Игорь сидел у кроватки, не отрывая взгляда от спящей Любы. Девочка лежала на боку, слегка приоткрыв ротик, и её тихое, ровное дыхание едва нарушало тишину комнаты. В полумраке её тонкие ресницы отбрасывали нежные тени на щёки, а пушистые волосы разметались по подушке. Игорь невольно улыбнулся – в эти моменты она казалась ему крошечным ангелочком, сошедшим с небес.
За окном медленно сгущались сумерки. День уступал место ночи, и на темнеющем небосводе уже проступали первые звёзды – сначала робкие и едва заметные, потом всё более яркие и многочисленные.
Взгляд Игоря невольно задержался на звёздном небе, и мысли его унеслись в прошлое. Три года назад всё было иначе. Тогда в этой комнате всегда звучал тёплый, переливающийся смех Инги. Он до сих пор помнил, как она, входя, наполняла пространство светом и теплом, как её мягкие руки легко скользили по его плечу, а взгляд лучился бесконечной заботой. Теперь от неё остались лишь воспоминания – и эта крохотная девочка в кроватке, их дочь, ради которой он должен был держаться.
Болезнь подкралась незаметно, словно вор в ночи. Сначала Инга просто жаловалась на усталость – мол, переработала, нужно отдохнуть. Потом появились головные боли, которые она поначалу списывала на стресс и недосып. Они обошли нескольких врачей, сдали кучу анализов, но диагнозы были расплывчатыми, а лечение не помогало. Время шло, а состояние Инги постепенно ухудшалось.
Когда наконец поставили точный диагноз было уже поздно. Игорь даже не раздумывал. Он тут же бросил престижную работу, хотя коллеги уговаривали его не спешить, уверяли, что можно совмещать. Но он знал: сейчас важнее всего быть рядом с женой. Хорошо ещё, что они с Ингой откладывали деньги на новую машину – накопления позволили не думать о финансах хотя бы первое время.
С того дня его жизнь превратилась в бесконечную череду больничных коридоров, очередей к врачам, обследований и процедур. Он возил Ингу в клинику, сидел с ней в приёмной, держа за руку, когда она нервничала. Дома читал ей вслух любимые книги, когда она уже не могла встать с постели. Иногда просто молча сидел рядом, слушая её дыхание и боясь пропустить малейшее изменение в её состоянии. В те дни он понял, что любовь – это не только радость и счастье, но и готовность быть рядом, когда всё рушится, и держать крепко, даже если сил почти не осталось.
После ухода Инги жизнь Игоря словно застыла в серой пелене. Дни тянулись однообразно, сливаясь в бесконечную череду бессонных ночей и туманных утренних часов. Он едва замечал, что происходит вокруг – всё его внимание было сосредоточено на Любе, на том, чтобы девочка ни в чём не нуждалась, чтобы чувствовала: папа рядом, он не оставит её.
Почти сразу после похорон приехала мать Инги – Валентина Петровна. Она вошла в квартиру тихо, но её внимательный взгляд тут же охватил всё вокруг: разбросанные детские игрушки на полу, стопку немытой посуды в раковине, неубранную постель… Валентина Петровна поправила сумочку на плече и твёрдо произнесла:
– Игорь, тебе нужно отдохнуть. Я заберу Любу к себе. Ты не справляешься.
Игорь в тот момент сидел у детской кроватки, глядя на спящую дочку. Он даже не поднял головы, лишь сжал пальцами край одеяла. Голос его прозвучал глухо, но без тени сомнения:
– Нет. Люба останется со мной.
Валентина Петровна шагнула ближе, её лицо выражало искреннюю тревогу.
– Но ты же видишь, в каком ты состоянии! – её голос невольно повысился. – Ты сам на себя не похож. Посмотришь в зеркало – там чужой человек. А Любе нужна нормальная обстановка, забота, а не отец, который едва держится на ногах. Ей важно расти в уюте, в порядке, а здесь… – она обвела рукой комнату, не договаривая.
