Андрей Николаев, ныне Филипп Вебер, задумчиво смотрел вдаль. Всё тот же ястребиный профиль и холодные серые глаза. Юля узнала его сразу. Несмотря на то, что прошло уже много лет и оба они успели: он состариться, она войти в зрелый возраст и стать уверенной в себе обеспеченной женщиной.
-Где-то в глубине души я всё равно не верила, что ты погиб - медленно произнесла она глядя на его ровную спину - как же ты смог провернуть всё это?
-Не я. Американцы. Они были во мне слишком заинтересованы. Точнее, в моих знаниях. Тем более, что пока я был бы жив, тебя так просто не оставили бы в покое.
Юля подошла ближе. Сжав кулаки, она с ненавистью испепеляла Николаева-Вебера. Ничего не умерло. Просто до поры до времени ждало своего извержения, словно уснувший ненадолго вулкан.
-Меня и так не оставили в покое. Мои бабушка и дед погибли в страшной аварии. От такого известия роды у меня начались раньше времени. Младенец родился мёртвым. Это был мой сын. Мой и Димы Петренко. Ты понимаешь, чёрт возьми, что ты тогда натворил и какой опасности меня подверг? Я ведь когда замуж за тебя пошла, то ты мне обещал защиту, уверенность и стабильность в завтрашнем дне. А что по итогу? Я осталась безо всего! Безо всего!
Юля не выдержала. Точным отработанным ударом она зарядила Веберу в челюсть. Он едва удержал равновесие и поспешил сделать шаг назад, подальше от пропасти, в которой не хотел оказаться. По крайней мере сейчас, когда он лицом к лицу встретился с той, которую всегда любил. И сейчас любит. Несмотря на её ненависть и злобу в красивых ярко-голубых глазах.
-Прости меня. Я не мог по-другому.
-И всё? Всё, что ты можешь мне сказать за столько лет? Прости??? - закричала Юля, в ярости продолжая сжимать и разжимать кулаки. Филипп наклонился за слетевшими очками, спокойно протёр стёкла.
-Да, Юля. Это всё, что я могу тебе сказать спустя столько лет. Но что мне сделать? Умереть на твоих глазах прямо сейчас от разрыва сердца? Наверное, есть высший суд, ты так не считаешь? И когда придёт мой час ответить, я отвечу по всей строгости заповедей Бога и церкви.
Юля раздражённо выставила перед собой ладонь.
-Николаев или Вебер, как там тебя, заткнись. Я уже не та восемнадцатилетняя девчонка, которая верила тебе, такому умному, начитанному учёному. Ты же прекрасно знал психологию любого человека. Изучал исподтишка, записывал.
Филипп быстро-быстро покачал головой.
-Юля, давай не будем о прошлом. Ничего исправить нельзя. Почти ничего. Мне нужно тебе рассказать кое-что. А там ты сама решишь: ненавидеть меня до конца жизни или же попытаться понять и простить. Много лет я ношу в себе чужую тайну. Начнём с этого. В тот день, когда погиб твой отец, я был здесь. И всё видел. Он погиб из-за Петренко-старшего, а младший всё видел и смолчал, покрывая своего отца. Ты смогла бы жить со свидетелем убийства твоего отца? Смотреть в глаза убийце-свёкру и жить с этими людьми под одной крышей?
-Что? - Юля задохнулась от всколыхнувшихся внутри эмоций - ты сейчас всё врёшь, блефуешь ... Я не верю тебе. Дима не мог ...
-Мог - жёстко перебил Филипп - мне нет резона врать. Я всё видел и слышал. Только пойти против Петренко-старшего всё равно не смог бы. Он давно и прочно расхищал военную часть, сотрудничая в то время с опасными людьми. Твоему отцу стало кое-что известно, и он стал неугоден, неудобен для Петренко. А Дима всего лишь был сыном своего отца. Трусливым юнцом, не способным самостоятельно что-либо решить.
Юля опустилась на колени, руки её дрожали. Столько лет она жила, не подозревая о подлости Димы, о роковом стечении обстоятельств.
-Тогда я думаю, Дима далеко пошёл, подписав сделку со своей совестью - тихо произнесла Юля. Волосы, собранные в хвост, растрепались и упали на лицо, скрыв струящиеся по щекам слёзы. Каким-то всё стало мелким, ничтожным и бессмысленным.
-Не далеко. Он погиб в Афгане. Моя служба безопасности пробивала информацию о вашем молодом сотруднике. Андрей Петренко. Он же в твоём холдинге трудится?
-Погиб? Дима погиб? - прошептала Юля, подняв на Филиппа вымученный взгляд. Вот после этого известия совсем внутри всё оборвалось. Ведь все эти годы Юля жила призрачной надеждой когда-нибудь встретить того, кого продолжала любить несмотря ни на что.
