Российский приключенческий роман сегодня — это жанр, который вроде бы жив, но пахнет как забытая в рюкзаке тушёнка после майских праздников. Формально — существует. Фактически — вызывает тревогу у санитаров литературы. Его продолжают печатать, выкладывать, продавать пачками, но открываешь — и понимаешь: перед тобой не приключение, а утомительный марш по болотам чужой фантазии, где каждый кочкарь знаком, а каждый шаг уже описан тысячу раз.
Современный отечественный приключенец — это человек, который твёрдо уверен: если герой идёт, значит это уже сюжет. Если герой выжил — значит роман удался. Если герой при этом ещё и «стал мужчиной», «понял жизнь» или «нашёл себя» — можно смело печатать вторую часть. Никто не спрашивает, зачем он шёл, что именно с ним произошло и почему читатель вообще должен за этим наблюдать. Литературная логика заменена походной: дошёл — молодец, не умер — вообще герой.
Герои этих книг напоминают манекены, которым забыли дорисовать лицо. Они отважны по умолчанию, умны без доказательств и выносливы просто потому, что так надо автору. Их внутренний мир — это пустой термос: вроде предмет есть, а содержимого нет. Они не сомневаются, не ошибаются по-настоящему, не ломаются. Максимум — «задумался, глядя на костёр». Это не персонажи, это функции: идти, стрелять, терпеть, иногда любить. Всё остальное — лишнее, мешает динамике.
С динамикой, кстати, тоже беда. Потому что российский приключенческий роман сегодня путает движение с действием. Герой бежит — значит, интересно. Падает — значит, напряжение. Попадает в плен — значит, кульминация. А то, что всё это происходит без внутреннего конфликта, без ставки, без ощущения, что мир может быть другим — никого не волнует. Это не сюжет, а полоса препятствий, собранная из клише: тайга, революция, экспедиция, война, побег. Меняются декорации, но сценарий всегда один и тот же, как плохой сериал, где новые сезоны отличаются только цветом куртки у главного героя.
Особенно трогательно выглядит попытка «осовременить» жанр. Автор добавляет немного технологий, пару терминов из Википедии, иногда — заговор. Но за этим всё равно торчит старая добрая советская походная проза, только без идеологии и без стыда. Раньше хоть была вера в большое дело, в историческую миссию. Теперь — просто беготня ради беготни, приключение ради галочки в аннотации.
Отдельный цирк — язык. Российский приключенческий роман сегодня пишет так, будто боится, что читатель отвлечётся и убежит. Поэтому всё разжёвано, пережёвано и выплюнуто обратно. Описания перегружены, диалоги деревянные, каждая эмоция подписана, как в методичке для младших классов. «Ему стало страшно». Спасибо, мы бы никогда не догадались, учитывая, что его сейчас собираются расстрелять.
И самое печальное — жанр никому не нужен настолько, чтобы его всерьёз ругали. Критика проходит мимо, как мимо киоска с газетами: вроде существует, но обсуждать неловко. Приключенческий роман у нас — это литература второго плана, которая сама смирилась со своей второсортностью. Она не претендует, не спорит, не лезет вперёд. Она просто лежит на полке и ждёт своего читателя, который хочет «чего-нибудь про мужиков, чтобы стреляли и выживали».
Возьмем примера ради «Город Солнца» Евгения Рудашевского. Как пишут в предварительных описаниях, это своеобразная подростковая приключенческая серия про поиски отца и загадки мира. Но хотя автор и «заводит пружины интриги», реализация — школьный триллер с прилагательными наперевес.
Недостаток: сюжет развивается не от внутреннего мотива героя, а от желания автора как-то удержать внимание подростка.
В результате мы имеем жанр, который существует по инерции. Он не ищет новых форм, не работает с реальностью, не разговаривает с современным читателем. Он продолжает рассказывать истории так, будто интернет — это слух, а психологическая глубина — буржуазная выдумка. Российский приключенческий роман сегодня — это не побег вперёд, а бег по кругу, с криком «ура» и пустым взглядом.
И самое обидное: приключения ведь возможны. Мир сложный, опасный, противоречивый — идеальная среда для жанра. Но вместо этого нам снова подсовывают костёр, дорогу и героя без лица. И просят верить, что это всё ещё литература.
А это уже не приключение. Это привычка.