждал.
«На совещании, коть. Шеф зверствует перед праздниками, подводит итоги года. Скоро буду, целую».
На совещании в семь вечера предновогодней недели, когда все нормальные люди уже стоят в пробках с елками. А Анжела тут полы намывает, или, может быть, она заметает следы своего присутствия? Я стала следить за ней через приоткрытую дверь, пытаясь уловить хоть один лишний жест.
Вот она протирает пыль на полке с нашими свадебными фото и задерживается на портрете Олега чуть дольше положенного. Взяла рамку в руки, провела тряпкой по стеклу и, кажется, усмехнулась своим мыслям. Точно усмехнулась, я видела, как дрогнули уголки её губ.
Она знает то, чего не знаю я, находясь в центре моей крепости, среди моих вещей. Во мне закипала злость — не та истеричная обида, от которой бьют посуду, а холодная, расчетливая ярость. Я вспомнила, как Олег последние полгода избегал любых разговоров о будущем ремонте и совместном отпуске.
Он все откладывал, тянул резину, находил тысячи рациональных причин не тратить деньги. Я посмотрела на Анжелу снова: идеальная фигура, молодость, бьющая ключом, и никаких обязательств. И я — с ипотекой, ответственностью за котов и вечным планированием семейного бюджета.
В замке повернулся ключ, два сухих щелчка прозвучали как выстрелы. Сердце пропустило удар, а потом забилось где-то в горле: явился наш «Коть». Дверь распахнулась, впуская в душную квартиру облако морозного воздуха и запах хвои.
Олег ввалился внутрь, румяный, с елкой под мышкой, весь в снегу, изображая образцового семьянина.
— Ленок, я добыл! — гаркнул он с порога, отряхиваясь как большой пес. — Смотри, какая пушистая, еле урвал у метро, там настоящая битва была!
Он осекся на полуслове, когда его взгляд упал на Анжелу, стоявшую в трех метрах от него. Повисла тягучая, липкая пауза, в которой можно было услышать, как оседает пыль. Я вышла из кухни и встала в проеме двери, превратившись в один большой, внимательный глаз.
— О, здрасьте, — сказал Олег, и в его голосе не было ни паники, ни узнавания. Либо он гениальный актер, достойный главной кинопремии, и зря просиживает штаны менеджером по логистике, либо я схожу с ума.
— Здравствуйте, Олег Николаевич, — звонко, с официальной ноткой ответила Анжела.
Я шагнула вперед, чувствуя, как внутри натягивается стальная пружина.
— Вы знакомы? — мой вопрос прозвучал резко, разрезая фальшивое спокойствие вечера.
Олег удивленно моргнул, сгрузил елку на пол, и с неё на чистый ламинат посыпались иголки.
— Ну... я не уверен, — он почесал затылок, сдвигая шапку на лоб. — Вроде нет. А должен?
Он посмотрел на меня с искренним недоумением, в его глазах читалась только усталость и желание поужинать. Анжела хихикнула, продолжая натирать зеркало круговыми движениями, словно ничего не происходило.
— Нет-нет, мы лично не представлены, — прощебетала она. — Просто у вас на квитанциях за квартиру, что на тумбочке лежат, имя написано крупными буквами. «Плательщик: Смирнов Олег Николаевич».
Олег расслабился, его плечи опустились, и он выдохнул.
— А, ну да, логично. Ленок, ты чего такая напряженная? Я думал, ты рада будешь елке.
Он чмокнул меня в макушку — дежурный, привычный поцелуй — и пошел в ванную мыть руки. Через минуту оттуда послышался шум воды, и я осталась в коридоре, сверля взглядом спину уборщицы.
И тут из-за закрытой двери ванной, перекрывая шум крана, донеслось громкое пение.
— Я одинокий баклажаааан... в саду любвиии...
Олег пел с чувством, фальшивя на высоких нотах, как мартовский кот, абсолютно уверенный в своей безнаказанности.
Я посмотрела на Анжелу и увидела, как она замерла, а её рука с тряпкой зависла в воздухе. Лицо девушки начало медленно наливаться пунцовой краской, плечи затряслись в беззвучном смехе. Она закусила губу, пытаясь сдержаться, но смех прорывался наружу сдавленным фырканьем.
Мое терпение лопнуло с оглушительным треском. Я подошла к ней вплотную, чувствуя запах её сладких духов, смешанный с полиролью.
— Так, — сказала я тихо, но так, что она вздрогнула. — Хватит спектаклей, концерт окончен.
Анжела испуганно округлила глаза, перестав тереть зеркало.
— Что?