Игорь медленно выпрямился, повернулся к ней. В его глазах читалась такая глубокая боль, смешанная с непоколебимой решимостью, что Валентина Петровна невольно отступила на шаг. Он говорил негромко, но каждое слово звучало чётко и веско:
– Я её отец. И я буду её воспитывать. Инга хотела бы этого. Я обещал ей, что мы будем вместе. Что бы ни случилось.
Валентина Петровна замолчала. Она видела, как дрожат его руки, как тени залегли под глазами, но также видела и то, что спорить бесполезно. В этом измученном, уставшем человеке горела упрямая воля, которую не сломить словами. Она глубоко вздохнула, покачала головой, но настаивать не стала. Лишь тихо добавила, смягчив тон:
– Если что – звони. Я всегда помогу. В любое время. Ты знаешь.
Она ещё раз оглядела комнату, будто запоминая эту картину, затем повернулась и направилась к двери. Шаги её звучали приглушённо на старом паркете. Дверь тихо щёлкнула, и Игорь снова остался наедине с тишиной и спящей Любой.
В комнате вновь воцарилась привычная тишина, нарушаемая лишь ровным дыханием девочки. Игорь снова опустился на стул у кроватки, взял маленькую ручку дочери в свою. Тепло её кожи, спокойное посапывание – это было единственное, что удерживало его в реальности, давало силы двигаться дальше. Он знал: впереди много трудных дней, но теперь у него была цель – вырастить Любу, сохранить для неё то тепло, которое когда‑то дарила Инга.
С тех пор их жизнь изменилась навсегда – теперь в квартире звучали только два голоса: Игоря и Любы. Поначалу каждое утро начиналось с ощущения растерянности. Игорь смотрел на маленькую дочку и понимал: всё, что раньше казалось привычным и простым, теперь требует совершенно новых навыков. Он никогда прежде не задумывался, насколько непросто сменить подгузник так, чтобы ребёнок не захныкал, как успокоить малышку среди ночи, когда она вдруг просыпается и начинает плакать, или как приготовить хоть что‑то съедобное, кроме яичницы.
Первые месяцы превратились в бесконечную череду проб и ошибок. Игорь то и дело заглядывал в интернет, искал советы, перечитывал статьи о воспитании и уходе за детьми. Иногда он звонил Валентине Петровне, но старался делать это незаметно, чтобы не показать, насколько ему тяжело. Каждый маленький успех становился для него настоящей победой: вот он впервые правильно подобрал температуру воды для купания, вот научился быстро и аккуратно переодевать Любу, вот сумел сварить кашу, которая не пригорела и не получилась слишком густой.
Постепенно, шаг за шагом, он освоил всё, что требовалось. Научился сортировать детские вещи перед стиркой, аккуратно складывать их после сушки, разогревать смесь до нужной температуры. Со временем даже начал готовить несложные блюда – овощные пюре, супы, запеканки. По вечерам, когда Люба уже лежала в кроватке, он пел ей колыбельные, стараясь подбирать мягкий, успокаивающий тон. А перед сном читал сказки, стараясь оживлять персонажей – то понижал голос, изображая грозного дракона, то делал его тонким и звонким, когда речь шла о маленькой фее. Когда Люба подросла, он научился заплетать её тонкие светлые волосы в крохотные косички, хотя поначалу пальцы то и дело путались в прядях.
Сейчас Любе было четыре года. Она превратилась в энергичную, любознательную девочку, которая бегала по квартире, болтала без умолку и задавала столько вопросов, что Игорь порой не успевал на них отвечать. Её смех – звонкий, искренний, заразительный – стал для него самым дорогим звуком. Когда Люба смеялась, глядя на какую‑нибудь забавную игрушку или слушая папины шутки, у Игоря теплело на сердце. В эти моменты он чувствовал, как внутри разгорается тихая, но крепкая радость – радость от того, что у него получается быть для неё хорошим отцом…
**********************
В один из таких вечеров Игорь сидел в гостиной, погружённый в воспоминания. Перед глазами вставали картины прошлого: как они с Ингой выбирали кроватку для будущей дочки, как вместе смеялись над тем, что ни один из них не умеет пеленать младенцев, как мечтали о том, какой вырастет их малышка. Мысли текли плавно, унося его далеко от текущей реальности, пока звонкий голос не вернул его обратно:
– Папа! – Люба сидела в кроватке, широко улыбаясь и протягивая к нему руки. – Поиграем?
