Отпуск в феврале я взял не потому, что люблю лыжи, а потому что график на прокатном стане такой — либо сейчас, либо никогда. Я, Сергей, простой вальцовщик, мечтал об одном: неделя без грохота цеха, без начальства и без жениных «прибей полку».
У меня был дачный домик в СНТ «Энергетик». Щитовой, утепленный на совесть, с печкой. Я взял ящик пива, маринованное мясо и своего пса — Бурана. Буран был здоровенной дворнягой, помесью овчарки с кем-то очень лохматым. Верный, злой к чужим, свой в доску.
Три дня прошли идеально. Я спал до обеда, колол дрова, вечером жарил мясо на мангале и смотрел телик. Буран носился по сугробам, гонял зайцев.
На четвертый вечер Буран запросился на улицу. Я выпустил.
Час нет, два нет. Я вышел на крыльцо, посвистел. Тишина. Лес стеной стоит, темный, страшный. Ну, думаю, нашел сучку в соседней деревне, кобель. Вернется.
Я оставил телефон на перилах крыльца (фонариком светил, пока курил) и зашел в дом, чтобы подкинуть дров.
И тут слышу — скребется.
Я глянул в окно веранды. Стоит Буран.
Но что-то не так.
Обычно он, когда нагуляется, весь в снегу, язык на плечо, хвостом крутит так, что задницу заносит. А этот стоит ровно, как памятник. Снег на шерсти не тает. И смотрит в окно. В упор.
А потом хвост начал ходить.
Влево-вправо. Влево-вправо.
Четко, ритмично, как маятник у часов. Без эмоций.
Я подошел к двери.
— Ты где шлялся, морда? — спросил я через стекло.
Буран открыл пасть. Широко, лениво.
И сказал:
— Открой, Серега. Холодно.
У меня ноги к полу примерзли.
Голос был... нечеловеческий. Это был какой-то скрежет, похожий на радиопомехи, из которых составили слова. Грубый, хриплый бас.
— Открой. Холодно, — повторил пес.
При этом пасть просто открывалась и закрывалась, вообще не попадая в слова. Как у дешевой куклы.
Я отшатнулся. Хмель вылетел из головы моментально.
— Ты кто? — хрипнул я.
Пес наклонил голову. Глаза у него в свете фонаря блеснули. Не карие, как у Бурана. А желтые, пустые, как у дохлой рыбы. И зрачок — узкая щель.
— Я Буран. Твой пес. Пусти. Я хочу к печке. Я хочу жрать.
Слово «жрать» он произнес с таким причмокиванием, что меня чуть не вырвало.
Это не моя собака. Это тварь, которая надела шкуру моей собаки.
Я защелкнул замок на верандной двери. Потом метнулся ко второй, внутренней двери, закрыл на засов.
Руки тряслись. Что делать? Ружья у меня нет, я не охотник. Есть топор в сенях и травмат в бардачке машины, но машина во дворе, а там — оно.
Стук в окно.
Вежливый такой, настойчивый.
— Серега, — голос соседа, дяди Вити. Он вообще-то в городе живет, зимой сюда ни ногой. — Открой, братан. Прикурить есть?
Голос дяди Вити был один в один. С его кашлем курильщика. Но в конце фразы звук заело. Есть-есть-есть-сть-ть... Как глюк в mp3-плеере.
Я подполз к окну, отогнул край шторы.
На подоконнике сидел «Буран».
Он сидел на заднице, а передними лапами барабанил в стекло. Пальцы на лапах стали длинными, суставчатыми, как у паука.
— Витек пришел, — сказала собака, глядя на меня мертвыми глазами. — Пива попьем. Открывай.
Оно видит меня. Сквозь шторы, сквозь темноту.
Я понял: эта тварь перебирает варианты. Она не понимает, кто такой Витя. Она просто воспроизводит звуки, которые слышала в этом месте раньше. Она — диктофон в собачьей шкуре.
Я схватил кочергу. Больше ничего под рукой не было.
Вдруг с улицы раздался звонок. Стандартная мелодия айфона.
