Часы показывали 23:47. Тринадцать минут до конца дня. До конца моего пятидесятилетия.
Телефон молчал. Весь день молчал — ни звонка, ни сообщения. От Славика. Единственного сына, которого я растила одна двадцать шесть лет.
Дочка Настя позвонила утром, ещё до работы. Подруги написали в чат. Коллеги поздравили, торт принесли. Даже бывший муж — и тот прислал открытку в вотсапе.
А Славик — нет.
***
Юбилей я не отмечала — не люблю суету, гостей, застолья. Пятьдесят лет — это возраст, когда хочется тишины, а не салатов тазиками. Настя предлагала ресторан, но я отказалась. Сказала — посидим вдвоём в выходные, попьём чай, поговорим.
Со Славиком планировала так же. Он живёт в другом городе, приехать не мог, но хотя бы позвонить... Я ждала весь день. Проверяла телефон каждые полчаса. Звук включила на максимум — вдруг пропущу.
Не пропустила. Потому что не было ничего.
К вечеру внутри поселилась тяжесть. Не обида — что-то глубже. Пустота, что ли. Как будто часть меня просто исчезла.
Настя позвонила в девять.
— Мам, как день прошёл?
— Нормально. Спасибо за утренний звонок, солнышко.
— А Славик поздравил?
Пауза. Я не хотела жаловаться, но молчание затянулось.
— Мам?
— Нет пока.
— Как — нет?! Уже девять вечера!
— Может, занят. Работа, дела...
— Какие дела?! У тебя юбилей! Пятьдесят лет!
— Настюш, не надо. Может, позвонит ещё.
Она помолчала. Потом сказала тихо:
— Мам, ты же знаешь — он не позвонит. Он уже год так. Появляется, когда ему что-то надо.
Я знала. Конечно, знала. Но одно дело — знать, другое — признавать вслух.
— Спокойной ночи, доченька.
— Мам, не расстраивайся. Он... он такой. Но ты не виновата.
Положила трубку. Посмотрела на часы — 21:15. Ещё почти три часа до полуночи.
Может, позвонит.
***
Не позвонил.
Я легла в двенадцать. Лежала в темноте, смотрела на экран телефона — вдруг загорится. Не загорелся. Уснула под утро, с тяжёлой головой и мокрой подушкой.
Утром на работе Люба из соседнего кабинета спросила:
— Рит, ты чего такая? Переотмечала вчера?
— Нет. Просто не выспалась.
Она не поверила, но не стала лезть с вопросами. Хороший человек Люба — чувствует, когда надо отступить.
Весь день я думала: сказать Славику или нет? Позвонить, спросить — ты помнишь, какой вчера был день? Или промолчать, сделать вид, что ничего не случилось?
Промолчать — привычнее. Я всю жизнь так делала. Не обижаться, не высказывать претензий, не портить отношения. Быть хорошей мамой, удобной мамой, мамой, которая всё понимает и всё прощает.
Но что-то изменилось. Этот юбилей — как черта. Пятьдесят лет жизни, двадцать шесть из них — материнства. И собственный сын забыл поздравить.
Или не забыл?
Мысль была неприятной, колючей. А что, если не забыл? Что, если просто не счёл нужным?
***
Вечером позвонила Настя.
— Мам, я со Славиком поговорила.
— Зачем? Я же просила не лезть.
— Не могла удержаться. Он мой брат, но он ведёт себя как свинья.
— Настя!
— Мам, это правда. Знаешь, что он сказал? Что забыл. Просто забыл. И что ты сама виновата — надо было напомнить.
Я села на стул. Виновата. Надо было напомнить. О собственном дне рождения.
— Что ты молчишь?
— Думаю.
— О чём тут думать?! Он хам, эгоист, неблагодарная скотина!
— Настя, это твой брат.
— И что?! Брат — не индульгенция! Он может быть братом и при этом вести себя по-скотски!
Она была права. Конечно, права. Но признать это — значило признать, что я где-то ошиблась. Что вырастила сына, который не считает нужным поздравить мать с юбилеем.
— Настюш, я сама с ним поговорю.
— Правда?
— Да. Только... не сейчас. Мне надо подумать, что сказать.
— Мам, просто скажи правду. Что тебе больно. Что ты ждала весь день. Что это важно.
— Попробую.
***
Думала три дня. Репетировала разговор в голове — так, эдак. Мягко, жёстко, с упрёками, без. Ничего не подходило.
А потом Славик позвонил сам. В субботу утром, как ни в чём не бывало.
— Мам, привет! Как дела?
— Нормально.