Игорь тут же отвлёкся от своих мыслей, и на лице его сама собой появилась тёплая улыбка. Он подошёл к дочке, бережно подхватил её на руки и прижал к себе.
– Конечно, солнышко, – сказал он, целуя её в макушку. – Во что хочешь поиграть?
– В принцессу! – радостно воскликнула Люба, захлопав в ладоши. – Я буду принцесса, а ты – мой рыцарь!
Игорь не смог сдержать смеха. Он поднял дочку повыше и закружил по комнате, чувствуя, как её смех наполняет пространство светом.
– Тогда нам нужно найти королевство! Где оно будет?
Люба на секунду задумалась, а потом уверенно указала на уголок, где стояли её игрушки:
– Вот тут! Это мой замок!
Они устроились на ковре, начали строить замок из разноцветных кубиков. Игорь старательно выкладывал стены, а Люба с энтузиазмом подбирала детали для башен. Постепенно игра оживала: появлялись драконы, которых нужно было победить, волшебники, дарующие магические предметы, и добрые феи, помогающие героям. Игорь придумывал истории на ходу, стараясь сделать их увлекательными и не слишком страшными. Он смотрел на сияющее лицо дочки – на то, как её глаза горят от восторга, как она то и дело перебивает его, добавляя свои детали в повествование, – и в душе его рождалось тихое, глубокое чувство.
“Инга бы гордилась нами”, – подумал он, и эта мысль согрела его, придав сил и уверенности. В этот момент он понял: несмотря на все трудности, они справляются. Они идут вперёд. Вместе.
Ближе к обеду Игорь начал собираться на прогулку. Он неторопливо обошёл квартиру, собирая всё необходимое: сложил в сумку несколько любимых игрушек Любы, бутылочку с водой, проверил, на месте ли салфетки и запасной комплект одежды.
Люба, видя, что папа готовится к прогулке, запрыгала от радости и сама потянулась к своему демисезонному комбинезону, висящему на крючке.
– Я сама! – настойчиво заявила она, пытаясь дотянуться до молнии.
Игорь улыбнулся, помог ей одеться, аккуратно застегнул все застёжки, надел шапочку и проверил, удобно ли дочке.
– Всё, готовы? – спросил он, беря её за руку.
– Готовы! – радостно подтвердила Люба, подпрыгивая на месте.
Дорога до детской площадки заняла всего несколько минут. Она располагалась в соседнем дворе – уютное место с песочницей, качелями и невысокими горками. Там всегда было оживлённо: мамы с колясками, бабушки с внуками, дети постарше, шумно играющие в догонялки.
Игорь уже хорошо знал этот маршрут и почти наизусть помнил распорядок дня постоянных посетителей площадки. Он привык к тому, что его появление неизменно привлекает внимание. Кто‑то бросал сочувствующие взгляды, кто‑то – любопытные, а изредка мелькали и осуждающие. Но он научился не обращать на это внимания – главное, чтобы Любе было хорошо.
Как только они с Любой вошли на территорию площадки, две женщины, сидевшие на скамейке неподалёку, переглянулись и начали тихо переговариваться. Игорь сделал вид, что не замечает их, но отдельные фразы всё же долетали до него:
– Смотри, опять один с ребёнком… – произнесла одна из женщин, понизив голос.
– Бедный мужик, – вздохнула вторая. – Жена, наверное, бросила, вот и приходится ему одному справляться…
– Нет, кажется, она умерла, – нерешительно добавила первая. – Я что‑то такое слышала…
Игорь невольно сжал ручку Любы чуть крепче, но не обернулся и не показал, что услышал разговор. Он спокойно направился к песочнице, выбирая место подальше от скамеек.
