Тетка моя, Татьяна, та еще тварь. Но чтоб настолько — никто не думал.
Живет она в нашем родном Урюпинске, а мы с родителями давно в Москве. А двоюродная сестра моя, Ленка, вообще в Лондон укатила лет десять назад, замуж там вышла за иностранца. Жили они нормально, не шиковали, но и не бедствовали.
И вот года три назад началось.
Ленка звонит моей матери, жалуется. Говорит, болеет постоянно. Не то чтобы болеет, а просто сил нет. С кровати встать не может, еда на вкус как вата, вечно мерзнет, даже летом под тремя одеялами спит. Врачи их заморские плечами жмут — анализы в норме, на снимках никаких паталогий нет. А она тает на глазах. Из цветущей бабы превратилась в серую массу. Муж ее, англичанин этот, уже косо посматривать начал.
Потом еще хуже стало. Начала звонить по ночам, в истерике. Говорит, кто-то по дому ходит. Шаги слышит. А один раз проснулась, а над ней мужик. Просто навис над ней смотрит в лицо. Она орать, а он в воздухе растворился. Муж решил, что у нее кукуха поехала на фоне стресса, к психотерапевту насильно потащил.
Мать моя, понятное дело, в панике. И тут она вспоминает, что в нашем Урюпинске есть бабка одна, которая «по этим делам». Ну, порчи там снимает, лечит. Нашла ее через десятые руки. Договорились на сеанс по скайпу. Картина, конечно, сюрреалистичная: мы у ноута сидим, на экране заплаканная Ленка из своего лондонского таунхауса, а рядом моя мать держит телефон, где по видеосвязи какая-то бабка в платке свечкой водит перед камерой.
Бабка эта долго молчала, вглядывалась в экран, что-то шептала. Потом говорит хрипло:
— Мужик к ней привязан. Не своей смертью помер. И держит его девка. Родная вам по крови.
Мать аж побледнела.
— Какая девка? Кто?!
— Злая очень, — говорит бабка. — Властная. Хочет, чтобы все по ее было. А кто не по ее — тому вот так.
И тут бабка описывает этого мужика-покойника. Высокий, худой, в костюме старом, еще советском. А на лице — очки-авиаторы с желтыми стеклами.
У меня внутри все в ледяной комок сжалось. Я помню эти очки. Это же дядя Коля, муж тетки Тани. Он лет пятнадцать назад умер, от сердечного приступа. Хотя мужик здоровый был, не пил почти.
Я бегом к старому фотоальбому. Нахожу фотку: свадьба какая-то, все родственники. И вот они, тетка Таня и дядя Коля. Он в похожем костюме. И в тех самых очках. Поворачиваю ноут к камере телефона.
— Он? — спрашиваю у бабки.
Она долго смотрит, потом кивает.
— Он. Только мертвый. Душу его она держит, как собаку на цепи. На мужа своего порчу навела, извела, а душу его себе прибрала. И теперь им пакостит, кому захочет.
Тут уже и мать, и я поняли, что к чему. Тетка Таня всегда Ленку не любила. Завидовала, что та в Лондон уехала, а ее собственный сынок-алкаш из Урюпинска даже с ее квартиры съехать не может.
Дальше бабка проводила какой-то обряд. Велела Ленке соли по углам насыпать, свечи церковные зажечь. Что-то там шептала в динамик телефона, ругалась с кем-то невидимым. Сеанс длился часа три. Под конец бабка сказала:
— Все. Отцепила. Но злобу она затаит черную. Больше с ней не знайтесь. От слова совсем.
Ленке и правда полегчало. Буквально через неделю уже звонила бодрым голосом, говорила, что аппетит появился, и спать стала нормально. Мужик в очках больше не приходил.
А с теткой Таней с тех пор никто из нашей семьи не общается. Будто умерла она для нас. Но на деле то, живая она. Живет там, в своем Урюпинске. Ходит по улицам.
И я иногда думаю, что дядя Коля был не последним. И кто знает, чья душа у нее сейчас на поводке. И кому из родни она решит передать «привет» в следующий раз.