Это рассказ о песне, которая почти не появилась на свет. О мелодии, которую музыканты встретили скептическим молчанием. О фильме, который худсовет приговорил к забвению, не веря в его успех. И об актрисе, которую не хотели снимать, считая слишком манерной. Это история «Пяти минут» Людмилы Гурченко — композиции, ставшей голосом Нового года для миллионов, но чей путь к народной любви начался с почти всеобщего неприятия.
Представьте себе Москву, весну 1956 года. На «Мосфильме» царит легкая растерянность. Молодой и амбициозный режиссер Эльдар Рязанов, мечтавший снимать драмы и трагедии, вынужден браться за легкомысленную, как ему казалось, музыкальную комедию к Новому году. Он даже пишет несколько заявлений об уходе с проекта, но руководитель студии Иван Пырьев, разглядевший в юноше потенциал, их просто рвет. Фильм, получивший название «Карнавальная ночь», был ему в тягость. Особенно сложно давались музыкальные номера — у Рязанова, как он сам позже признавался, была глубокая любовь к музыке, сочетавшаяся с полным отсутствием слуха. Поэтому подбор композитора и создание песен легли на плечи Пырьева.
Композитором стал Анатолий Лепин (настоящее имя — латыш Анатолс Лиепиньш), а слова для финальной песни написал поэт Владимир Лившиц. В сценарии этот будущий кульминационный момент описывался одной сухой строчкой: «Лена Крылова поет песенку-приветствие». Нужно было придумать нечто большее. Идея родилась в совместном обсуждении: а что, если спеть о том, что можно успеть сделать за последние пять минут уходящего года? А потом логично пришла мысль, что и сам номер должен начаться за пять минут до боя курантов и длиться ровно эти пять минут. Так появилась тема. Художники предложили гениальное в своей простоте решение — гигантский будильник, стрелки которого показывают «без пяти двенадцать». Музыканты оркестра Эдди Рознера разместились на циферблате, а ударник Борис Матвеев — прямо на кнопке звонка. Оставалось найти того, кто выйдет из-за этих часов.
Этой «кого» едва не стала вовсе не Людмила Гурченко. Студентку третьего курса ВГИКа, уже приходившую на пробы, и режиссер Рязанов, и маститый Пырьев сочли «чересчур манерной» и «кривляющейся». Роль была отдана другой девушке. Но через несколько дней съемок стало ясно, что выбор ошибочен. Судьба распорядилась так, что Пырьев случайно встретил Гурченко в коридорах «Мосфильма», вновь привел ее в павильон и велел оператору снять хорошо. Так Людмила Гурченко стала Леночкой Крыловой. Но даже когда главная героиня была найдена, сама песня ждала своего часа испытаний.
Оркестр, который должен был играть в фильме, был джазовым, под руководством блистательного Эдди Рознера, а у рояля сидел молодой, но уже авторитетный музыкант Юрий Саульский. Когда на первую репетицию принесли ноты «Пяти минут», реакция была, мягко говоря, прохладной. Музыканты ждали чего-то в духе модного джаза или изящного французского шансона, а им предложили, как показалось, старомодную мелодию, напоминавшую немецкие шлягеры тридцатых годов. Саульский, не сдерживаясь, воскликнул: «Неужели Лепин не мог что-нибудь пооригинальнее придумать?». Ирония судьбы заключалась в том, что полноватый человек, сидевший в это время за роялем и скромно слушавший эту критику, и был тем самым Анатолием Лепином. Неловкость ситуации заставила оркестр играть с особым рвением, чтобы загладить вину. Но это был лишь первый круг неприятия.
Второй, и куда более серьезный, ждал весь фильм. Когда большая часть материала была отснята, а бюджет исчерпан, фильм показали художественному совету. Вердикт был безжалостным: положение безнадежное, «в прокат не пускать, чтобы не позориться», а о режиссере — забыть. В газете «Советская культура» вышла разгромная статья, где картину называли «пошлой комедией с оглупляющими песенками», снятой «на народные деньги». Казалось, все кончено. Спасти ситуацию смог только авторитет режиссера Михаила Ромма, который вступился за коллег. Фильм, без всякой рекламы и афиш, выпустили в прокат 29 декабря 1956 года.
