Звук бьющегося фарфора эхом разнесся по просторному холлу нашего загородного дома. Он был похож на треск ломающегося льда, под которым уходит в темную воду вся твоя жизнь. Я стояла на верхней ступеньке лестницы из темного дуба, сжимая резные перила так, что побелели костяшки пальцев, и смотрела вниз. Там, в центре моей гостиной, на персидском ковре ручной работы, который мы с Сергеем выбирали в Стамбуле, стояла молодая женщина. Ярко-рыжие волосы, агрессивный макияж, хищный блеск в глазах. У ее ног белели осколки моей любимой вазы династии Мин — антикварной, хрупкой, бесценной.
— Ой, какая неприятность, — протянула она с наигранным сожалением, даже не глядя на устроенный ею погром. На ней был шелковый халат моего мужа, который был ей велик на два размера. Она утопала в дорогой ткани, и это смотрелось нелепо, словно ребенок, нарядившийся в родительскую одежду. Но взгляд у этого «ребенка» был холодным и взрослым. — Впрочем, все равно здесь все придется менять. Этот стиль… слишком старомоден. Как и ты.
Ее звали Кристина. Секретарша моего мужа, Сергея. Классика жанра, банальность, от которой сводило скулы. Двадцать четыре года, тело из спортзала, амбиций — на миллион. Сергей «задержался в командировке» уже третий день, но, судя по всему, его отсутствие было частью хорошо срежиссированного спектакля, где мне отводилась роль униженной статистки.
— Что ты здесь делаешь, Кристина? — спросила я. Голос прозвучал на удивление ровно, без единой дрожащей ноты. Я научилась этому на аукционах — сохранять ледяное спокойствие, когда внутри все горит. Спускаться я не спешила. Позиция сверху давала тактическое преимущество.
Она вскинула на меня голову, и ее лицо озарилось откровенным, неприкрытым торжеством.
— Живу, Марина Андреевна. Теперь я здесь живу. А вы… — она демонстративно огляделась, словно оценивая фронт работ, — вы собираете вещи. Сергей сказал, что документы о разводе придут вам завтра курьером. Но освободить помещение он просил сегодня. Сказал, не хочет видеть ваше кислое лицо, когда вернется.
— Это мой дом, — я отчеканила каждое слово. — Мы строили его десять лет. Эта земля была куплена на деньги от продажи моей квартиры. Она оформлена на меня.
Кристина расхохоталась. Смех был звонким, но неприятным, как скрип стекла.
— Была оформлена, — поправила она, с наслаждением доставая из кармана халата сложенный лист бумаги. Она помахала им в воздухе. — Сергей сказал, что вы подписали дарственную неделю назад. Помните ту пачку документов для налоговой? Вы же никогда не читаете, что он вам подсовывает. Вы ему доверяли. Какая глупость.
У меня похолодело внутри. Неделю назад. Сергей ворвался в мою галерею, возбужденный, взъерошенный. «Просто формальности для оптимизации налогов, Мариш. Подпиши здесь, здесь и здесь, я опаздываю на встречу». Я готовилась к вернисажу, голова была забита каталогами и фуршетом, и я, каюсь, махнула не глядя. Десять лет я подписывала бумаги не глядя. Неужели он готовил это так долго?
— Это мошенничество, — сказала я. Внутри нарастала не паника, а холодная, кристаллическая ярость. Паника — удел жертв. Я не собиралась быть жертвой.
— Это бизнес, детка, — парировала Кристина, явно наслаждаясь своей ролью новой хозяйки. Она плюхнулась на диван от Roche Bobois, закинув ноги в пушистых тапках на журнальный столик из цельного среза дерева. — Сергей переписал дом на свою оффшорную фирму, а фирму — на подставное лицо. А я тут теперь вроде как управляющая от имени владельца. Так что, — она резко сменила тон на приказной, — это мой дом, а вы тут никто! Собирайте манатки и валите. У вас час. Потом я вызываю охрану поселка. И поверьте, они послушают того, у кого на руках документы.
Я молча развернулась и пошла в нашу спальню. Не плакать. Не биться в истерике. Мне нужно было подумать. В спальне все было как обычно — смятая простыня на его стороне кровати, запах его парфюма в воздухе. Но теперь каждая вещь казалась чужой, оскверненной. Десять лет брака. Я продала квартиру бабушки, чтобы он открыл свой первый автосервис. Я вела его бухгалтерию по ночам. Когда бизнес превратился в империю, я отошла в тень, занялась галереей — своим маленьким миром, который, как я думала, он уважал. Оказалось, я была просто стартовым капиталом и удобной ширмой.
