— Ну целовались и что?..
Эта фраза прозвучала так буднично, будто речь шла о чем-то пустяковом: о пролитом кофе или забытом дома зонтике. Наташа даже не сразу поняла смысл сказанного. Она стояла в дверях кабинета мужа, одной рукой держась за косяк, другой за ремешок сумки, словно это могло удержать её от падения.
Она зашла всего на минуту. Напомнить. Просто напомнить, что сегодня его очередь забирать Василька из школы. Уже третий раз за месяц она отпрашивалась с работы, и терпение начальницы явно подходило к концу. Светлана Павловна в последнее время смотрела на неё косо, говорила сухо, без обычных шуточек. А вчера и вовсе обронила, будто между делом, что, если так пойдёт и дальше, Наташу придётся перевести на неполный рабочий день. Соответственно, и зарплата будет другая.
При одном слове «ипотека» Наташу начинало трясти. Они с Петром брали кредит семь лет назад, тогда это казалось правильным и взрослым решением. Двухкомнатная квартира в новом доме, детская для будущего ребёнка, кухня, где по утрам будет пахнуть кофе. Всё было рассчитано до копейки, и лишних денег в их бюджете не водилось. Любое сокращение доходов означало катастрофу.
Она звонила Пете с утра. Потом ещё раз. И ещё. Телефон был вне зоны доступа. Наташа решила, что он разрядился, как уже бывало. В обеденный перерыв она не пошла с коллегами в кафе, а, накинув пальто, почти бегом направилась к его офису. Сердце колотилось не от предчувствия беды, а от раздражения и тревоги, она уже представляла, как будет выговаривать ему за выключенный телефон.
Коридор на его этаже был полупустым. Вдоль стен стояли одинаковые двери с табличками, пахло кофе и чем-то металлическим, офисным. Наташа дошла до нужной двери, подняла руку, чтобы постучать, но дверь оказалась приоткрытой.
Она заглянула и увидела… Сначала спину Петра. Потом женскую руку на его плече. Потом саму женщину. Она что-то говорила, наклонившись к нему, и в этот момент Пётр повернул голову, и их губы встретились.
Наташе показалось, что пол ушёл из-под ног. В ушах зашумело, будто кто-то резко включил воду. Она сделала шаг вперёд и опёрлась о стену. Колени дрожали, пальцы онемели.
Пётр первым заметил её. Он отстранился от женщины, но не резко, словно ничего особенного не произошло. Его лицо не выражало ни страха, ни вины, скорее раздражение, как если бы ему помешали в важный момент.
— Наташ, ты чего тут? — спросил он спокойно. — Я же на работе.
Женщина обернулась. Наташа увидела ухоженное лицо, аккуратную причёску, дорогую блузку. Женщина была красива той уверенностью, которая приходит не от любви, а от положения. Их взгляды встретились всего на секунду, но Наташе хватило и этого.
— Я… — Наташа попыталась заговорить, но голос сорвался. — Ты… ты…
— Ну целовались и что? — повторил Пётр уже громче, будто объяснял очевидное. — Что ты из этого трагедию делаешь?
Он говорил, как с ребёнком. С глупым, капризным ребёнком, который не понимает простых вещей.
— Петя… — прошептала Наташа. — Ты понимаешь, что ты делаешь?
Он вздохнул, посмотрел на часы, потом на женщину.
— Ты Степану Андреевичу всё расскажешь? — спросил он вдруг, не глядя на жену.
И в этот момент Наташу словно ударило током. Степан Андреевич. Начальник Петра. Крупный инвестор, человек, о котором Пётр говорил с придыханием. И всё встало на свои места.
Она посмотрела на женщину уже иначе. Та опустила глаза, поправила сумочку и сделала шаг к двери.
— Мне пора, — сказала она негромко и, не взглянув больше на Наташу, вышла.
Дверь за ней закрылась мягко, почти беззвучно. Наташа осталась одна с мужем. С человеком, с которым прожила десять лет, родила сына, делила радости и страхи.
— Ты вообще понимаешь, в каком я состоянии? — наконец выдавила она.
— Хватит истерить, — резко ответил Пётр. — Да Степан Андреевич тебя и слушать не станет. Мы взрослые люди, не в детском саду.