Мой телефон! Я забыл его на перилах крыльца.
Звонок оборвался. И через секунду из-за двери раздался голос моей жены. Таньки.
— Сереж? Ты чего трубку не берешь?
Я замер. Это было так реально. Танька, родная, истеричная немного.
— Сережа, открой дверь! Я приехала! Сюрприз! — голос жены звучал из динамика телефона, который эта тварь поднесла к двери. — Тут холодно, Сереж! Впусти!
У меня сердце сжалось. А вдруг правда? Вдруг она на электричке приехала меня проверить?
Я сделал шаг к двери.
— Впусти... — голос жены дрогнул и перешел в низкое, утробное рычание. — Мясо... Теплое мясо...
Меня как ледяной водой облило.
Входная ручка начала поворачиваться.
Медленно, рывками.
Я увидел, как через стекло веранды просовывается длинная серая конечность, похожая на обгорелую ветку, и пытается повернуть вертушок замка.
Оно не ломает дверь. Оно открывает. У него есть пальцы.
Я понял, что кочерга меня не спасет. Тварь в шкуре алабая весит килограмм семьдесят, плюс сила дикая.
Нужен огонь. Или взрыв.
Я вспомнил. В куртке, в кармане, осталась пачка петард «Корсар-8». Здоровые такие, как динамитные шашки. Я их брал, чтобы на Новый год бахать, пару штук осталось.
Дверь скрипнула. Язычок замка вышел из паза.
Тварь открыла.
Я выхватил петарду и зажигалку.
Дверь распахнулась.
На пороге стояло нечто. Шкура Бурана на нем лопнула по хребту, и оттуда лезло серое, склизкое мясо. Челюсть собаки висела на лоскутах кожи, а под ней была другая пасть — круглая, полная мелких игл.
— Привет, — сказало оно моим голосом.
Я поджег фитиль.
— Лови! — заорал я и швырнул петарду ему прямо в морду.
Сработал рефлекс. Инстинкт собаки, которую оно сожрало и скопировало. Тварь щелкнула пастью, ловя летящий предмет.
Она поймала петарду зубами.
Я с размаху ударил ногой по двери, захлопывая её, и упал на пол, закрывая голову руками.
БАБАХ!
Дом тряхнуло. Стекла на веранде вылетели к чертям.
Визг был такой, что у меня кровь из носа пошла. Тонкий, сверлящий визг, переходящий в бульканье.
Я слышал, как оно бьется в конвульсиях на крыльце, как ломает перила. Потом звук падения тела в снег. И тишина.
Я лежал на полу с кочергой до рассвета. Не вставал, даже поссать.
Утром я вышел.
Веранда вся в черной слизи. Крови нет, только эта жижа, воняющая тухлятиной и серой. От «Бурана» остались ошметки рыжей шерсти и разорванный ошейник.
Оно ушло. Следы на снегу были странные — как будто кто-то полз на двух руках, волоча задние ноги.
Я собрался за пять минут. Кинул вещи в машину, завел с полпинка и дал по газам.
Дачу я продал через месяц. За копейки, узбекам-строителям. Ничего им не сказал. Пусть сами разбираются.
Сейчас я снова в цеху. Стою у стана, грохот такой, что уши закладывает, жара, масло летит.
И знаете что? Мне нравится этот грохот.
Потому что в тишине я начинаю прислушиваться.
Вчера мастер цеха, Петрович, подошел ко мне и что-то крикнул на ухо. Обычное дело, производственный момент.
Но я посмотрел на его губы.
И мне показалось, что слова «Давай план» прозвучали на долю секунды позже, чем шевельнулся его рот.
Я теперь всегда смотрю на губы. И на заводе я чувствую себя спокойнее, чем дома. Здесь, среди железа и огня, таким тварям не место. Наверное.
Все персонажи и события вымышлены, совпадения случайны.
Так же вы можете подписаться на мой Рутуб канал: https://rutube.ru/u/dmitryray/
Или поддержать меня на Бусти: https://boosty.to/dmitry_ray
#криптиды #страшныеистории #мимик #зима