Я подошла к сейфу, скрытому за картиной современного голландского художника. Код — 1985, год моего рождения. Как иронично. Сейф был пуст. Драгоценности, которые он дарил мне на годовщины, наличные, документы на квартиру родителей — все исчезло. Он не просто уходил, он хотел уничтожить меня, оставить без гроша, чтобы я не могла нанять адвокатов.
— Часики тикают! — донеслось снизу. Кристина включила какую-то вульгарную попсу на полную громкость.
Я достала телефон. Руки дрожали, но я заставила себя успокоиться. Первым делом я позвонила не адвокату, а своему старому университетскому другу, гениальному айтишнику Игорю.
— Игорь, мне нужно, чтобы ты сейчас же проверил облачное хранилище системы «Умный дом».
— Привет, Марин. Что случилось? Голос у тебя, будто ты с того света звонишь.
— Сергей меня выгоняет. В доме его любовница. Она утверждает, что дом теперь не мой. Мне нужно знать, работают ли камеры.
Наступила тишина, потом щелчки клавиатуры.
— Сейчас гляну… Так… Основной сервер отключен вручную полчаса назад. Видимо, кто-то знающий вырубил рубильник в серверной. Доступ к архиву заблокирован.
— Черт, — выдохнула я. Он продумал все.
— Но подожди, — перебил Игорь. — Помнишь, ты просила месяц назад поставить ту скрытую камеру в гостиной? Для контроля за няней племянников, когда они гостили? Она автономная, на собственном аккумуляторе, пишет сразу в отдельное зашифрованное облако, о котором никто не знает.
Я замерла. Точно. Когда приезжала сестра с детьми, у меня пропало дорогое кольцо. Мы думали на новую няню, и Игорь установил крошечную камеру в датчик дыма над камином. Кольцо тогда нашлось под диваном, а про камеру я благополучно забыла. Забыл про нее и Сергей, потому что он всегда презирал такие «шпионские штучки».
— Она работает? — спросила я шепотом, боясь спугнуть удачу.
— Пишет, как миленькая, — подтвердил Игорь. — Картинка в 4К. Звук отличный. Я вижу какую-то рыжую девицу, которая… ого, она пьет твое коллекционное вино прямо из горла и роется в твоей сумке, которую ты оставила на консоли у входа.
— Сохрани все. Каждую секунду. Не упускай ничего.
— Марина, она только что кому-то звонит. Включаю прослушку в реальном времени.
Я прижала телефон к уху. Через секунду в трубке зазвучал голос Кристины, транслируемый Игорем:
— …Да, Сереж, все супер. Она наверху, вещички пакует. Нет, не орала. Пришибленная какая-то, как ты и говорил. Слушай, а ты уверен, что с той схемой по обналу все чисто? Ну, которую мы через этот дом прогнали? Ага… Ага… То есть, если менты сунутся, то по документам это она, Марина, всем руководила? Гениально! Ты мой умничка. Давай, жду тебя. Люблю.
Я медленно опустила руку с телефоном. Вот оно. Не просто измена. Не просто отъем имущества. Сергей хотел сделать меня козлом отпущения за свои финансовые махинации. Я знала, что у него были проблемы с налоговой полгода назад, но он сказал, что все решил. Видимо, решил за мой счет. Дом переписан на фирму-помойку, где, скорее всего, директором числюсь я по тем самым бумагам, что подписала не глядя. Через эту фирму они отмывали «черный нал», а теперь, когда запахло жареным, Сергей будет чист, а я пойду под суд.
Я начала собирать вещи. Только самое необходимое: ноутбук, зарядки, сменное белье, паспорт. Никаких истерик. Никаких слез. Сейчас я — робот. План начал вырисовываться в голове, холодный и острый, как скальпель хирурга.
Спускаясь вниз с небольшой спортивной сумкой, я увидела, что Кристина уже вытряхнула содержимое моей сумочки на стол.
— Кредитки заблокированы, кстати, — бросила она, заметив меня. — Сергей позаботился. Машина тоже останется в гараже, она на балансе фирмы. Такси вызовешь или пешком пойдешь?
— Пешком, — сказала я. — Погода хорошая.
Я подошла к ней вплотную. Она не отшатнулась, смотрела с вызовом, уверенная в своей полной безнаказанности. В ее глазах плескалось презрение.
— Ты думаешь, ты победила, Кристина? — тихо спросила я.
