Жезл взмахнул в воздух ровно в шесть ноль три. Вячеслав даже не удивился — просто вздохнул и прижался к обочине. Снова. В третий раз за эту неделю. В том же самом месте.
— Доброе, — буркнул инспектор в окно, и Слава узнал его сразу. Тот самый, с прищуром. Который позавчера полчаса разглядывал документы и искал, что-то в своём планшете.
— Вот мои документы, — протянул Вячеслав права и страховку, не дожидаясь просьбы. Привычка. За три недели этого безобразия привычка въелась в подкорку.
***
А началось всё месяц назад, когда Слава устроился на оптовую базу. Работа — не сахар, но платят исправно. Дочка в девятый класс пошла, сын в пятый, жена после декрета только-только на ноги встала. Деньги нужны позарез. Поэтому и приходится вставать в полпятого утра, продирать глаза и тащиться через полгорода, пока жена с детьми ещё спят.
***
Инспектор медленно, с расстановкой изучал документы.
— Как самочувствие? — вдруг спросил гаишник, поднимая глаза.
Ну вот. Опять этот идиотский вопрос.
— Отлично, — Слава стиснул руль. — Спал от силы пять часов, в полпятого подъём, на работе до обеда, потом домой ползу, ем и еду на вторую работу. Чудесно просто!
Инспектор прищурился сильнее, принюхался. Слава знал, чего тот ищет — запах перегара, дрожь в голосе, расширенные зрачки. Знал, потому что уже проходили. И позавчера, и четыре дня назад, и неделю назад.
— Куда направляетесь?
— На работу. Как всегда. Туда же, куда и в прошлый раз, когда вы останавливали. И в позапрошлый тоже.
— Так, вот только хамить не надо мне тут! Я задаю вопросы...
— А я отвечаю! — Вячеслав почувствовал, как внутри что-то натягивается, как струна перед разрывом. Три недели он терпел. Три недели вежливо улыбался, показывал документы, отвечал на дурацкие вопросы. Три недели опаздывал на работу, нервничал.
И вот эти остановки. Каждое утро — как русская рулетка. Попадёт — не попадёт. Успеет на работу вовремя — не успеет.
— Вы не понимаете, — начал инспектор таким тоном, каким объясняют что-то особенно тупому. — Я имею право...
— Я понимаю больше, чем вы думаете, — перебил Слава. И тут что-то внутри щёлкнуло. Усталость, злость, обида за потерянное время, за бесконечное терпение — всё слилось в один ком, который застрял в горле.
Он посмотрел инспектору прямо в глаза.
— Слушайте... Если вы хотите познакомиться, так и скажите прямо. Потому что машину мою вы уже вдоль и поперёк изучили. Документы мои наизусть знаете. Маршрут запомнили. Других причин останавливать меня каждый божий день у вас, простите, нет.
Тишина.
Гаишник замер с открытым ртом. Документы в его руке слегка задрожали.
— Или вам правда моё самочувствие так интересно? — продолжил Вячеслав, и голос его зазвучал спокойнее, увереннее. — Тогда отвечу развёрнуто: работаю с пяти утра до двух дня на первой работе, и с четырёх до десяти — на второй. Семья, двое детей, ипотека. Не пью, не курю, документы все в порядке. Машина исправна. Что ещё вам нужно знать? Размер обуви? Любимый цвет?
Напарник инспектора, стоявший чуть поодаль, прыснул и поспешно отвернулся, делая вид, что изучает проезжающие мимо машины.
— Вы... это... — инспектор явно потерял нить разговора. — Можете ехать, короче.
— Точно? — Слава взял документы, которые гаишник протягивал уже без всякой уверенности. — Может, ещё что-то проверим? Багажник вам открою? Знак аварийной остановки проверим? Или спросите про моё детство — тоже интересная тема.
— Сказал же — свободен! Истерик мне тут еще не хватало.
Вячеслав завёл машину и медленно тронулся. В зеркале он видел, как инспектор стоит на обочине, глядя вслед, а его напарник явно пытается сдержать смех.
***
Несколько месяцев подряд Славу не останавливали ни разу. Он проезжал мимо того самого места — там частенько стоял патруль. Но инспекторы словно бы его не замечали: отворачивались, изучали документы у других водителей, делали вид, что заняты рацией. Позднее патруль и вовсе исчез с этого места.
Жена удивлялась, почему он стал приходить на работу вовремя.
— Повезло просто, — отвечал Вячеслав и улыбался.