— Слушай, мне тут деньги нужны. Небольшие, тысяч двадцать. На пару недель, потом отдам.
Я молчала. В груди что-то сжалось — больно, горько.
— Мам? Алло?
— Славик, ты помнишь, какой день был в среду?
Пауза.
— В среду? Нет, а что?
— Мой день рождения. Пятьдесят лет.
Снова пауза. Дольше.
— А, точно. Мам, ну извини, закрутился. Поздравляю!
— Спасибо.
— Ну вот, поздравил. Так что там с деньгами?
Я закрыла глаза. Вдохнула. Выдохнула.
— Славик, ты позвонил мне впервые за три недели. Не поздравить с юбилеем — попросить денег.
— Ну... да. А что такого?
— Ничего. Просто констатирую факт.
— Мам, ну не начинай. Я же извинился.
— Ты сказал «извини, закрутился». Это не извинение.
— А что тогда извинение?! На коленях ползать?!
— Нет. Извинение — это когда человек понимает, что сделал больно. И ему самому от этого плохо. А тебе не плохо, Славик. Тебе всё равно.
— Мам, ну хватит уже! Подумаешь, забыл поздравить! Ты из мухи слона делаешь!
— Из мухи? Славик, это мой пятидесятилетний юбилей. Раз в жизни. И ты забыл. А вспомнил — только когда понадобились деньги.
— Ну и что теперь?! Казнить меня за это?!
— Нет. Просто денег не дам.
Тишина. Такая громкая, что уши заложило.
— Что?
— Не дам денег. Ни двадцать тысяч, ни десять, ни пять.
— Мам, ты серьёзно?! Из-за какого-то дня рождения?!
— Не из-за дня рождения. Из-за того, что за ним стоит.
— И что за ним стоит?!
— То, что я для тебя — банкомат. Позвонил, попросил, получил. Без «как дела», без «как здоровье», без поздравлений. Просто — дай денег.
— Это неправда! Я тебя люблю!
— Любишь? Когда ты последний раз звонил не за деньгами?
Молчание.
— Вот видишь. Не можешь вспомнить.
— Мам, я занят! У меня работа, жизнь, дела! Не могу же я каждый день звонить!
— Каждый день не надо. Раз в месяц — достаточно. На день рождения — обязательно.
— Ну забыл я! Бывает!
— Бывает. И последствия бывают.
— Какие последствия?! Ты мне мстишь, что ли?!
— Нет. Я просто перестаю давать деньги человеку, которому на меня плевать.
Славик засопел в трубку. Я слышала, как он борется с собой — то ли накричать, то ли уговорить.
— Мам, ну ты же понимаешь... мне реально надо. Я в долгах, на работе проблемы...
— Славик, тебе двадцать шесть лет. Ты взрослый мужчина. Разбирайся со своими проблемами сам.
— Ты мне помочь не хочешь?!
— Я тебе помогала. Много лет. Деньгами, советами, поддержкой. А ты... ты даже поздравить с юбилеем не можешь.
— Ну сколько можно про этот юбилей?!
— Столько, сколько нужно, чтобы ты понял: это важно. Для меня важно. А то, что важно для меня, тебя не волнует.
Славик молчал. Потом выдавил:
— Ладно. Понял. Больше не буду звонить.
— Это твой выбор.
— Мой?! Ты меня отталкиваешь!
— Нет, Славик. Я ставлю границу. Если тебе нужны только мои деньги — мне такой сын не нужен.
— Ты!.. — он захлебнулся воздухом. — Ты ещё пожалеешь!
Бросил трубку. Гудки.
Я сидела, смотрела на телефон. Руки дрожали, но внутри было странное спокойствие. Будто камень с души свалился.
***
Настя позвонила вечером.
— Мам, Славик написал, что ты его послала.
— Не совсем так.
— А как?
Рассказала. Весь разговор, слово в слово.
Настя молчала долго. Потом сказала:
— Мам, ты молодец.
— Правда?
— Конечно. Давно надо было.
— Мне страшно. Вдруг он правда больше не позвонит?
— Позвонит. Когда опять деньги понадобятся. Или когда поймёт, что был неправ.
— А если не поймёт?
— Тогда это его проблема, не твоя. Мам, ты двадцать шесть лет всё для него делала. А он тебя воспринимал как данность. Пора ему понять, что ты — живой человек, с чувствами.
— Я боюсь его потерять.
— Мам, ты его уже потеряла. Того Славика, которого ты вырастила, — его нет. Есть взрослый мужик, который звонит маме только за деньгами. И это — не потеря. Это реальность.
Жёсткие слова. Но правильные.
— Спасибо, Настюш.