– Пап, я хочу лепить куличики! – радостно заявила Люба, едва они подошли к песочнице. Её глаза загорелись при виде разноцветных формочек и пластмассовых грабель.
– Давай, – согласился Игорь, доставая из сумки заранее приготовленные формочки. – Я пока посижу тут, посмотрю на тебя.
Он устроился на краю песочницы, наблюдая, как дочка с энтузиазмом набирает песок в ведёрко. Люба сосредоточенно трудилась: пересыпала песок из одной формочки в другую, старательно утрамбовывала его маленькой лопаткой, а потом с торжествующим видом переворачивала формочку, чтобы получился аккуратный куличик.
– Смотри, папа! – она подняла первый получившийся кулич, гордо демонстрируя результат. – Красивый?
– Очень красивый, – искренне похвалил Игорь. – Прямо как в кондитерской.
Люба рассмеялась и тут же принялась за следующий. В эти моменты все посторонние разговоры и взгляды переставали существовать – оставалось только тепло детской улыбки и радость от того, что дочка счастлива.
Немного позже Игорь устроился на скамейке, удобно расположившись так, чтобы видеть всю песочницу. Люба с неподдельным энтузиазмом набирала песок в формочку, старательно утрамбовывала его маленькой лопаткой и с торжествующим видом переворачивала – получался аккуратный куличик. Девочка то и дело поглядывала на папу, проверяя, наблюдает ли он за её успехами, и, заметив его взгляд, широко улыбалась.
В этот момент к скамейке подошла молодая женщина с мальчиком лет пяти. Она дружелюбно улыбнулась и заговорила первой:
– Здравствуйте! Я Ольга. Мы тут часто гуляем, уже не раз замечала вас. Ваш ребёнок такой весёлый, сразу видно – любит играть в песке.
– Игорь, – кивнул он в ответ, слегка улыбнувшись. – Да, Люба просто обожает песочницу. Может часами тут возиться.
Ольга присела рядом, краем глаза наблюдая за сыном, который уже подошёл к Любе и с интересом разглядывал её куличики.
– Вы один с ней? – спросила она непринуждённо, но в голосе прозвучала нотка осторожного участия.
– Да, – спокойно подтвердил Игорь. – Жена скончалась три года назад, – он произнёс это ровным тоном, без надрыва или боли. За прошедшее время он уже привык отвечать на подобные вопросы, слишком уж много было любопытных людей вокруг.
– Ох… – Ольга слегка смутилась, словно пожалела о своём вопросе. – Простите, я не знала. Вы молодец, что справляетесь. Правда.
– Просто делаю, что должен, – пожал плечами Игорь. А как иначе? Это веде его дочурка.
– Многие мужчины не смогли бы, – покачала головой Ольга. – Мой бывший, например, после развода даже на выходные ребёнка забирать не хочет. Говорит, устал. А вы… видно, что вкладываетесь полностью.
Игорь промолчал. Ему не хотелось обсуждать чужих мужей или сравнивать чужие ситуации со своей. Он снова перевёл взгляд на Любу – девочка уже показывала мальчику, как правильно набивать песок в формочку, и оба смеялись над получившимися неровными куличиками.
– Может, как‑нибудь сходим в парк вместе? – неожиданно предложила Ольга. В её голосе звучало искреннее желание помочь, поддержать. – Детям будет веселее, да и нам… поговорить есть о чём. Всё‑таки вдвоём легче, чем в одиночку.
Игорь посмотрел на неё внимательнее. Ольга была симпатичной женщиной – ухоженной, с доброй улыбкой и тёплым взглядом. Наверняка хорошей матерью, раз так чутко относится к чужим детям. Но внутри у него не шевельнулось ни малейшего желания принять предложение. Не сейчас. Возможно, никогда.
– Спасибо за предложение, правда, – мягко улыбнулся он. – Но я пока не готов. Для меня главное сейчас – Люба. Хочу, чтобы у неё было всё, что нужно, чтобы она чувствовала себя защищённой.