-Погиб, Юля, погиб - Филипп порывисто опустился рядом и осмелился обнять - он остался без поддержки отца и своего тестя, генерала Рогозина, тот умер. Дмитрия заставили подписаться на эту войну. До этого его молодая супруга погибла под колёсами автомобиля. Маленький сын Димы остался на попечении его матери, Марины Игоревны. Вот и вся история. Я сам узнал о трагичной судьбе Дмитрия только недавно ...
-И решил, что мне тоже пора узнать? - резко вскинулась Юля. Оттолкнув Филиппа от себя, она поднялась. Слёзы высохли. Что теперь рыдать о прошлом. Судьба оказалась жестока и беспощадна к школьникам, которые полюбили когда-то друг друга чистой и светлой любовью.
История о белой берёзе и кудрявом клёне, которую на ходу сочинил тогда Дима, несла в себе сакральный смысл и закончилась так же трагично, оставив после себя шлейф памяти и незабытых чувств.
-Я понимаю, что мне ничем не вымолить твоего прощения. Но у меня есть для тебя ещё одна новость. После этого я исчезну навсегда, но финансирование в строительство твоего проекта не отзову.
-Не до конца меня добил, да? - с горечью вырвалось у Юли. Она вернулась к белоствольной берёзе и, обняв её, прижалась щекой к шершавой коре.
-Твой ребёнок жив - выстрелил ей в спину Филипп. Он долго думал и решался. Саша - его отдушина, его единственный смысл в этой жизни. Но дочь и мать слишком долго находились в разлуке. Он мучился от того, что лишил Сашу материнской любви и ласки, понимая, что всё богатство, что он нажил и все блага мира, которые он в состоянии дать Саше, не способны заменить ей материнскую заботу и тепло.
-Что ты сказал? - процедила сквозь зубы Юля. Это уже было слишком. Полуобернувшись к Филиппу, она ждала его ответа.
-Ты родила тогда не сына. Девочку. Мне ... Мне помогли. Я договорился. Тебе сообщили, что ребёнок умер. Показали совершенно чужого младенца, попросили заполнить все бумаги. Я понимаю, что это звучит сейчас дико и жестоко. Я забрал у тебя Сашу и постарался дать девочке всё, кроме одного. Я так и не смог заменить ей мать. Потому что это невозможно.
Филипп почувствовал одновременно облегчение от такого признания и дурноту. Тошнота подступила к горлу, холодная испарина покрыла лоб. Ослабив ворот белоснежной рубашки, он, пошатываясь, присел на поваленное дерево. Видно, давление подскочило или, наоборот, упало от внутренних переживаний.
Он не ждал прощения и не надеялся, что Юля ему спасибо скажет и вся эта история закончится, как в хорошей доброй сказке. Нет.
-Как ты мог ... Как ... Как ты только посмел? - в тихом тоне голоса Юли чувствовались нотки угрозы. Казалось, что ненависть её к Николаеву расширилась до необъятных границ и обжигающей, сметающей с ног волной должна уничтожить этого эгоистичного тщедушного учёного, решившего, что он смеет распоряжаться чужими судьбами, оставив мать без родного дитя, а дитя без матери.
-Посмел, да. Прощения за этот поступок просить не буду. Я люблю Сашу, как свою родную дочь, и когда в начале девяностых с развалом СССР появилась возможность вернуться обратно и заявить тебе о нас, я узнал, что ты давно замужем, у вас есть дочь и твоя семейная жизнь сложилась вполне успешно и удачно.
Юля была слишком взволнована сообщением о том, что её ребёнок жив. И что это, оказывается, дочь. Запустив пальцы в волосы, она металась из стороны в сторону.
-Где она? Я хочу видеть свою дочь. Я немедленно заберу её у тебя. Все суды обойду, все деньги потрачу, но она будет со мной.
-Юля, успокойся. Саша давно совершеннолетняя девушка и сама вправе решить, где ей жить и с кем. Я не собираюсь мешать вашему воссоединению. Но смею просить тебя не вываливать на девочку всю эту грязь. Она любит меня и считает своим отцом. Пусть так будет и впредь. Её презрения и ненависти ко мне я не перенесу.
Юля успокоилась и с превосходством посмотрела сверху вниз на поникшего и ссутулившегося Николаева.
-Ты прав в одном: есть высший суд, и я вверяю тебя ему.
И она ушла, оставив его одного наедине со своими мыслями и жгучей болью под левой лопаткой, от которой он почувствовал, как темнеет в глазах и тело становится каким-то невесомым ... Неужели всё?