— Я не думаю, я знаю, — фыркнула она. — У меня молодость, красота и деньги твоего мужа. У тебя — морщины и пустой кошелек. Уходи, не порти воздух неудачницами.
Я улыбнулась. Это была не добрая улыбка, и Кристина на секунду смутилась, словно увидела что-то, чего не ожидала.
— Запомни этот момент, — сказала я. — Запомни каждую деталь. И этот отвратительный халат, и вкус ворованного вина, и осколки под ногами. Потому что это последний день, когда ты чувствуешь себя хозяйкой жизни.
Я вышла из дома, не хлопая дверью. Гравий хрустел под ногами. Ворота медленно открылись передо мной и так же медленно закрылись, отсекая мою прошлую жизнь. У меня не было дома, не было денег, и, казалось бы, не было будущего. Но у меня была запись. И у меня был план.
Первую ночь я провела в безликом номере дешевого отеля на окраине города. За окном шумело шоссе, стены были тонкими, а в воздухе витал запах хлорки. Я села на кровать и только тогда позволила себе выдохнуть. Тело била дрожь. Это был не страх. Это была трансформация. Старая Марина, доверчивая и немного наивная, умирала, а на ее месте рождалась другая — та, что выжила.
Утром мы встретились с Игорем в анонимном коворкинге. Он выглядел взволнованно и восхищенно одновременно.
— Марина, ты даже не представляешь, что они наговорили на эту камеру за вечер, — он протянул мне флешку. — После того как ты ушла, приехал Сергей. Они пили, праздновали и болтали без умолку. Это просто явка с повинной в прямом эфире. Он в подробностях рассказал ей, как подделал твою подпись на учредительных документах фирмы-однодневки еще год назад, а те бумаги, что ты подписала неделю назад, были фиктивной передачей прав собственности на несуществующие активы, чтобы запутать следы в случае аудита.
Я вставила флешку в ноутбук. На экране появилась моя гостиная. Сергей, мой муж, сидел в моем любимом кресле с бокалом виски и смеялся.
— ...Она даже не пикнула! — рассказывал он Кристине. — Марина всегда была амебой. Творческая личность, витает в облаках. Ей и в голову не придет проверять счета в оффшорах. Кстати, завтра нужно будет перевести последний крупный транш на Кайманы. Это все, что осталось на счетах компании перед банкротством. Пароли у тебя?
— Конечно, котик, — мурлыкала Кристина, сидя у него на коленях. — Все в моем планшете.
Я нажала на паузу.
— Этого достаточно, чтобы посадить их обоих? — спросила я ледяным тоном.
— Более чем, — кивнул Игорь. — Тут признание в мошенничестве в особо крупном размере, отмывании денег, подделке документов. Плюс, они обсуждают взятки чиновникам из налоговой. Это бомба, Марин. Если отнесем это в прокуратуру, их возьмут завтра же.
— Нет, — покачала я головой. — Прокуратура — это долго. У Сергея везде связи. Он откупится, или дело «потеряют». А если выложим в сеть, он успеет вывести деньги и сбежать. Мне нужно, чтобы он остался ни с чем. Абсолютно ни с чем. Как он хотел поступить со мной.
— И что ты предлагаешь?
— Кристина сказала, что пароли у нее в планшете. Ты можешь получить к нему доступ?
Игорь хищно улыбнулся и поправил очки. Его глаза заблестели.
— Они подключены к домашнему Wi-Fi. Пароль от которого я сам и ставил, и который Сергей, конечно же, не поменял, потому что он ленивый и самонадеянный пользователь. Я могу зайти в их локальную сеть, перехватить трафик. Если она зайдет в банк-клиент с планшета, я смогу перехватить сессионные куки. Это даст мне полный контроль над ее сессией.
— Она зайдет, — уверенно сказала я. — Им нужно перевести последний транш.
Следующие два дня я не выходила из номера, питалась сэндвичами и кофе, и смотрела на экран ноутбука, где транслировалась жизнь в моем бывшем доме. Это было пыткой. Видеть, как Кристина примеряет мои платья, как они с Сергеем смеются, сидя за столом, где мы отмечали каждую годовщину. Но эта боль только закаляла мою решимость, превращая ее в сталь.
Сергей вел себя как царь горы. Он звонил партнерам, хвастался, как ловко «скинул балласт» в виде жены. Я слушала и конспектировала. Каждое имя, каждая схема, каждая сумма. Игорь тем временем готовил плацдарм для атаки. Он зарегистрировал анонимный счет на имя благотворительного фонда помощи жертвам домашнего насилия.
