Телефон завибрировал. Сообщение пришло внезапно, без слов, без объяснений. Просто две фотографии.
Я открыл первую и сразу не понял, что вижу.
Лицо было знакомым и одновременно чужим. Под глазами огромные темные пятна, не синяки даже, а будто провалы. Вторая фотография была еще хуже.
Я не помню, как дышал в тот момент. Кажется, вообще не дышал. Руки дрожали так, что я с трудом нажал на кнопку вызова. Она не отвечала. Я набрал его номер.
— Какого ты творишь? — голос сорвался, я не узнавал сам себя.
Он был спокоен. Слишком спокоен.
— Приезжай. Поговорим.
Когда я приехал, его не было. Дверь открыл ребенок. В квартире тишина, будто здесь давно никто не живет. Я ходил из комнаты в комнату и не находил её. Звонил. Кричал. Снова звонил.
Он появился внезапно, как будто ничего не произошло. Сказал, что это не мое дело. Что это их брак. Что никто не имеет права вмешиваться.
Я не помню, как началась драка. Помню только ощущение, будто внутри что-то окончательно сломалось. Будто больше не осталось ни слов, ни аргументов, ни надежды.
Когда я всё-таки нашел её, она была в другой квартире. Спрятанная. Запертая. Изможденная. Она открыла дверь не сразу. И когда вышла — я понял, что этот взгляд я не забуду никогда. Она прятала лицо, но даже так было видно следы ударов. Старые. Новые. Все сразу.
Я сказал только одно:
— Поехали домой.
Она покачала головой.
— Я сама разберусь.
Эти слова прозвучали не её голосом. Не голосом моей сестры — сильной, уверенной, свободной. А голосом человека, которого долго и методично ломали.
Я вызвал спасателей. Потом отменил вызов. Потому что она попросила. Я уехал. И это — самое страшное, что я сделал в своей жизни.
Потом она звонила. Ругала меня за погром. За шум. За то, что «лезу не туда». Мы впервые в жизни поссорились так, что я перестал узнавать её в сообщениях.
Я смотрел на экран и думал:
Как можно так переписать человека? Какими словами, каким страхом, каким давлением можно заставить женщину оправдывать того, кто её избивает?
Ответ я понял слишком поздно.