– Понимаю. Это правильно, – кивнула Ольга, – Если что – я тут часто бываю. Можете просто подойти, если захочется поговорить или нужна будет помощь.
– Хорошо, – кивнул Игорь. – Спасибо.
Ольга встала со скамейки и неторопливо подошла к сыну. Тот увлечённо строил вместе с Любой целый город из песка – с дорогами, мостами и высокими башнями. Она окликнула мальчика, напомнила, что пора собираться домой, и он, хоть и с неохотой, начал складывать игрушки в корзину.
Игорь снова переключил всё своё внимание на дочку. Люба, заметив это, захлопала в ладоши и потянула его за рукав:
– Папа, смотри! Это для тебя! – она гордо указала на ряд аккуратных куличиков, выстроенных в линию.
Он наклонился, внимательно рассмотрел каждое творение и с искренней улыбкой взял один из песочных “пирогов”.
– Очень красиво, Любаша. Это, наверное, самый лучший куличик в мире!
Девочка залилась звонким смехом, подпрыгнула на месте и тут же принялась за новый шедевр. Игорь наблюдал за ней, и в голове сама собой всплыла мысль: “Инга бы тоже смеялась. И гордилась бы нами”. Он представил, как жена сидела бы сейчас рядом, как они вместе хвалили бы дочку, как обменивались бы понимающими взглядами, полными нежности и тепла.
Вечером, когда Люба уже крепко спала в своей кроватке, Игорь прошёл на кухню. Включил неяркий свет над столом, поставил чайник и, пока вода закипала, достал из шкафа старую фотоальбом. Листал страницы медленно, задерживаясь на каждом снимке. Вот Люба в роддоме – крошечная, сморщенная, с удивлёнными глазками. Вот Инга, уставшая, но сияющая, прижимает её к груди. Вот они втроём на первой прогулке – Инга укутана в тёплый шарф, Игорь осторожно держит дочку на руках, а оба смотрят на неё с таким обожанием, что фотография будто излучает тепло.
На одном из снимков Инга держала новорождённую Любу, обе смотрели в камеру. Инга улыбалась широко, открыто, а малышка – ещё несмело, но так трогательно, словно только училась радоваться миру. Игорь долго разглядывал это фото, потом тихо произнёс:
– Мы справляемся, Инга. Правда справляемся. Ты бы одобрила.
За окном шумел дождь – ровные, успокаивающие удары капель по подоконнику создавали уютный фон. В квартире было тепло и светло, пахло свежим чаем и домашней выпечкой. Игорь закрыл альбом, поставил чашку на блюдце и посмотрел в окно. Завтра будет новый день – с утренней кашей, которую Люба обожает есть с изюмом, с играми в прятки по всей квартире, с обязательной прогулкой в парке, с её звонким смехом, когда он подбрасывает её на руках. И это было именно то, чего он хотел. Просто быть рядом. Просто жить…
**********************
На следующий день они снова пришли на детскую площадку. Люба сразу потянула папу к качелям – ей не терпелось покачаться высоко‑высоко, чтобы ветер свистел в ушах. Игорь крепко держал её за руки, слегка подталкивал, а она визжала от восторга и требовала: “Ещё! Выше!”
Ольга была там же – сидела на скамейке с вязанием, время от времени поглядывая на своего сына, который играл в догонялки с другими детьми. Увидев Игоря и Любу, она улыбнулась, но не стала подходить. Просто наблюдала издалека.
Она видела, как Игорь терпеливо объясняет дочке, как правильно держаться за цепи, как смеётся, когда она пытается раскачиваться сама и чуть не падает, как внимательно следит, чтобы она не соскользнула. Видела, как Люба то и дело оборачивается, ищет его глазами, убеждается, что папа рядом, и снова отдаётся игре с безоблачным счастьем.