Он поднялся из-за стола, подошёл ближе, но не для того, чтобы обнять или поддержать. Его жесты были раздражёнными.
— Иди куда тебе надо. На работу или домой. У меня вечером встреча с инвесторами, и я там должен быть в нормальном виде, а не с твоими слезами.
Наташа смотрела на него и не узнавала. Этот человек когда-то держал её за руку, когда она рожала. Сидел ночами у кроватки Василька, когда у того была температура. Говорил, что семья — это главное.
Она ничего больше не сказала. Развернулась и вышла. Коридор закружился перед глазами, но она шла, не останавливаясь, будто боялась, что если замедлит шаг, то уже не сможет сделать ни одного.
За дверями кабинетов продолжалась обычная офисная жизнь. Кто-то смеялся, кто-то говорил по телефону, кто-то спешил по своим делам. И только для Наташи мир в этот момент рухнул окончательно и бесповоротно.
Ноги двигались сами, словно у них была собственная воля, не связанная с головой. Мысли путались, обрывались, возвращались снова и снова к одной и той же картине: близко склонённые головы, чужая женская рука на плече мужа, его равнодушный голос.
Коридор казался бесконечным. Двери с табличками сливались в одно пятно, звуки глохли, будто она шла под водой. Наташа шла и вдруг поняла, что останавливается возле массивной двери с аккуратной табличкой: «Степан Андреевич Крылов». Начальник. Человек, имя которого ещё недавно вызывало у неё лишь уважительное напряжение и лёгкий страх.
Она остановилась. Сердце колотилось так, что, казалось, его стук слышен всем вокруг. Зачем она здесь? Что собирается сказать? Внутри поднималась волна стыда, но вместе с ней отчаянная потребность хоть что-то сделать. Не уйти молча, не проглотить, не сделать вид, что ничего не произошло.
Наташа подняла руку и постучала.
— Войдите, — раздался женский голос.
За дверью оказался небольшой приёмный кабинет. За столом сидела молодая женщина в строгом костюме, с идеально уложенными волосами. Она подняла глаза и посмотрела на Наташу с вежливым выражением лица.
— Я хотела бы поговорить со Степаном Андреевичем, — сказала Наташа, чувствуя, как пересыхает во рту.
— Он сейчас занят, — ответила секретарь. — Освободится минут через десять. Вы можете подождать.
Наташа кивнула и опустилась на стул у стены. Время потянулось мучительно медленно. Она смотрела на часы, на узор на ковре, на руки, свои руки, которые слегка дрожали. Мысли снова и снова возвращались к Пете. К его спокойствию. К его словам. «Ну целовались и что?..»
Через несколько минут дверь кабинета открылась, и оттуда вышел крупный мужчина средних лет. Он говорил по телефону, громко смеялся, хлопнул себя по карману и, не обратив на Наташу никакого внимания, направился к лифту.
Не раздумывая больше ни секунды, она встала и прошла в кабинет.
Степан Андреевич сидел за большим столом из тёмного дерева. Он поднял голову и удивлённо посмотрел на неё. Наташа невольно отметила, что он действительно был красив. Не броской, показной красотой, а спокойной, уверенной. Высокий, подтянутый, с сединой на висках и внимательным взглядом. Таким мужчинам обычно не изменяют, о них заботятся, их берегут.
— Простите… — начала она. — Я, наверное, без записи…
— Ничего, — спокойно сказал он. — Садитесь. Чем могу помочь?
Она представилась. Назвала фамилию. Сказала, что жена Петра. Эти слова дались ей тяжело, словно она произносила что-то постыдное.
Наташа говорила сбивчиво. Про то, что увидела. Про поцелуй. Про то, что не может понять, как жить дальше. Она не просила наказать, не требовала справедливости, она просто говорила, потому что больше молчать не могла.
Степан Андреевич слушал внимательно, не перебивая. Его лицо не выражало ни удивления, ни возмущения. Когда она замолчала, он некоторое время смотрел в стол, словно собираясь с мыслями.
— Я догадывался, — сказал он наконец. — Честно говоря, давно.
Наташа вздрогнула.
— Вы… знали?
