Валя вернулась с ночной смены на хлебозаводе, когда за окном едва начало светать. Ноги гудели так, что хотелось просто упасть на диван и не вставать до вечера. Но нельзя. Сережу надо в садик собрать, покормить. В холодильнике еще оставалась гречка со вчерашнего дня и два яйца.
Она открыла дверь в их комнату — однушку на втором этаже панельки, которую снимала за треть своей зарплаты. Сережа не спал. Он сидел за столом, склонившись над листом бумаги. Язык высунул от старания. На столе валялись исчерканные листки — штук десять, не меньше.
— Сереженька, ты почему не спишь?
Он вздрогнул, быстро прикрыл ладошкой исписанный лист. Пальцы были в синих чернилах.
— Мам, ты рано пришла.
— Как рано? Уже семь утра. Тебе в садик через час. — Валя присела рядом, погладила сына по голове. Волосы у него были темные, как у Никиты. Вот только Никита пять лет назад ушел к ее подруге Алине, даже не дождавшись, пока она с Сережей из роддома выпишется. Она смахнула эту мысль. — Что ты там пишешь? И почему не спал?
— Буквы учу, — быстро ответил мальчик и спрятал листок. — Мам, а ты устала?
Она посмотрела на него. На его карие глаза, полные беспокойства. На измазанные чернилами пальцы. На стопку исчерканных листов.
— Немного. Но ничего, сейчас позавтракаем и в садик пойдем.
Валя не стала расспрашивать насчет письма. У нее сил не было ни на что.
***
В садике воспитательница Римма Антоновна остановила ее у входа:
— Валентина Васильевна, можно вас на минутку?
— Я опоздаю на автобус...
— Это важно. — Римма Антоновна говорила тихо, почти шепотом. — Ваш Сережа... он особенный. В пять лет читает уже, пишет что-то. Другие дети играют в машинки, в мяч, а он все буквами интересуется. Недавно он мне сказал, что учится писать, потому что хочет письмо написать. Важное очень. Я спросила: кому? Он ответил: Деду Морозу.
Дед Мороз.
Валя кивнула и почти выбежала на улицу. Автобус она все равно пропустила и шла домой пешком, борясь со слезами.
Днем она нашла листок под подушкой у Сережи, когда убиралась. Развернула. Неровные буквы, некоторые задом наперед, но читалось:
«Дядя Дет Марос. Я Сирёжа. Мне 5 лет. Памаги маме. Она усталая и грусная. Сделай ее счасливай. Мне падарков не нада. Толка маме.»
Валя опустилась на пол прямо посреди комнаты.
Лист дрожал в руках. Она представила, как он сидел ночью, когда она была на смене. Один. Выводил эти кривые буквы. Старался. Для нее. Вот почему он не спал этим утром — заканчивал письмо. Учился писать. Ради этого письма.
Сереже было пять лет. Пять. И он уже все видит. Все понимает. И пытается ее спасти.
***
Вале было двадцать четыре. Родители отвернулись от нее, когда муж Никита ушел. "Мы же тебя предупреждали по поводу Никиты! Не надо было за него замуж выходить! А ты нас не послушалась. Теперь вот сама разбирайся". Отец трубку перестал брать. Мать звонила иногда, но только чтобы напомнить: "Мы тебя предупреждали".
— Мам, а почему мы не ходим к бабушке? — спросил Сережа на следующий день за завтраком.
Валя ела овсянку. Каша была жидковатая, молока пожалела.
— Бабушка далеко живет.
— А на автобусе нельзя?
— Нельзя, Сереженька.
— А почему бабушка не приезжает к нам?
— Она... занята. — Валя встала, понесла тарелку к раковине. Не доела даже.
— А папа почему не приезжает?
Она замерла. Повернулась к сыну. Он смотрел на нее своими карими глазами — такими же, как у Никиты, — и в этих глазах не было обиды. Только вопрос.
— Папа... — Валя присела перед ним на корточки. — Папа живет в другом месте. У него своя жизнь.
— А мы?
— У нас своя.
— Хорошая?
Она обняла сына. Крепко-крепко.
— Очень хорошая. Самая лучшая. Потому что мы вместе.
Никита позвонил в воскресенье, за неделю до Нового года.