И в этот момент Ольга вдруг ясно поняла: ему не нужно её сочувствие. Не нужны предложения о совместных прогулках или разговоры о том, как тяжело быть одному родителем. У него уже есть всё, что ему действительно необходимо. У него есть Люба – его радость, его смысл, его маленький мир. И этого достаточно. Более чем достаточно…
***********************
Прошло несколько месяцев. Время текло незаметно, меняя краски и ощущения. Тёплые, по‑осеннему ласковые сентябрьские дни постепенно сменились октябрьской прохладой. Листья на деревьях из золотистых превратились в бурые, часто шли дожди, а по утрам на лужах уже появлялись тонкие корочки льда. Потом пришли первые заморозки – воздух стал резким и прозрачным, а под ногами приятно хрустел подмёрзший гравий.
Игорь по‑прежнему каждое утро собирал Любу на прогулку. Теперь вместо лёгкого комбинезончика он тщательно укутывал дочку: надевал тёплую куртку с капюшоном, вязаную шапку, затягивал шарф, проверял, чтобы варежки были на резинке – Люба то и дело норовила их снять. Сам он тоже переодевался в осеннюю одежду – плотную куртку, свитер и удобные ботинки. Прогулки стали короче, но от этого не менее важными: Люба обожала шуршать опавшими листьями, разглядывать лужи с ледяными “кружевными” краями и ловить на ладошку редкие снежинки.
В один из таких прохладных дней они возвращались домой после прогулки. Люба шла впереди, старательно перешагивая через лужи, а Игорь следовал за ней, держа в руке пустую корзинку, в которой утром лежали печенье и салфетки. Уже подходя к подъезду, они услышали оклик:
– Игорь!
Он обернулся. К ним спешила Валентина Петровна – мать Инги. Она была в тёплом пальто, на голове – вязаная шапка, в руках – большая сумка, из которой торчал уголок ткани. Подойдя ближе, она остановилась, слегка запыхавшись от быстрой ходьбы.
– Здравствуй, – начала она, переводя дыхание. – Я тут… принесла кое‑что для Любы. Тёплые вещи – подумала, что ей пригодятся. Ещё книги новые купила, видела в магазине, решила, что понравятся. И пирог испекла – твой любимый, с яблоками.
Игорь молча кивнул. Их отношения с Валентиной Петровной за прошедшее время так и не стали по‑настоящему тёплыми. Она по‑прежнему в глубине души не одобряла его решения воспитывать Любу самостоятельно, часто мысленно сравнивала его методы с тем, как это делала бы Инга, и порой сдерживала замечания, готовые сорваться с языка. Но постепенно смирилась – поняла, что Игорь искренне старается, что он любит дочь и делает всё, что может.
– Спасибо, – наконец произнёс он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Люба, скажи бабушке “спасибо”.
– Спасибо, бабушка! – радостно откликнулась девочка, тут же подбегая к сумке и заглядывая внутрь. – Ой, книжки! Смотри, папа, тут про зайчика и про принцессу!
Валентина Петровна улыбнулась, глядя на её восторг. Она осторожно поставила сумку на скамейку у подъезда и присела рядом, чтобы помочь достать подарки.
– Вот, – она достала аккуратно сложенные вещи: тёплый свитер с оленями, шерстяные носки и новую шапочку с помпоном. – Это на смену, если что. А книги я выбирала, чтобы картинки были большие и яркие – тебе ведь такие нравятся?
Люба кивала, сжимая в руках стопку книг, её глаза горели от нетерпения поскорее рассмотреть каждую страницу.
– А пирог, – продолжила Валентина Петровна, доставая из сумки пакет с ароматной выпечкой, – я в фольгу завернула, чтобы не остыл. Может, чаю попьёте сейчас?
Игорь на секунду задумался, потом кивнул:
– Да, пожалуй. Занесём всё домой, и я поставлю чайник. Люба, помоги бабушке донести сумку.
Девочка с готовностью подхватила лёгкий пакет с книгами, а Валентина Петровна взяла сумку с вещами. Они вместе поднялись на этаж, вошли в квартиру, где было тепло и пахло вчерашним супом. Люба тут же устроилась на диване с книгами, а Валентина Петровна прошла на кухню, помогая Игорю расставить чашки и нарезать пирог.