— Предполагал, — спокойно ответил он. — В этом нет ничего страшного. Интрижка. Бывает.
Он произнёс это так легко, будто говорил о временной простуде или плохой погоде. Наташа смотрела на него и не понимала. Как можно говорить «ничего страшного», когда рушится жизнь? Когда у ребёнка может не стать полноценной семьи? Когда десять лет превращаются в пепел?
— Простите, — тихо сказала она. — Я, наверное, зря пришла.
Она встала. Ноги снова были ватными, но она держалась.
— Вам решать, — добавил он ей вслед. — Взрослые люди сами делают свой выбор.
Наташа промолчала и вышла.
По дороге в свой офис она шла медленно, уже не бежала. Город жил обычной жизнью: люди спешили, разговаривали, смеялись. А внутри у неё была пустота. Она думала о том, что услышала, о равнодушии Петра. О спокойствии Степана Андреевича. И о том, что выхода она пока не видит.
В офис Наташа пришла с опозданием почти на час. Она понимала это ещё по дороге, но ускорить шаг не могла, словно каждое движение давалось с усилием. Рабочий день шёл своим чередом, компьютеры гудели, кто-то говорил по телефону, кто-то стучал по клавиатуре. Никто не знал и не должен был знать, что внутри у неё всё уже рассыпалось.
— Наталья Сергеевна, ко мне, — раздался резкий голос Светланы Павловны.
Наташа вздрогнула. Она не успела даже снять пальто, как начальница уже стояла в дверях кабинета, скрестив руки на груди. В её взгляде не было ни капли сочувствия, только раздражение.
Наташа вышла и закрыла за собой дверь.
— Вы вообще понимаете, чем это вам грозит? — начала Светлана Павловна без предисловий. — Я вам уже говорила: опоздания, уходы среди дня, вечные проблемы. У меня не благотворительная организация.
Наташа молчала. Слова начальницы проходили мимо, не задерживаясь. Она вдруг ясно поняла, что сил больше нет.
— Вам это грозит увольнением, — продолжала Светлана Павловна. — Или, в лучшем случае, переводом на полставки. Вам это надо?
И тут Наташа расплакалась. Слёзы текли сами, и остановить их она уже не могла.
— Мне всё равно, — сквозь всхлипы выговорила она. — Мне уже всё равно…
Светлана Павловна растерялась. Она явно не ожидала такой реакции. Некоторое время она молча смотрела на Наташу, потом пригласила к себе в кабинет и налила воды из графина.
— Ну, ну… — сказала она уже другим тоном. — Сядьте. Успокойтесь. Что у вас случилось?
Наташа говорила сбивчиво, путаясь, перескакивая с одного на другое. Про мужа, про то, что видела. Про ипотеку. Про то, что если бы не сын, она бы, наверное, не выдержала. Слова вырывались сами, и с каждым признанием становилось чуть легче и одновременно страшнее.
Светлана Павловна слушала молча. Лицо её постепенно менялось, строгость уходила, уступая место задумчивости.
— Значит, вот как… — наконец сказала она. — Жалко Степана.
Наташа подняла голову.
— Вы… знаете Степана Андреевича?
— Знаю, — кивнула Светлана Павловна. — Мир тесный. Он держится за своё место. Очень держится. Эту должность ему тесть преподнёс, считай, на блюдечке. Статус, деньги, связи — всё оттуда. А на жену он давно глаза закрывает. Ему проще делать вид, что ничего не происходит, чем лишиться всего этого.
Она помолчала и добавила:
— Так что не ждите от него рыцарских поступков. У него свои приоритеты.
Наташа сидела, глядя в одну точку. Каждое слово ложилось тяжёлым камнем. Иллюзий не осталось ни о муже, ни о его начальнике, ни о том, что справедливость сама собой восторжествует.
— А вы, дорогая, — сказала Светлана Павловна мягче, чем раньше, — сами думайте, как вам жить дальше. Ради ребёнка и ради себя. Никто за вас это решение не примет.
Наташа ничего не ответила. Она понимала, что это правда.