— Але, Валь? Это я.
Она молчала. Сжимала телефон изо всех сил. Пять лет. Пять лет тишины. И вот — звонок накануне праздников.
— Я хотел... ну, узнать, как там Серега. Ему уже пять, да? Думал, может, подарок передать...
— Зачем?
— Как зачем? Я же отец. И вообще, праздник скоро. Не хочу, чтоб ребенок думал, что я про него забыл.
Валя усмехнулась. Горько.
— Ты не отец. Отцы не уходят.
— Валь, ну не начинай опять...
— Не звони больше.
Она положила трубку. Села на диван. Сережа играл в углу с машинками. Он возил их по полу, что-то бормотал себе под нос. Строил гараж из книжек.
— Мам, смотри, я дорогу сделал! — Он обернулся, улыбнулся. На миг стал обычным пятилетним мальчишкой, который просто играет.
— Красиво, Сереженька.
— А это пожарная машина. Она всех спасает. Вжжж! — Он погонял машинку, изображая сирену.
Валя смотрела на него и думала: вот он какой. Обычный ребенок. Играет, радуется. А она так редко это видит.
— Мам, это был папа?
— Нет.
— А кто?
— Ошиблись номером.
***
Декабрь пришел неожиданно холодным. Валя работала по двенадцать часов, брала дополнительные смены. Новый год — надо подарки купить, продукты. Хоть немного праздника Сереже устроить.
На заводе ее ценили. Говорили — надежная, ответственная. Начальник цеха, Борька, иногда подкидывал премию:
— Вот, держи. На мальца.
— Боря, спасибо тебе...
— Да ладно. У меня трое своих, я знаю, каково одной тянуть.
***
Сережа между тем продолжал учиться писать. Каждый вечер — новое письмо. Валя находила их под подушкой, в ящике стола, между книжками.
«Дед Морос. Сделай так чтоб мама ниплакала. Она думаит я не вижу. Но я вижу.»
«Дед Морос. Мама гаварит что у нас все хрошо. Но нет. Памаги ей.»
«Дедужка. Я прашу. Подари маме что нибудь харошее.»
А потом она нашла еще одно. Спрятанное глубоко в шкафу, за одеждой.
«Дед Морос. Я хачу работать. Чтоб мама не уставала. Научи как.»
Валя читала и не могла остановить слезы. Пять лет. Он хочет работать. Он думает, как заработать денег.
Каждое письмо она прятала обратно, делала вид, что ничего не знает.
— Мам, а Дед Мороз правда существует?
Они сидели на кухне. Валя готовила ужин — гороховый суп, без мяса, зато с луком и морковкой. Сережа рисовал за столом.
— Конечно, существует, — ответила она.
— А откуда ты знаешь?
— Знаю и все.
— А ты его видела?
Валя обернулась. Сын смотрел на нее с такой надеждой, что сердце заныло.
— Нет, не видела. Но это не значит, что его нет.
— А он точно читает письма?
— Читает. Все письма читает.
— Все?
— Все, Сереженька.
Мальчик кивнул и снова уткнулся в рисунок.
Двадцать третьего декабря Валя получила зарплату. Пересчитала — хватит на елку, мандарины, конфеты и подарок. Скромный, но все же.
В магазине игрушек она стояла перед полками и не знала, что выбрать. Сережа никогда ничего не просил. Ни разу. Другие дети в садике хвастались: "Мне купят планшет", "А мне новый велик".
А Сережа молчал. А она даже не знала, о чем он мечтает. Какие игрушки ему нравятся.
— Девушка, вы что-то выбираете? — подошла продавщица.
— Для мальчика пяти лет... — Валя растерялась. Голос предательски дрогнул.
Продавщица посмотрела на нее внимательно, и Валя увидела в ее глазах жалость. Ей стало стыдно.
— Конструктор? Машинку? Книжку?
— Дайте... конструктор. Небольшой.
Продавщица принесла коробку. Валя посмотрела на цену и кивнула. В остатке денег хватит еще на мандарины.
***
Тридцать первого декабря Сережа проснулся в девять утра. Валя еще спала на диване — она пришла, отработав всю ночь.
Он тихонько встал, подошел к окну. На улице снег падал большими хлопьями. Красиво. Как в мультике про Новый год.
