Двадцать первого декабря, едва ли не в самый хмурый и ветреный день, наступила астрономическая зима. Казалось бы, вот он — законный час владычества мороза, время, когда земля должна заледенеть, а ветер — завывать в трубах, как старый сторож, обходящий пустые владения. Но в Москве, как и во многих других местах, декабрь будто бы забыл о своём предназначении. Не «мостит», не «гвоздит», не «приколачивает» — лишь моросит, путается в голых ветвях, да изредка припудривает тротуары рыхлым, несерьёзным снегом, который к полудню тает без следа. А ведь как метко прозвали его в народе — «студень»! Словно бы сам звук этого слова должен сковывать дыхание, вызывать озноб, напоминать о том, что земля готовится к долгому сну. «Декабрь год кончит, а зиму начинает» — гласит пословица. Но нынче он, словно нерешительный гость на пороге, топчется, не решаясь переступить черту. И вспоминается пушкинское: «В тот год осенняя погода стояла долго на дворе, зимы ждала, ждала природа, снег выпал только в январе».