Этот хутор умирал давно, а этой зимой, казалось, испустил последний дух. Три жилых двора на десять километров снежной целины. Когда мне позвонила соседка, баба Шура, и сказала, что мамы больше нет, я даже не сразу понял, о ком она. Я не был здесь десять лет. Городская жизнь, ипотека, дедлайны — всё это надежно зацементировало память о детстве в глуши.
Я ехал на своем кроссовере, пробивая колею в свежем снегу. Мороз стоял лютый, минус тридцать, не меньше. Деревья по обочинам стояли седые, скрюченные, похожие на замерзших часовых.
Мамин дом встретил меня запахом, который я забыл: смесью сухих трав, печной золы и ладана. И холодом. Печь давно не топили.
В горнице, на столе, уже стоял гроб. Баба Шура и еще одна старуха, которую я смутно помнил, обмыли и обрядили мать. Она лежала маленькая, сухонькая, с заострившимся носом, совсем не похожая на ту властную женщину, от которой я сбежал в город после школы.
— Зеркала, Андрейка, зеркала завесь, — первым делом сказала баба Шура, суетясь с полотенцами. — Негоже, чтобы покойница себя видела. Душа запутается.
Я кивнул. В доме было одно большое зеркало — старинное, в тяжелой резной раме из темного дуба. Оно висело в простенке между окнами. Я помнил его с детства: мутное, с пятнами ржавчины на амальгаме по краям, оно всегда искажало отражение, делая его темнее и старше.
Я нашел в комоде старое покрывало и накинул на раму. Ткань была плотной, тяжелой, она надежно скрыла стекло.
Ночь перед похоронами положено сидеть у гроба. Читать Псалтирь. Старухи ушли, пообещав прийти утром на вынос. Я остался один.
Я натопил печь, но тепло плохо держалось в выстуженном доме. Я сидел в кресле у гроба, одетый в куртку. На столе, у изголовья матери, горели три толстые церковные свечи в старом медном подсвечнике. Их пламя было единственным источником света в комнате, пляшущие тени оживляли бревенчатые стены.
Было около трех часов ночи. Самое глухое время.
Я задремал под монотонное гудение ветра в трубе.
Меня разбудил звук. Резкий, неприятный скрежет дерева о дерево, а затем — глухой удар.
Я вздрогнул, открыл глаза.
Покрывало, которым я завесил зеркало, сползло. Видимо, я плохо закрепил его, и под собственной тяжестью старая ткань соскользнула на пол.
Зеркало было открыто.
Оно висело прямо напротив стола с гробом. В его темной, глубокой поверхности отражалась вся комната: подрагивающие огоньки свечей, угол гроба, мое бледное лицо в кресле.
И что-то еще.
Я не сразу понял, что не так. Списал на сонливость и игру теней. Я встал, чтобы снова завесить раму. Подошел к зеркалу вплотную.
Мое отражение приблизилось навстречу. Я видел свои красные глаза, щетину, пар, идущий изо рта.
А за моим плечом, в глубине зазеркальной комнаты, кто-то стоял.
Я резко обернулся.
Сзади никого не было. Только гроб и пляшущие тени.
Я снова посмотрел в зеркало.
Фигура была там. Она стояла у стола, прямо за гробом. Это была женщина в темном платке и похоронном платье.
У меня перехватило дыхание. Я узнал это платье. Я сам покупал его неделю назад по просьбе бабы Шуры.
Это была мама.
Не та, что лежала в гробу — неподвижная и восковая. Отражение было... другим. Оно стояло прямо, неестественно выпрямив спину. Лицо было опущено, скрыто тенью платка, но я чувствовал, что оно смотрит не на гроб, а на меня. В упор. Через стекло.
Мой рациональный городской мозг начал искать объяснения. Галлюцинация. Стресс. Угарный газ от печки.
Я хотел отвести взгляд, но не мог. Зеркало притягивало, как магнит.
И тут отражение шевельнулось.
Фигура в зеркале медленно подняла руку. Сухую, морщинистую руку с темными венами. Она поднесла её к подсвечнику, который стоял на столе.
В реальном мире свечи горели ровно.
В отражении женщина наклонилась к крайней свече. Я увидел, как её губы сложились трубочкой.
Она дунула.
В зеркале огонек свечи дернулся и погас. Над фитилем взвилась струйка дыма.
В ту же секунду в реальной комнате стало темнее.
Я с ужасом посмотрел на настоящий подсвечник. Все три свечи горели. Но света от них стало меньше. Тени сгустились. Углы комнаты провалились в черноту.
Холод. В комнате резко стало холоднее. Это был не мороз с улицы. Это был ледяной вакуум, который исходил от зеркала.
Отражение матери двинулось ко второй свече.
— Мама? — мой голос был похож на скрип половицы.