Он подошел к дивану. Мама спала, укрывшись тонким одеялом. Лицо усталое. Сережа осторожно поправил одеяло, чтобы ей теплее было.
— Мам...
Валя открыла глаза.
— Сереженька? Ты чего не спишь?
— Мам, я тебя люблю.
Она приподнялась, обняла сына.
— Я тебя тоже, Сереженька.
Вечером они нарядили елку. Маленькую, пластмассовую, но с разноцветными шариками. Сережа повесил мишуру, Валя — гирлянду.
— Красиво, мам?
— Очень.
— А подарки будут?
— Будут.
Он кивнул и пошел ложиться спать. Валя осталась на кухне. Достала письма Сережи к Деду Морозу, развернула, прочитала еще раз.
Она закрыла лицо руками. Плечи затряслись. Слезы текли сквозь пальцы, капали на стол.
За что ребенку в пять лет думать о матери, а не о себе?
За что ему быть взрослее, чем многие взрослые? За что ему учиться писать не для себя, а чтобы попросить всего хорошего для нее?
Валя встала, подошла к зеркалу в прихожей. Посмотрела на себя. Худая. Бледная. Растрепанные волосы. Двадцать девять лет, а выглядит на все тридцать пять.
Что же я делаю?
Что я делаю со своим ребенком?
Он должен быть ребенком. Играть, радоваться, верить в чудеса. А он пишет письма Деду Морозу, потому что больше некому помочь.
Двадцать девять лет.Впереди еще целая жизнь. Она выпрямилась. Расправила плечи. Вытерла слезы.
Я справлюсь. Не ради себя. Ради Сережи.
Потому что он заслуживает маму, которая улыбается.
***
Первого января Сережа проснулся и первым делом побежал к елке. Под ней лежала коробка — конструктор.
— Мам! Мам! Дед Мороз приходил!
Валя вышла из кухни. Она улыбалась. Не натянуто, не через силу. По-настоящему.
— Приходил. Видишь?
Сережа схватил коробку, прижал к груди. Глаза сияли.
— Он услышал меня?
Валя присела рядом с ним на пол.
— Услышал, Сереженька.
— А тебе он что-то принес?
Она посмотрела на сына. На его счастливое лицо. На эти карие глаза, полные надежды.
— Мне? — Валя обняла его. Крепко-крепко. — Он мне принес самое главное.
— Что?
— Тебя.
Сережа обнял мать изо всех сил. Уткнулся лицом в ее плечо.
— Мам, а ты счастлива?
Валя прижала его к себе. В окно светило зимнее солнце. В квартире пахло мандаринами. Елка сияла огоньками. И впервые за пять лет она не чувствовала тяжести на груди.
— Знаешь что, Сереженька? Я счастлива. Потому что ты у меня есть.
— Правда?
— Конечно!
Он поднял голову, посмотрел на нее.
— Тогда Дед Мороз услышал меня! Я же просил, чтобы ты была счастливая!
Валя не сдержалась. Слезы покатились по щекам. Но она улыбалась.
— Услышал, Сереженька. Обязательно услышал.
Письма Валя так и не выкинула. Она хранила их в шкатулке, на самом дне, под старыми фотографиями.
Иногда она доставала их и перечитывала. Каждое слово. Каждую кривую букву.
А потом снова прятала. И шла к Сереже. Обнимала его. И шептала:
— Спасибо тебе, Сереженька. За все.
Потому что она знала: Дед Мороз уже исполнил желание Сережи.
Он подарил ей силы улыбаться.
И причина этих сил сидела сейчас за столом с конструктором, высунув язык от старания — точно так же, как когда писал свое первое письмо. Детали валялись по всему полу. Сережа пытался построить что-то большое, сложное. Получалось криво. Он расстраивался, ломал, начинал заново. Обычный, но очень упрямый пятилетка.
***
Устала быть сильной? Не нужны советы "держись" и "ты справишься". Нужно просто перестать чувствовать, что ты всё время что-то должна.
Я сделала короткий бесплатный гайд «Три простых шага вернуть себе спокойствие» — для тех, кто устал всё тянуть на себе и хочет наконец выдохнуть.
Без сложных практик. Просто три вещи, которые работают.