— Ты знаешь эту песню, — чеканила я слова, как тяжелые монеты. — Мой муж поет её сейчас, а ты пела её час назад слово в слово.
Я нависла над ней, блокируя путь к отступлению.
— Выкладывай прямо сейчас, пока я не написала такой отзыв, который похоронит твою репутацию навсегда. Откуда ты знаешь про баклажан?!
Анжела вздохнула, и вся её напускная веселость слетела, как шелуха.
Она бросила тряпку в ведро с громким всплеском и посмотрела на меня с неожиданной серьезностью.
— Ладно, Елена. Не хотела я этого говорить перед праздниками, думала, обойдется. Но вы сами напросились.
Она стянула резиновые перчатки, обнажая красные от воды руки.
— Никакая я не любовница, — фыркнула она обиженно. — У меня парень есть, боксер, между прочим. Если бы он узнал ваши мысли, то вашему Олегу мало бы не показалось.
Она махнула рукой в сторону потолка, указывая куда-то вверх.
— Я живу в сорок пятой квартире, прямо над вами.
Я моргнула, пытаясь осознать услышанное, картинка мира качнулась, но не перевернулась.
— И что? — тупо спросила я.
— А то, — Анжела закатила глаза, — что в этом вашем «элитном» доме застройщик сэкономил на всем, кроме мрамора в подъезде. Стены — картон, а вентиляция — это просто общая труба. Акустика такая, Елена, что когда ваш муж принимает душ, у меня в туалете ощущение, что он стоит у меня за спиной.
Она сделала шаг ко мне и понизила голос до шепота, словно доверяя страшную тайну.
— Я этот «Баклажан» слушаю каждое утро и каждый вечер уже два года, наизусть знаю! Даже третий куплет про кабачковую икру, который он обычно забывает, я выучила. Я знаю его расписание лучше, чем расписание пар в университете!
У меня отлегло от сердца так резко, что закружилась голова, и пришлось схватиться за стену. Соседка, просто соседка, жертва тонких стен и плохой звукоизоляции.
— Господи, — выдохнула я, прижимая ладонь к груди. — Анжела... прости. Я уж надумала Бог знает что.
— Да ладно, — она махнула рукой, снова становясь простой девчонкой. — Я студентка, подрабатываю перед сессией, деньги нужны.
Она начала собирать свои вещи, складывая разноцветные флаконы в сумку.
Я стояла и смотрела на неё, чувствуя себя полной идиоткой, которая чуть не разрушила семью из-за паранойи. Надо дать ей хорошие чаевые за моральный ущерб и за то, что она терпит концерты моего мужа. Я уже полезла за кошельком, чувствуя прилив благодарности к этой девочке и к миру.
Анжела закинула сумку на плечо, взялась за ручку двери, но вдруг замерла. Она медленно обернулась, и в её глазах появилось странное выражение — смесь жалости и брезгливости.
— Только знаете, Лен... — она понизила голос.
— Что? — я улыбалась, все еще пребывая в эйфории облегчения.
— Вентиляция — штука двусторонняя, — сказала она тихо. — Я слышу, как он поет, слышу, как вы смотрите сериалы. Но вот по четвергам...
Моя улыбка начала медленно сползать с лица, превращаясь в гримасу.
— Что по четвергам? — спросила я чужим голосом. — Когда я на йогу ухожу в семь вечера?
— Да, — кивнула Анжела. — Именно тогда.
Она вздохнула, словно решаясь нырнуть в ледяную воду.
— Он никого не водит, Лен, женщин там нет. Но в прошлый четверг... и в позапрошлый... я слышала, как он разговаривал по телефону шепотом. Он воду включает для фона, но вентиляцию вода не глушит.
— И что он говорил? — прошептала я, чувствуя, как внутри все сжимается в ледяной комок.
Анжела поджала губы, ей было неприятно это говорить, но она продолжила.
— Он говорил: «Всё готово, малыш. Документы у юриста, она ничего не подозревает. После Нового года, как только всё съедим и отметим, я сразу подаю на развод. Квартира на мне, контракт мы не подписывали, так что она пойдет лесом. Люблю тебя, потерпи еще недельку».
Мир качнулся второй раз, и теперь уже окончательно рухнул.
Я стояла и смотрела на Анжелу, а слова падали в сознание тяжелыми камнями. «Как только всё съедим». «Квартира на мне».
— Спасибо, — сказала я голосом сухим, как песок в пустыне.
Анжела кивнула, вышла на лестничную клетку, и дверь за ней захлопнулась. Я осталась одна в коридоре, где пахло только хвоей от елки, лежащей на полу как труп праздника. Из ванной вышел довольный Олег, вытирая голову полотенцем.
