Она всегда так одевалась.
Ещё до него — короткие юбки, платья, которые ловили свет и взгляды, тонкие ткани, под которыми угадывалось больше, чем показывалось напрямую. Она не делала это нарочно — так она чувствовала себя живой. Уверенной. Женственной.
Когда они начали встречаться, ему это нравилось.
Даже больше — заводило.
Ему нравилось, как мужчины оборачиваются.
Как кто-то слишком долго задерживает взгляд.
Как она идёт рядом с ним — и будто весь мир понимает: она выбрала его.
Он гордился.
И немного хвастался.
— Видел, как на тебя смотрели? — говорил он ей, притягивая ближе.
— Видела, — улыбалась она. — Но домой пошла с тобой.
Тогда этого было достаточно.
После свадьбы ничего не изменилось сразу.
Она всё так же выбирала платья, не спрашивая разрешения.
Не думала, «прилично» или «неприлично».
Просто открывала шкаф и надевала то, что хотелось.
Менялся он.
Сначала — незаметно.
Ему перестало нравиться, что на неё смотрят слишком долго.
Что кто-то улыбается ей слишком уверенно.
Что официант задерживает сдачу, а коллеги-мужчины пишут чаще, чем нужно по работе.
— Ты не устала от внимания? — спрашивал он вроде бы между делом.
— А от чего тут уставать? — не понимала она.
Потом начались разговоры с родственниками.
«Замужняя женщина так не ходит».
«Зачем ей прозрачное платье?»
«Она же теперь жена, а не девушка на выданье».
Он слушал.
И слова оседали внутри.
Первый серьёзный разговор случился из-за футболки.
Обычной белой, тонкой, без бюстгальтера.
Она накинула её, собираясь выйти за кофе.
— Ты так пойдёшь? — спросил он.
— А что не так?
— Всё видно.
Она посмотрела на себя в зеркало.
Пожала плечами.
— Я же не голая.
Он не ответил.
Но вечером был холоден.
Она почувствовала это телом.
Такое нельзя не чувствовать — когда рядом человек, но между вами что-то сжалось.
Он начал злиться молча.
На взгляды.
На случайные комплименты.
На то, что она смеётся — легко, открыто.
На то, что её замечают.
Иногда она ловила его взгляд — тяжёлый, оценивающий, будто он смотрит на неё уже не как на женщину, а как на проблему.
— Ты специально так одеваешься? — однажды спросил он.
— Специально — что?
— Чтобы на тебя пялились.
Она долго молчала.
— Я одеваюсь так, как всегда. Ты же знал, какая я.
Он не стал спорить.
Но внутри что-то окончательно надломилось.
Переломный момент случился на семейном празднике.
Она пришла в платье — длинном, с высоким разрезом.
Она чувствовала себя красивой.
Он — нет.
Он видел, как двоюродный брат задержал взгляд.
Как кто-то шепнул что-то жене.
Как кто-то усмехнулся.
И ему стало стыдно.
Не за неё — за себя.
За то, что не контролирует.
Дома он сорвался.
— Ты понимаешь вообще, как это выглядит?!
— Как? — тихо спросила она.
— Как будто тебе мало моего внимания!
Это было больно.
Потому что она никогда не просила большего.
Она просто была собой.
— Мне не мало, — сказала она. — Мне больно, что тебе этого не хватает.
В ту ночь они не спали вместе.
Она лежала, глядя в потолок, и впервые подумала:
«А если я перестану быть собой — останется ли что-то между нами?»
Он сидел на кухне и думал:
«Почему мне страшно, если она просто нравится другим?»
Через несколько дней она надела обычное платье.
Закрытое. Спокойное.
Он выдохнул — и вдруг понял, что ему… не нравится.
Она была будто тише.
Сдержаннее.
Чужая.
Вечером он подошёл к ней.
— Ты сегодня другая.
— Ты хотел этого.
Он покачал головой.
— Я хотел, чтобы ты была моей.
— Я и есть твоя, — сказала она. — Но не твоя вещь.
Он впервые услышал это по-настоящему.
Разговор был долгим.
Тяжёлым.
Без криков.
Он признался, что боится.
Боится потерять.
Боится, что однажды кто-то посмотрит — и она уйдёт.
Она сказала, что уйти можно и из закрытого платья.
А остаться — только если тебя принимают целиком.
В ту ночь они снова легли рядом.
Без спешки.
Он обнял её так, как раньше — не с желанием удержать, а с желанием быть рядом.
И впервые за долгое время она почувствовала:
её видят не глазами других мужчин,
а его — по-настоящему.
И этого оказалось достаточно.