И тогда случилось чудо, которого не ждал никто. «Карнавальная ночь» произвела эффект разорвавшейся бомбы. Очереди в кинотеатры стояли многочасовые. За первый год проката ленту посмотрело около 50 миллионов человек — она стала абсолютным лидером. А сердцем этого триумфа, его самым запоминающимся кадром и звуком, стали те самые «Пять минут». Людмила Гурченко, выходящая из гигантских часов в сверкающем платье, живая, улыбчивая, поющая прямо среди зрителей в зале, покорила всю страну. Ее прическа и наряды мгновенно стали образцом для подражания. Песня, которую профессионалы сочли старомодной, была подхвачена народом и разлетелась по всем городам и весям. Почему же то, что отвергали эксперты, так безоговорочно приняли люди?
Ответ, возможно, кроется в самой сути песни. Это был не просто музыкальный номер. Это была идея, воплощенная в мелодии. Идея надежды, сжатой до размеров последних пяти минут старого года. В песне не было пафоса или сложной философии. Были простые, но важные вещи: помириться с тем, с кем в ссоре, ободрить того, кто в шаге от успеха («Без пяти минут он мастер!»), понять, что даже небольшой промежуток времени — это возможность, дар. Это был оптимистичный гимн человеческим возможностям, спетый накануне праздника, символизирующего обновление. В послевоенной стране, еще помнившей тяготы, этот светлый, искренний посыл попал точно в сердце. Мелодия, показавшаяся музыкантам простоватой, оказалась невероятно цепкой и легко запоминающейся. А исполнение Гурченко — не «кривлянием», а счастливой, заразительной энергетикой молодости, которой так жаждали зрители.
Интересно, что народная любовь к песне пошла еще дальше и породила любопытный культурный феномен — массовую ложную память. Практически каждый уверен, что слышал в песне строчку: «Пять минут, пять минут — это много или мало?». Однако в оригинальном тексте этих слов нет. Откуда же они взялись? Это не мистический «эффект Манделы», а вполне объяснимое наложение двух популярных песен из советской эпохи. Спустя почти тридцать лет, в 1985 году, Валерий Леонтьев с огромным успехом исполнил песню «Три минуты» (музыка Раймонда Паулса, слова Михаила Танича), в припеве которой как раз и звучало: «Три минуты, три минуты — это много или мало?». Мотив и настроение были схожи, и в массовом сознании два хита слились в один, создав устойчивую и, как ни странно, очень логичную альтернативную версию текста.
Для Людмилы Гурченко оглушительный успех «Пяти минут» стал двойственным даром судьбы. С одной стороны, он сделал ее звездой всесоюзного масштаба в одночасье. С другой — на десятилетия приклеил к ней ярлык «легкомысленной певуньи и танцовщицы», «актрисульки», как она сама с горечью говорила. Ей пришлось пройти через годы забвения и травли в прессе, доказывая, что она способна на глубокие драматические роли. Песня стала одновременно ее визитной карточкой и клеткой, из которой она с огромным трудом, но все же вырвалась, доказав свой уникальный талант в кино и на театральной сцене.
А песня тем временем жила своей, уже полностью независимой, жизнью. Она вырвалась с экрана и стала неотъемлемой частью самого праздника. После выхода фильма начался настоящий бум: новогодние ёлочные игрушки в виде часов стали делать именно со стрелками, показывающими «без пяти двенадцать» — прямо как тот будильник в фильме. «Пять минут» зазвучали на каждом новогоднем огоньке, их пели в школах, на корпоративах, в кругу семьи. Их записывали десятки исполнителей. Удивительный факт: однажды американский джазовый легенда Луи Армстронг, случайно услышав эту мелодию на радио «Свобода», начал импровизировать на свою трубу, и получилась уникальная совместная, хоть и заочная, запись советской песни и великого джазмена.
Так почему же эта песня, едва не загубленная на корню, обрела бессмертие? Потому что она перестала быть просто песней из кино. Она превратилась в ритуал. В звуковой символ перехода из старого в новое, в музыкальное воплощение надежды и всеобщего ожидания чуда. Ее первоначальное неприятие профессионалами лишь доказывает, что подлинная народная любовь возникает по своим, не всегда предсказуемым законам. Она рождается там, где есть искренность, заразительная радость и глубокая, простая человеческая истина. «Пять минут» Людмилы Гурченко говорят нам: время скоротечно, но в каждый его миг можно успеть сделать что-то важное. И, наверное, в этом и заключается ее главный секрет — она поет не о минутах на циферблате, а о возможностях в человеческом сердце. И пока бьют куранты и люди загадывают желания, эти пять минут будут длиться вечно.