— Ленок! — бодро крикнул он. — А чего уборщица так быстро убежала? Я хотел попросить её балкон глянуть.
Он подошел ко мне, заглядывая в глаза с той самой, родной улыбкой.
— Ты чего такая бледная? Опять на работе достали?
Я смотрела на него, на эти родные морщинки, на губы, которые только что пели про баклажан. Он не был монстром с рогами, он был тем же Олегом — прагматичным, спокойным, любящим комфорт. Он просто решил меня утилизировать как старую мебель, но сначала хотел вкусно поесть оливье.
Во мне что-то умерло в этот момент, та наивная дурочка, которая верила в «долго и счастливо», исчезла. На её месте родилась другая женщина — холодная и злая.
— Олег, — сказала я на удивление спокойно.
— А? — он уже шел на кухню. — Что там на ужин? Я слона бы съел.
Я пошла за ним, чувствуя каждое движение своих мышц.
— Ужина не будет, — произнесла я.
Он замер у холодильника, обернулся с обиженной гримасой избалованного ребенка.
— В смысле не будет? Лен, я пахал весь день...
— Четверг, — сказала я коротко. — Я про прошлый четверг и про вентиляцию.
Он нахмурился, в глазах мелькнула тень страха, сменившаяся попыткой придумать ложь.
— Какую вентиляцию? У тебя температура?
— Анжела живет над нами, — я опиралась ладонями на стол, чувствуя холод камня. — Она всё слышит. Про документы, про юриста, про «она пойдет лесом».
Лицо Олега изменилось мгновенно: румянец исчез, маска добродушного увальня сползла. Передо мной стоял чужой, расчетливый мужчина, которого поймали за руку.
— Ты слушаешь сплетни уборщицы? — его голос стал жестким. — Ты совсем с катушек слетела? Это бред!
— Уходи, — сказала я.
— Что? — он усмехнулся зло. — Куда уходи? Это моя квартира, документы на меня.
— Я знаю, — кивнула я. — Квартира твоя, но первоначальный взнос был с продажи моей дачи, и все чеки у меня в облаке.
Я блефовала, часть чеков была утеряна, но он этого не знал, а прагматики боятся бумаг.
— И долги по твоей кредитке тоже делятся пополам, — добавила я, наступая на него.
Он попятился, впервые я видела в его глазах настоящий страх — страх потерять деньги и комфорт.
— Лен, давай поговорим, — он попытался вернуть мягкий тон. — Ну сболтнул лишнего маме, она меня накрутила...
— «Малыш»? Ты маму зовешь «малыш»? — я рассмеялась колючим смехом.
Я взяла его сумку с документами и швырнула ему в грудь.
— Уходи сейчас.
— Но Новый год... Куда я пойду? — жалко пробормотал он.
— К «малышу», к юристу, мне плевать.
Он понял, что скандалить сейчас себе дороже, решил отступить, чтобы перегруппироваться.
— Ты пожалеешь, — бросил он, натягивая пуховик. — Приползешь еще.
Он вышел, хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка, и я закрыла замок на два оборота.
В квартире повисла тяжелая тишина, но мне не было больно, я чувствовала странный азарт. Я подошла к окну и увидела, как его фигура с сумкой бредет к машине.
Телефон пискнул, пришло сообщение от банка: «С вашего совместного счета произведен перевод всех средств».
Я замерла, глядя на экран: ноль рублей, ноль копеек. Он успел, он сделал это прямо сейчас, пока спускался в лифте. Это был не просто развод, это было объявление войны.
Я медленно подняла взгляд на его сумку с документами, которую он в спешке уронил в прихожей, когда надевал пуховик. Он забрал спортивную сумку с вещами, а кожаный портфель с бумагами остался лежать под вешалкой. Я подошла к портфелю, открыла его и достала тугую папку.
На первой странице был договор залога квартиры, датированный вчерашним числом. И подпись там стояла не его.
Я улыбнулась своему отражению в зеркале, которое так старательно натирала Анжела.
— Ну что ж, Олежек, — прошептала я. — Ты хотел съесть всё, но, кажется, подавишься.
Эпилог
Я набрала номер знакомого адвокаты, несмотря на поздний час. Гудки шли долго, но когда на том конце ответили, я сказала только одну фразу.
— Мы начинаем, он совершил ошибку.
За окном хлопнул фейерверк, возвещая о начале праздника, который перестал быть семейным и стал началом моей охоты.
2 часть можно уже прочитать тут!
Напишите, что вы думаете об этой истории! Мне будет очень приятно!
Если вам понравилось, поставьте лайк и подпишитесь на канал. С вами был Джесси Джеймс.
Все мои истории являются вымыслом.