Пока чайник закипал, она поглядывала на Игоря – как он ставит тарелки, как машинально поправляет скатерть, как прислушивается к голоску Любы из комнаты. В этот момент она вдруг ясно поняла: несмотря на все её сомнения, несмотря на то, что многое идёт не так, как она представляла, Игорь действительно старается. Он не идеальный отец, но он старается – каждый день, каждый час. И, наверное, это главное.
Валентина Петровна улыбнулась, глядя на внучку, которая с восторгом перебирала новые книги, то и дело восклицая: “Смотри, папа, тут зайчик в шапочке!” Потом она перевела взгляд на Игоря. В её глазах читалась не только теплота, но и искренняя неловкость.
– Я… хотела извиниться. За те слова. Тогда, сразу после… – она запнулась, подбирая верные слова, но всё же продолжила: – После похорон я говорила, что тебе будет тяжело справляться одному. Я просто боялась за Любу. Переживала, что ты не сможешь дать ей всё, что нужно. А ты… справляешься. Лучше, чем я ожидала.
Игорь помолчал, обдумывая её слова. В комнате было тихо, лишь из соседней комнаты доносилось бормотание Любы, которая уже вовсю рассматривала картинки в новой книжке. Он не спешил с ответом – хотел сказать правильно, без лишних эмоций.
– Я просто делаю то, что должен, – тихо произнёс он. – И хочу, чтобы Люба знала: её мама любила её. Очень любила. И я люблю. Для меня главное – чтобы она росла счастливой, чтобы чувствовала нашу любовь, даже если нас теперь только двое.
Валентина Петровна кивнула, и на мгновение в её глазах блеснула слеза. Она быстро смахнула её, словно стесняясь своей слабости, и мягко улыбнулась.
– Знаю. Прости меня. Я была неправа, что сомневалась. Может, будем видеться чаще? Я могла бы иногда забирать Любу к себе на выходные. Если ты не против, конечно. Просто чтобы ей было больше заботы, чтобы она чувствовала, что у неё есть семья.
Игорь посмотрел в сторону комнаты, где Люба уже устроилась на диване, поджав под себя ноги, и с увлечением листала страницы. Он почувствовал, как внутри что‑то отпустило – словно тяжёлый груз, который он носил всё это время, стал чуть легче. Он не хотел отказываться от роли единственного опекуна, но понимал: Любе будет хорошо проводить время с бабушкой, узнавать больше о маме, о её семье.
– Давай попробуем, – согласился он. – Но только если Люба захочет. Это важно.
– Хочу! – тут же откликнулась девочка, даже не отрываясь от книги. Она подняла голову, глаза её сияли. – Бабушка, ты будешь читать мне сказки? У тебя ведь много сказок, да?
– Конечно, милая, – Валентина Петровна подошла к ней, нежно погладила по голове. – Сколько захочешь. Можем начать хоть сегодня – если папа разрешит, конечно.
Игорь кивнул, и в этот момент почувствовал, как в груди разливается непривычное, но приятное тепло. Возможно, это и есть то самое равновесие, к которому он так долго шёл – когда боль не исчезает, но рядом появляются люди, готовые разделить её, а радость становится чуть более ощутимой.
Вечером, когда Люба уже лежала в кроватке, Игорь сел рядом, держа в руках старую фотографию. На ней Инга держала новорождённую дочку, обе смотрели в камеру с такими разными, но одинаково трогательными улыбками – одна широкая и счастливая, другая ещё несмелая, но полная доверия.
– Мама смотрит на нас, да? – тихо спросила Люба, уже почти засыпая. Её голос звучал сонно, но в нём слышалось что‑то очень важное – то ли вопрос, то ли утверждение.
– Да, – ответил Игорь, проводя пальцем по снимку. – Она всегда с нами. Даже если мы не видим её, она здесь – в твоём смехе, в твоих глазах, в том, как ты любишь строить замки из кубиков и петь песенки.
Люба зевнула, укуталась в одеяло и пробормотала:
– Я её люблю.
