Я отодвинула конверт обратно через стол. Пять тысячных купюр веером — двадцать пять тысяч. Красиво разложены, напоказ.
Золовка Инна смотрела на меня как на сумасшедшую.
— Наташа, ты отказываешься от денег?
— Да.
— Но это же для Полины! На лагерь!
— Полина обойдётся без лагеря.
Инна откинулась на спинку стула. В её глазах мелькнуло что-то — не обида, нет. Раздражение. Как у человека, которому испортили красивый жест.
— Я не понимаю тебя. Серьёзно не понимаю.
***
С мужем мы развелись три года назад. Илья ушёл к коллеге — молодой, бездетной, без «вечных проблем». Алименты платит исправно, пятнадцать тысяч в месяц. Видится с дочкой два раза в месяц — забирает на выходные, водит в кино и кафешки.
Полине сейчас одиннадцать. Она привыкла к новому раскладу. Папа отдельно, мама отдельно, по субботам — развлечения с папой и «тётей Олей».
А я работаю продавцом в магазине тканей. Тридцать четыре тысячи в месяц. Плюс алименты — сорок девять. Минус коммуналка, еда, школа, одежда, кружки. К двадцатому числу остаётся тысяч пять. Если повезёт.
Инна — сестра бывшего мужа. Замужем за бизнесменом, живёт в загородном доме, отдыхает в Европе. Дети взрослые, денег — море.
После развода она вдруг решила «опекать» нас с Полиной. Звонит, приезжает, привозит подарки. Сначала я радовалась — думала, хоть кто-то из родни Ильи остался человеком.
Потом поняла.
***
Первый звоночек прозвенел на Полинин день рождения. Инна приехала с огромным пакетом — кукла, платье, набор косметики детской.
— Это от нас с Костей, — сказала она громко, чтобы все гости слышали. — Илюша-то небось забыл поздравить, а мы помним.
Илья не забыл. Подарил Полине планшет за день до этого. Но Инна об этом не знала — или сделала вид.
Потом был Новый год. Инна привезла продуктовую корзину — икра, сыры, колбасы.
— Наташенька, я знаю, как тебе тяжело. Вот, порадуй себя хоть на праздник.
Я поблагодарила. Корзина стоила тысяч десять — я бы такую не купила. Приятно.
Но через неделю Инна позвонила подруге — а та оказалась коллегой моей знакомой. Сарафанное радио донесло:
«Наташка-то совсем обнищала. Я ей на Новый год корзину привезла — она чуть не заплакала от счастья. Бедная, конечно, но могла бы и получше мужика найти после Ильи».
Не заплакала. Даже не прослезилась. Просто сказала «спасибо».
Но Инне нужна была другая история. Красивая. Про бедную родственницу и щедрую благодетельницу.
***
С тех пор я начала замечать.
Каждый её визит — маленький спектакль. Она привозит что-то, я благодарю, она уезжает и рассказывает всем, как «помогает бедняжке Наташе».
При этом обязательно уточняет: «Илюша-то умыл руки, а я — нет. Хоть кто-то должен о них заботиться».
Умыл руки. Это про человека, который платит алименты, забирает дочь на выходные, оплатил ей в прошлом году путёвку в санаторий.
Но Инне удобнее другая версия. В которой брат — подлец, бывшая жена — жертва, а она сама — спасительница.
Однажды я случайно услышала её разговор по телефону. Инна думала, что я в ванной, а я вернулась за полотенцем.
— ...да, ходит в обносках. Полинка тоже. Я им каждый месяц что-то вожу, а они всё равно как нищие. Наташка, видимо, копить не умеет. Или пропивает — не знаю...
Пропивает.
Я не пью вообще. Даже на праздники — максимум бокал шампанского.
В тот день я молча вышла из ванной, прошла мимо неё в комнату. Она засуетилась, быстро попрощалась с собеседником.
— Наташ, ты давно тут?
— Достаточно.
— Я просто... понимаешь, подруге объясняла ситуацию...
— Какую ситуацию? Что я пропиваю деньги?
Она покраснела.
— Это я так, образно! Ну, знаешь, когда человек деньги не умеет...
— Уходи, Инна.
— Что?
— Уходи из моего дома. Сейчас.
Она ушла. Но через неделю позвонила как ни в чём не бывало — «проведать».
***
Сегодня она приехала с конвертом. Двадцать пять тысяч на летний лагерь для Полины.
— Я узнала, что в классе собирают на поездку, — объяснила Инна. — Полинка же хочет поехать?
— Хочет.
— Ну вот! А ты наверняка не потянешь. Сколько там — двадцать пять за смену? Плюс карманные, плюс сборы... Держи, не благодари.