Она вышла из кабинета и села за своё рабочее место. Экран компьютера светился, требуя внимания, но она не видела цифр и таблиц. В голове всё снова и снова прокручивались одни и те же мысли. Уйти или остаться. Терпеть или начинать всё с нуля. Как платить ипотеку. Как смотреть сыну в глаза.
Выхода не было. Или он был, но Наташа его не видела. Она сидела, механически выполняя работу, и чувствовала, как внутри нарастает усталость, от которой невозможно спрятаться.
С работы Наташа снова ушла раньше обычного. Она не стала ничего объяснять, просто молча собрала сумку и вышла. Светлана Павловна проводила её взглядом, но ни слова не сказала. Будто всё, что нужно было сказать, уже было сказано.
На улице было пасмурно. Небо висело низко, давило, и Наташа шла, не поднимая головы, словно боялась встретиться взглядом с этим серым, равнодушным миром. Мысли путались, шаги были тяжёлыми. Она думала только о Васильке. О том, как он выйдет из школы, будет оглядываться, искать её глазами. Ради него она должна была держаться. Только ради него.
Она почти дошла до пешеходного перехода, когда рядом плавно остановилась тёмная машина. Наташа не сразу обратила внимание, решила, что водитель просто пропускает пешеходов. Но дверца открылась, и знакомый голос произнёс:
— Наталья Сергеевна, подождите.
Она вздрогнула и обернулась. Из машины выходил Степан Андреевич. Без пиджака, в светлой рубашке, он выглядел менее официально, но всё так же уверенно и спокойно.
— Простите, — сказал он. — Я не хотел вас пугать. Просто увидел из окна и решил остановиться.
Наташа растерялась. Она не знала, что сказать, и просто стояла, сжимая ремешок сумки.
— Давайте присядем, — предложил он. — Нам нужно поговорить.
Она колебалась всего секунду, потом согласилась и села в машину. Внутри было тепло и тихо, пахло кожей и чем-то дорогим, едва уловимым.
— Я понимаю, в каком вы сейчас состоянии, — начал он, когда машина тронулась. — И хочу, чтобы вы знали: я не считаю вас виноватой в том, что произошло.
Наташа молчала, глядя в окно.
— Раз моя жена позволила себе разрушать чужую семью, — продолжал он ровным голосом, — значит, часть ответственности лежит и на мне. Я готов помочь вам.
Наталья повернулась к нему.
— Помочь? — переспросила она глухо.
— Да. Я могу найти для вас съёмную квартиру. Хорошую. И буду её оплачивать. Чтобы вы с ребёнком не остались ни с чем.
Наташа почувствовала, как к горлу подступают слёзы.
— У нас квартира в ипотеке, — сказала она тихо. — Я не знаю, как её делить. Я вообще ничего не знаю.
— У меня есть друг, адвокат, — спокойно ответил он. — Он вам поможет. Раздел имущества, развод — всё это решаемо. Вам не нужно оставаться с этим одной.
И вдруг Наташа почувствовала облегчение, ощущение, что она больше не тонет. Что кто-то протянул руку.
Процесс развода оказался долгим и выматывающим. Три месяца бумаги, разговоры, споры. Пётр сначала злился, потом устал, а потом неожиданно сдался. Квартиру он оставил Наташе и Васильку, будто хотел поскорее закрыть эту главу своей жизни. Но ипотека целиком легла на её плечи.
Она сидела на кухне с документами и понимала, что сама не справится. И снова рядом оказался Степан Андреевич. Он не требовал благодарности, просто помог. Погасил остаток кредита, спокойно, без лишних слов.
После этого он стал появляться в их жизни незаметно и аккуратно. Помогал с документами, интересовался, всё ли в порядке. Иногда привозил Васильку книги или конструктор, иногда просто звонил и спрашивал, как прошёл день.
Он не лез в душу и не говорил о чувствах. Был рядом, как старший товарищ, как надёжный взрослый, на которого можно опереться. Наташа постепенно начала привыкать к этому спокойствию. К тому, что о ней и о сыне кто-то думает.
Она всё ещё просыпалась по ночам, вспоминая прошлую жизнь, но боль становилась тише. Впереди было много неизвестного, но страх уже не парализовал.
Она знала одно: теперь у неё есть опора. И ради Василька, и ради себя она обязана идти дальше.