Она не отреагировала на звук. Она существовала только там, за стеклом.
Она дунула на вторую свечу в отражении.
Пламя в зеркале погасло.
В реальности свет померк еще сильнее. Осталась гореть только одна свеча, но её свет был тусклым, серым, словно умирающим.
Я почувствовал, как мое сердце замедляет ход. Тук... пауза... тук... Кровь в жилах стыла, превращаясь в ледяную кашу. Я понял: она задувает не свечи. Она задувает мою жизнь. Через отражение.
Если она задует третью свечу в зеркале, я умру здесь, в кресле, от остановки сердца.
Мне нужно было разбить зеркало. Это была первая мысль.
Я схватил тяжелую кочергу, стоящую у печки. Замахнулся.
И остановился.
В зеркале мое отражение тоже замахнулось кочергой. Но целилось оно не в стекло. Оно целилось в меня — настоящего.
Я понял: если я ударю, отражение ударит в ответ. И я не знаю, чья реальность окажется сильнее. Удар по амальгаме может стать ударом по моему собственному черепу.
Отражение матери уже наклонилось к последней, третьей свече.
Времени не было. Паника захлестнула меня. Я задыхался от холода.
Что делать? Как остановить то, чего нет в реальности, но что влияет на неё?
Я посмотрел на настоящую свечу. Она горела, но пламя было слабым, готовым вот-вот сорваться с фитиля, повинуясь невидимому дуновению из зазеркалья.
Я не могу помешать ей ТАМ. Но я могу изменить ТО, что она отражает ЗДЕСЬ.
Я бросил кочергу.
Я метнулся к столу, к последней горящей свече.
Отражение матери уже набрало воздух в грудь. Её щеки раздулись.
Я схватил подсвечник. В зеркале моё отражение сделало то же самое.
Мать дунула.
В это же мгновение я резко, рывком, переместил настоящий подсвечник в сторону. На полметра вправо.
В зеркале её дуновение пришлось в пустоту. Там, где только что была свеча, теперь было пустое место.
А настоящая свеча в моей руке, вырванная из зоны поражения зазеркального ветра, вдруг вспыхнула ярко, ровно, жарко.
В зеркале фигура матери замерла. Она медленно подняла голову. Платок сполз.
Я увидел её глаза. Они были не мертвыми. Они были полны лютой, нечеловеческой злобы и разочарования. Это было не лицо моей матери. Это была маска, надетая чем-то древним, что жило в этом доме и в этом зеркале годами.
— Не вышло... — прошелестел голос. Не в комнате. У меня в голове.
Амальгама зеркала пошла трещинами. Не от удара. От внутренней напруги. Словно реальность и отражение, рассинхронизировавшись, разорвали связующую их ткань.
С тихим звоном по поверхности зеркала побежала паутина трещин. Изображение рассыпалось на сотни фрагментов. Фигура матери в отражении исказилась, распалась на куски и исчезла в мутной глубине.
Свет в комнате вернулся. Стало теплее. Мое сердце снова забилось ровно и сильно.
Я стоял, сжимая подсвечник, и смотрел на мертвое, потрескавшееся стекло, в котором теперь отражался только я — живой и до смерти напуганный.
Я не стал ждать утра. Я накинул покрывало на треснувшее зеркало, придавил его сверху стулом.
Когда пришли бабки, я сказал, что зеркало лопнуло от мороза. Они поверили, заахали — плохая примета.
Мать похоронили в полдень.
Сразу после кладбища я вынес зеркало во двор. Я не стал его разбивать. Я облил раму и покрывало бензином и поджег.
Огонь взревел. Рама занялась быстро, старый лак вспыхнул. Я слышал, как внутри огня с жутким, стреляющим звуком лопается стекло. Осколки разлетались, но не наружу, а падали внутрь костра, словно зеркало пожирало само себя. Амальгама сворачивалась черными струпьями, шипела. Я смотрел, пока от него не осталась только кучка золы и груда закопченных, мертвых осколков.
Я уехал с хутора в тот же день. Дом заколотил. Продавать не буду — пусть сгниет вместе со всеми своими секретами.
В моей городской квартире нет зеркал. Я бреюсь на ощупь. В прихожей висит только небольшая полированная металлическая пластина.
Говорят, металл не имеет памяти. Я очень на это надеюсь. Но иногда, когда я прохожу мимо витрин магазинов в темное время суток, я стараюсь не смотреть на свое отражение. Я боюсь увидеть за своим плечом кого-то, кто хочет задуть мой огонь.
Все персонажи и события вымышлены, совпадения случайны.
Так же вы можете подписаться на мой Рутуб канал: https://rutube.ru/u/dmitryray/
Или поддержать меня на Бусти: https://boosty.to/dmitry_ray
#мистика #деревенскиеистории #зеркало #страшныерассказы