— За что?
— За честность. И за то, что ты — не такая.
— Я просто люблю тебя, мам. По-настоящему.
***
Славик не звонил месяц. Потом два. К Новому году прислал открытку в вотсапе — стандартную, с ёлкой и снежинками. Я ответила коротко: «Спасибо, и тебя».
В феврале позвонил. Голос другой — не требовательный, не наглый.
— Мам, привет. Можно поговорить?
— Можно.
— Я... в общем, я много думал. После того разговора.
Молчала. Ждала.
— Ты была права. Я вёл себя как свинья. Не только с днём рождения — вообще. Звонил только когда надо было, не интересовался, как ты живёшь. Привык, что ты всегда поможешь — и не ценил.
— И что изменилось?
— Я понял, что могу тебя потерять. По-настоящему. И мне стало страшно.
— Страшно потерять маму или страшно потерять банкомат?
Он помолчал.
— Заслужил. Но нет — маму. Я два месяца без твоей помощи справлялся. Тяжело, но справился. Деньги нашёл, долги закрыл. И понял — дело не в деньгах. Дело в том, что я тебя обидел. А мне это важно.
Внутри что-то дрогнуло. Маленькая надежда, которую я старательно гасила.
— Славик, слова — это хорошо. Но я устала верить словам.
— Знаю. Поэтому хочу приехать. На следующие выходные. Просто так, без повода. Посидеть, поговорить. Как раньше.
— Раньше — это когда тебе было десять?
— Да. Когда мы пекли блины по воскресеньям и ты читала мне вслух.
Слёзы подступили к глазам.
— Ты помнишь?
— Помню. Это были лучшие моменты детства. А я их забыл. Забыл, какая ты на самом деле. Видел только... ну, источник помощи. Прости.
— Приезжай.
— Правда?
— Да. Но, Славик — если это опять слова ради денег...
— Нет. Клянусь. Я даже денег с собой привезу — тебе подарок купить. На день рождения. С опозданием на полгода, но...
— Не надо подарок. Приезжай сам. Этого достаточно.
***
Он приехал. В субботу утром, с тортом и цветами. Стоял на пороге — смущённый, неловкий, совсем не похожий на того самоуверенного парня, который требовал денег.
— Привет, мам.
— Привет.
Обнялись. Долго, крепко.
— Мам, я правда... я не знаю, как так получилось. Когда я успел стать таким?
— Постепенно. Незаметно. Я тоже виновата — позволяла.
— Не позволяла — любила. А я этим пользовался.
Мы сидели на кухне, пили чай. Разговаривали — впервые за много лет по-настоящему. Не о деньгах, не о проблемах — о жизни. О его работе, о моих планах, о Насте, о внуках, которых когда-нибудь будет.
Уехал вечером. Обнял на прощание.
— Мам, я буду звонить. Каждую неделю. Обещаю.
— Посмотрим.
— Не веришь?
— Хочу верить. Но буду смотреть на дела, не на слова.
Он кивнул.
— Справедливо.
***
Прошло полгода. Славик звонит каждое воскресенье. Не всегда длинные разговоры — иногда пять минут, просто узнать, как дела. Но звонит. Регулярно, без напоминаний.
На мой день рождения — следующий, пятьдесят один — позвонил первым. В семь утра.
— Мам, с днём рождения!
— Славик, ты же знаешь, я сова. Семь утра — это рано.
— Знаю. Но хотел быть первым.
Смеялась сквозь слёзы.
— Спасибо, сынок.
— Мам, я ещё хотел сказать... Спасибо, что не сдалась. Что сказала мне правду тогда. Если бы ты промолчала — я бы так и остался тем уродом, который звонит только за деньгами.
— Ты не урод. Ты просто заблудился. Все иногда блуждают.
— Но не все находят дорогу обратно. А я нашёл. Благодаря тебе.
Положила трубку. Сидела на кухне, смотрела в окно.
Сказать или промолчать — этот вопрос мучил меня год назад. Промолчать было бы легче. Привычнее. Безопаснее.
Но я сказала. И это изменило всё.
Не сразу, не мгновенно. Через боль, через страх, через месяцы молчания. Но изменило.
Потому что иногда нужно рискнуть. Сказать правду, даже если страшно. Поставить границу, даже если больно.
И тогда — возможно — тот, кого ты любишь, увидит тебя настоящую. Не банкомат, не обслугу, не удобную маму.
Просто человека. Которому тоже бывает больно.
И которого стоит любить по-настоящему.
А вы сказали бы сыну, что он вас обидел? Или промолчали бы, чтобы не портить отношения?