– И она тебя любит, – мягко ответил Игорь. – Больше всего на свете. Всегда помни это, ладно?
Девочка кивнула, закрыла глаза и почти сразу погрузилась в сон. Игорь ещё несколько минут сидел рядом, прислушиваясь к её ровному дыханию, потом осторожно встал, поставил фотографию на тумбочку и выключил свет. В темноте он на секунду замер, ощущая, как в душе рождается тихая, но крепкая уверенность: всё будет хорошо. Они справятся. Вместе.
Когда Люба уснула, Игорь тихо вышел из детской, стараясь не нарушить уютную тишину дома. В коридоре он на секунду остановился, прислушался к ровному дыханию дочки, улыбнулся и направился на кухню. Там он привычно включил чайник, достал свою любимую кружку и, пока вода закипала, открыл шкафчик в поисках печенья. Нашёл только пару затяжных галет – не самое вкусное, но сойдёт.
Налив себе чаю, он сел у окна. За стеклом кружились первые снежинки – осторожные, ещё редкие, будто пробующие землю на ощупь. Они мягко опускались на подоконник, на ветви старого клёна под окном, на тротуар, где ещё днём были лужи. Зима вступала в свои права неспешно, осторожно, словно боялась напугать. Игорь смотрел на этот тихий танец снежинок и думал о том, как много изменилось за эти три года.
Вспоминал, как стоял у кроватки маленькой Любы, не зная, что делать, когда она плакала. Как боялся поменять подгузник, как учился готовить детскую еду, как ночами сидел у кровати, прислушиваясь к её дыханию. Тогда ему казалось, что он никогда не справится, что не сможет заменить Любе обоих родителей. Он переживал, что у него не хватит терпения, сил, мудрости – всего того, что нужно ребёнку.
Но теперь, глядя на снежинки, он вдруг ясно понял: он не заменяет. Он просто есть. Он – её папа. Тот, кто готовит завтраки, чинит сломанные игрушки, читает сказки на ночь, вытирает слёзы, смеётся над её шутками, слушает бесконечные “почему” и “как”. И этого достаточно. Больше, чем достаточно.
На столе лежал блокнот – потрёпанный, с загнутыми уголками страниц. Игорь взял его в руки. Это была его маленькая традиция: записывать важные моменты из жизни Любы. Первые шаги, первые слова, смешные фразы, которые она выдавала, неожиданные открытия, маленькие победы. Он открыл блокнот на последней странице и добавил новую запись аккуратным, разборчивым почерком:
15 октября. Люба впервые сама завязала шнурки. Гордо показала мне и сказала: “Я большая!” Потом обняла и добавила: “Но я всё равно твоя маленькая девочка”. Улыбался весь день.
Он перечитал написанное, и перед глазами тут же встала картина: Люба, в своём любимом красном свитере, сидит на корточках у порога, сосредоточенно возится со шнурками. Потом резко поднимает голову, глаза сияют, и она кричит: “Папа, смотри!” А когда он подходит и хвалит её, она вдруг обнимает его крепко‑крепко и шепчет эту фразу – ту самую, от которой у него до сих пор теплеет в груди.
Игорь закрыл блокнот, провёл ладонью по обложке, словно поглаживая. Потом допил остывший чай, аккуратно помыл кружку, поставил её на сушку. Выключил свет на кухне, постоял минуту в полумраке, прислушиваясь к звукам дома – тиканью часов, шороху ветра за окном, далёкому гулу проезжающих машин.
Завтра будет новый день. С завтраками, где она будет выбирать, какие хлопья есть – с клубникой или с бананом. С прогулками, где она обязательно найдёт какую‑нибудь интересную веточку или камешек и будет долго рассказывать, почему это сокровище. Со смехом, когда они будут играть в догонялки или строить замок из подушек. С слезами, если она упадёт или расстроится из‑за чего‑то мелкого, но очень важного для неё. С объятиями, когда она прибежит к нему, чтобы просто сказать “я тебя люблю” или спрятаться в его руках от страшного сна.
С жизнью. С любовью.
И это было самое главное.