В среду вечером это случилось.
— Крис, давай планшет, пора отправлять деньги, — голос Сергея звучал деловито.
Я кивнула Игорю, который сидел рядом со своим оборудованием, похожим на пульт управления космическим кораблем.
— Готов, — шепнул он. — Жду авторизации.
На экране было видно, как Кристина вводит пароль. Игорь пальцами летал по клавиатуре.
— Есть! Я внутри. Перехватил сессию. Они заходят в офшорный банк. Вижу счета. Ого, Марина... тут почти восемь миллионов долларов. Последние деньги компании.
— Это деньги, которые он выводил из бизнеса годами, — констатировала я. — Деньги, которые мы зарабатывали вместе.
— Он вводит реквизиты получателя на Кайманах... — комментировал Игорь. — Нажимает «Отправить».
— Меняй, — скомандовала я.
— Уже. В момент отправки пакета данных я подменил счет получателя. Транзакция необратима.
На экране в гостиной Сергей удовлетворенно откинулся в кресле.
— Ну все, малышка. Деньги ушли. Теперь мы официально банкроты, а бабки в безопасности. Завтра вылетаем на Мальдивы. Навсегда.
— Ты лучший, — пропела Кристина.
Они не знали, что деньги ушли на помощь женщинам, которых такие вот «короли жизни» выставляли за дверь.
— А теперь вторая часть, — сказала я. — Отправляй запись. Полную версию — в отдел по борьбе с экономическими преступлениями и в налоговую. Нарезку самых сочных моментов — его главным конкурентам, которых он кинул в прошлом году. И да, выложи короткий ролик на YouTube. С заголовком «Исповедь успешного бизнесмена».
Игорь нажал «Enter».
— Посылка отправлена. Начинается шоу.
Прошло двадцать минут. У Сергея зазвонил телефон. Он лениво взял трубку.
— Да? Кто? Какой еще обыск в офисе? Вы что, с ума сошли? Я сейчас позвоню генералу... Что значит «не берет трубку»?
Его лицо начало меняться. Сначала недоумение, потом раздражение, затем — животный страх.
— Кристина, проверь счета! Быстро!
Кристина схватила планшет.
— Сереж, тут... тут ноль.
— Как ноль?! Мы же только что перевели!
— Перевод прошел... но получатель... «Благотворительный Фонд Надежда». Сергей, что происходит?
В этот момент в ворота позвонили. Настойчиво, требовательно. На экране домофона было видно людей в форме и масках.
— Это конец, — прошептал Сергей, оседая в кресле.
Я закрыла ноутбук. Мне больше не нужно было смотреть. Я вышла из отеля на улицу. Воздух был свежим и чистым.
Телефон ожил. Звонил Сергей. Я ответила.
— Марина! Марина, послушай! — он кричал, на фоне слышались крики «Лицом в пол!». — Это все ошибка! Кристина... она все подстроила! Скажи им, что это она! Я все верну, Мариш, любимая, помоги мне!
— Сергей, — мой голос был спокоен, как гладь озера зимой. — Это мой дом. А вы там теперь никто.
Я нажала отбой. Судебные заседания тянулись несколько месяцев. Я была главным свидетелем. Видеть Сергея в зале суда было странно. Он похудел, осунулся, смотрел на меня с мольбой. Пытался давить на жалость, вспоминал наше прошлое. Но я смотрела сквозь него. На скамье подсудимых сидел не мой муж, а чужой, подлый человек.
Прошло полгода.
История прогремела на всю страну. Видеоролик с их признаниями стал вирусным. Сергея приговорили к восьми годам строгого режима с конфискацией. Кристина получила три года условно за соучастие. Дом, машины, акции — все ушло с молотка для погашения долгов перед государством и обманутыми партнерами.
Я не получила ни копейки из тех восьми миллионов. И не жалела. Фонд «Надежда» прислал мне анонимное письмо с благодарностью. Они открыли три новых кризисных центра для женщин. Это грело душу больше, чем любые бриллианты. Мне удалось отсудить лишь свою машину и небольшую часть денег, которые были доказано моими личными накоплениями до брака.
Устав от шумихи и сочувствующих взглядов, я уехала. Купила маленький домик в Черногории, на берегу Адриатического моря. Здесь я снова начала дышать. И писать картины. Не салонные натюрморты, как раньше, а мощные, экспрессивные морские пейзажи. Моя боль, моя ярость, моя трансформация — все это выплескивалось на холст.