Двадцать пять тысяч. Почти моя месячная зарплата.
— Инна, с чего ты взяла, что я не потяну?
— Ну, Наташ, — она улыбнулась снисходительно, — давай честно. У тебя зарплата копеечная, алименты — кот наплакал. Я же не в обиду, просто факт.
— Факт?
— Ну да. Я понимаю, гордость и всё такое. Но ребёнок не должен страдать из-за твоей гордости. Возьми деньги, отправь Полину в лагерь. Потом отдашь, когда сможешь.
— Когда смогу?
— Ну... когда-нибудь. Не принципиально.
Вот оно. «Когда-нибудь». Это значит — никогда. Это значит — я буду ей должна. Вечно.
И она будет рассказывать всем: «Наташка у меня в долгу. Я ей на лагерь давала, до сих пор не отдала. Бедная, конечно, но могла бы хоть спасибо нормальное сказать».
***
Я посмотрела на конверт. На аккуратно разложенные купюры.
— Инна, зачем тебе это?
— Что — это?
— Вот это всё. Приезды, подарки, деньги. Зачем?
— Наташ, ты странная какая-то. Я помочь хочу! Мы же почти родня!
— Почти родня. А ты рассказываешь всем, что я пропиваю деньги. Что хожу в обносках. Что Илья нас бросил, а ты — единственная, кто помогает.
Инна поджала губы.
— Я такого не говорила.
— Говорила. Я слышала. И не только я — город маленький, слухи быстро расходятся.
— Наташа, ты всё неправильно поняла!
— Правильно. Тебе нужна не я и не Полина. Тебе нужна красивая история про себя. Про то, какая ты добрая, щедрая, благородная. А мы — реквизит. Бедные родственницы, которых ты спасаешь.
— Это неправда!
— Тогда объясни мне одну вещь. Почему ты ни разу не спросила, чем реально можешь помочь? Почему всегда сама решаешь — что привезти, сколько дать, как потратить?
Инна молчала.
— Потому что тебе не важно, что мне нужно. Важно — как это выглядит. Привезла корзину — красиво. Дала денег на лагерь — ещё красивее. А потом можно всем рассказать, какая ты молодец.
— Наташа, ты несправедлива!
— Может быть. Но я устала быть твоей благотворительной акцией.
Взяла конверт, отодвинула обратно через стол.
— Мне не нужно твоё одолжение. Мы как-нибудь вдвоём выкрутимся.
***
Инна уехала. Обиженная, возмущённая, с поджатыми губами.
Я сидела на кухне и смотрела в окно. Двадцать пять тысяч. Месячная зарплата. Полина действительно хочет в этот лагерь — все одноклассники едут.
Достала телефон. Открыла калькулятор.
Сейчас на карте — одиннадцать тысяч. До зарплаты — две недели. Если ужаться — хватит.
Следующая зарплата — тридцать четыре. Плюс алименты — пятнадцать. Сорок девять. Минус коммуналка — восемь. Минус еда — пятнадцать. Минус обязательные расходы — семь. Остаётся девятнадцать.
Ещё через месяц — столько же. Плюс отпускные, если возьму неделю за свой счёт вместо полноценного отпуска.
К июню могу собрать двадцать пять. Впритык, но могу.
Или...
Позвонила Илье.
— Алло?
— Илья, это Наташа. Нужно поговорить.
— Что случилось?
— Полина хочет поехать в лагерь с классом. Смена стоит двадцать пять тысяч. Я могу собрать половину. Ты дашь вторую?
Пауза.
— Конечно дам. Когда нужно?
— К первому июня.
— Хорошо. Переведу на неделе.
— Спасибо.
— Наташ... это всё?
— Да. Всё.
Положила трубку. Руки не дрожали.
Вот так. Просто позвонить и попросить. Без унижений, без «благодетельства», без красивых историй. Отец оплачивает половину — это нормально. Это его обязанность.
А Инна со своими подачками пусть ищет другой реквизит.
***
Через неделю позвонила свекровь. Бывшая свекровь — мать Ильи.
— Наташа, это правда, что ты Инну выгнала?
— Не выгнала. Отказалась от денег.
— Но почему? Она же от чистого сердца!
— Валентина Петровна, вы знаете, что Инна рассказывает про меня? Что я пропиваю деньги? Что хожу в обносках?
Молчание.
— Я... не знала.
— Теперь знаете. Её «чистое сердце» — это сплетни и унижения. Я предпочту обойтись без такой помощи.
— Наташа, может, она просто неудачно выразилась...