В одно солнечное утро, когда я работала на веранде, калитка моего сада скрипнула. На дорожке стоял высокий, подтянутый мужчина лет пятидесяти с проседью в висках. Я узнала его. Это был Виктор Соколов, один из бывших конкурентов Сергея, которому я тоже отправила копию компромата. Именно его бизнес Сергей пытался уничтожить особенно рьяно.
— Здравствуйте, Марина Андреевна, — сказал он, снимая солнцезащитные очки.
— Здравствуйте, Виктор Петрович. Какими судьбами?
— Искал вас. Долго искал. Хотел сказать спасибо. Вы спасли мое дело.
— Я просто восстановила справедливость.
— Вы сделали гораздо больше. — Он подошел ближе, разглядывая мою картину. — Мощно. У вас талант. И, как я теперь знаю, стальной характер. Марина, я хочу предложить вам работу. У меня сеть галерей в Европе. Мне нужен человек с вашим вкусом и вашим стержнем. Я ищу директора для флагманского филиала в Праге. Полная свобода действий, неограниченный бюджет на закупки, опцион в бизнесе.
Предложение было слишком хорошим, чтобы быть правдой.
— Почему я?
— Потому что вы боец, Марина. Воины не могут вечно сидеть в саду и выращивать розы. Вам станет скучно. Вы выиграли битву, но война за вашу собственную жизнь только начинается. Вам нужно строить свою империю. Свою собственную, которую никто не сможет отобрать.
Он был прав. Чертовски прав. Я согласилась.
Переезд в Прагу был как глоток свежего воздуха. Я сняла просторную квартиру с видом на Карлов мост, с головой ушла в работу. Галерея, которую мне доверил Виктор, была в упадке. Я сменила команду, сделала ребрендинг, нашла нескольких молодых, но безумно талантливых художников. Первая же организованная мной выставка произвела фурор.
Через год моя галерея стала одним из самых модных мест в Праге. Обо мне писали в арт-журналах, называя «королевой пражской арт-сцены». Я чувствовала себя живой, как никогда.
Однажды вечером, на открытии очередной выставки, ко мне подошла скромно одетая женщина. Я не сразу узнала ее. Лицо было бледным, без макияжа, а в волосах, когда-то огненно-рыжих, пробивалась седина. Это была Кристина.
— Марина Андреевна, — прошептала она. — Можно вас на два слова?
Я кивнула и мы отошли в тихий угол.
— Я... я хотела извиниться, — ее голос дрожал. — Я была дурой. Я думала, что схватила удачу за хвост. А он... он просто использовал меня, как и всех. Когда все рухнуло, он пытался свалить все на меня. Говорил следователям, что это я его соблазнила и заставила воровать.
— Я знаю, — спокойно ответила я. — Я видела протоколы.
— Моя жизнь разрушена. Меня никуда не берут на работу. От меня отвернулись все друзья. Я живу с мамой в маленьком городке и работаю официанткой. Я заслужила это. Но я хочу, чтобы вы знали... я раскаиваюсь. Каждый день.
Она посмотрела на меня с надеждой, словно ждала прощения. Но я не была священником.
— Раскаяние — это хорошо, Кристина, — сказала я ровно. — Но оно не отменяет последствий. У каждого свой путь. Вы свой выбрали сами.
Я развернулась и пошла к гостям, оставив ее одну. Я не чувствовала ни злорадства, ни жалости. Только холодное безразличие. Она была частью прошлого, которое я сожгла дотла.
Вечером ко мне в кабинет зашел Виктор.
— Все прошло блестяще, — сказал он, наливая нам по бокалу вина. — Кстати, у меня для тебя новость. Сергей подал прошение об УДО. Говорят, у него хорошие шансы. Примерное поведение, работает в тюремной библиотеке.
Я посмотрела на огни ночной Праги за окном.
— Пусть выходит, — сказала я, делая глоток вина. — Мне все равно.
— Ты не боишься, что он попытается отомстить?
Я улыбнулась. Той самой улыбкой, которую когда-то увидела Кристина в моем доме. Улыбкой женщины, которая прошла через ад и больше ничего не боится.
— Нет, Виктор. Бояться должен он. Потому что он выходит в мой мир. А в моем мире я устанавливаю правила.
Я подняла бокал.
— За новую империю.
Он улыбнулся в ответ и чокнулся со мной.
— За новую империю.
Игра действительно только начиналась.