— Неудачно выражаются один раз. А она это делает систематически. Три года. Я терпела, потому что думала — ну ладно, хоть какая-то связь с родней Ильи для Полины. Но больше не хочу.
— Понимаю, — вздохнула свекровь. — Инна всегда такая была. Любит показать себя. Но она правда хотела помочь, по-своему.
— По-своему — это унижая меня перед всеми знакомыми?
— Нет, конечно. Ты права. Я с ней поговорю.
— Не надо. Просто передайте — пусть больше не приезжает. И не звонит. Мы справимся сами.
***
Полина узнала про лагерь в тот же вечер.
— Мам, правда поеду?!
— Правда. Папа половину оплатит, я — вторую.
— А тётя Инна? Она же говорила, что деньги привезёт...
— Тётя Инна больше не будет нам помогать.
Полина нахмурилась.
— Почему?
— Потому что её помощь... неправильная. Понимаешь, доченька, есть люди, которые помогают, потому что хотят, чтобы тебе было хорошо. А есть — которые помогают, чтобы потом всем рассказывать, какие они молодцы. Тётя Инна — из вторых.
— Я знаю, — вдруг сказала Полина.
— Что знаешь?
— Что она такая. Она когда приезжает — всегда фотографирует подарки. И потом в интернет выкладывает. «Помогаю племяннице», и всё такое. Мне Даша показывала — у её мамы тётя Инна в друзьях.
Одиннадцать лет. А уже всё понимает.
— И как ты к этому относишься?
— Не знаю. Раньше было обидно. А потом привыкла. Главное же — что ты меня любишь. А тётя Инна... ну и ладно.
Обняла её. Крепко, молча.
Умная девочка. Моя девочка.
***
Лето прошло хорошо. Полина съездила в лагерь — вернулась загорелая, с кучей новых друзей и тремя браслетами из бисера.
Я работала, откладывала понемногу. К сентябрю на карте было двадцать три тысячи — подушка безопасности. Маленькая, но своя.
Инна не звонила. Свекровь сказала, что та «обиделась насмерть». Ну и ладно. Переживу как-нибудь без её благодеяний.
А недавно встретила её в торговом центре. Случайно — я за продуктами, она с подругой.
— О, Наташа! — она изобразила улыбку. — Как дела?
— Хорошо. Спасибо.
— Полина как?
— Отлично. В лагерь съездила, в школу пошла.
— В лагерь? — Инна приподняла бровь. — Ну надо же. А я думала, ты не потянешь.
— Потянула.
— Сама?
— С Ильёй пополам. Как и положено родителям.
Она хмыкнула. Подруга рядом смотрела с интересом — видимо, слышала про нас немало.
— Ну, молодец. Рада за вас.
— Спасибо.
Пошла дальше. Не оглянулась.
Знаю, что она сейчас скажет подруге. Что-нибудь вроде: «Гордая стала, с голой задницей, а гонор — как у королевы». Или: «Илюшку трясёт, бедная родственница, а от моей помощи отказалась».
Пусть говорит. Мне всё равно.
***
Вечером сидели с Полиной на кухне, пили чай.
— Мам, а мы бедные? — вдруг спросила она.
— С чего ты взяла?
— Даша сказала. Ей мама рассказала. Что тётя Инна говорит, что мы бедные и она нам помогает.
— А ты как думаешь?
Полина помолчала. Посмотрела вокруг — на маленькую кухню, на старый холодильник, на занавески, которые я сшила сама.
— Не знаю. У нас всё есть. Еда, одежда, школа. В лагерь я поехала. В кино ходим. Это разве бедность?
— Нет, доченька. Это — нормальная жизнь. Не богатая, но и не бедная. Мы справляемся. Сами. Без чужих подачек.
— А тётя Инна?
— Тётя Инна любит чувствовать себя важной. Ей нужен кто-то, кому она «помогает». Мы для неё — способ похвастаться. А я не хочу быть чьим-то способом.
— Я тоже не хочу, — серьёзно сказала Полина. — Пусть другим помогает. А мы и сами справимся.
Я улыбнулась. Моя девочка. Моя взрослая, мудрая девочка.
— Да, солнце. Справимся. Мы же команда.
Она придвинулась ближе, обняла меня.
— Лучшая команда.
За окном темнело. Чайник остывал. А я сидела и думала — может, денег у нас немного. Может, квартира маленькая, и отпуск у моря мы пока не можем себе позволить.
Но у нас есть главное. Достоинство. Уважение к себе. И никаких долгов — ни денежных, ни моральных.
Это стоит больше любых двадцати пяти тысяч в конверте.
А вы смогли бы отказаться от помощи, если бы поняли, что за ней стоит желание вас унизить?