Катя произнесла это между делом. Отхлебнула кофе, поправила волосы — и выдала. Как будто мы обсуждали погоду или сериал какой-нибудь.
Я держала телефон у уха, из которого доносился голос учительницы: «Светлана Игоревна, заберите Артёма, он снова...». А сестра сидела напротив и смотрела с таким выражением — ну вот, опять.
— Подождите, — сказала я в трубку. — Еду.
Положила телефон. Посмотрела на Катю.
— Ты сейчас серьёзно?
— А что такого? — она пожала плечами. — Ты каждый раз жалуешься. Тёма то, Тёма сё. Устала, не высыпаюсь, нервы. Ну так не рожала бы, раз так тяжело.
***
Артёму двенадцать. СДВГ — синдром дефицита внимания и гиперактивности. Диагноз поставили в семь, когда он пошёл в школу и стало понятно, что «просто активный мальчик» — это не просто.
Он не может сидеть на месте. Буквально — не может. Тело требует движения, мозг перескакивает с мысли на мысль. На уроках вертится, роняет вещи, отвлекается каждые три минуты.
Учителя звонят мне минимум раз в неделю. «Заберите», «поговорите», «примите меры». Меры я принимаю пять лет. Психологи, неврологи, препараты, терапия. Сорок тысяч в месяц — помимо обычных расходов.
Муж ушёл, когда Тёме было четыре. Сказал: «Не могу больше, он меня с ума сводит». Алименты платит — двенадцать тысяч, как по часам. На этом его участие заканчивается.
А Катя — моя старшая сестра. Пятьдесят два года, двое взрослых детей, которые давно живут отдельно. Муж-бизнесмен, квартира в центре, отпуск два раза в год.
Она приезжает ко мне «поддержать». Пьёт мой кофе, рассказывает про свои поездки и между делом объясняет, как я неправильно живу.
***
— Кать, — я встала, начала искать ключи от машины, — мне ехать. В школу вызывают.
— Опять?
— Да. Опять.
— И что на этот раз?
— Не знаю ещё. Сейчас узнаю.
Катя поставила чашку на стол. С таким видом — показательно-терпеливым.
— Свет, я тебе как сестра скажу. Ты его распустила. Вот и результат.
Я замерла с курткой в руках.
— Распустила?
— Ну да. Потакаешь ему во всём. Он и сел на шею. Мои-то в его возрасте по струнке ходили.
— У твоих нет СДВГ.
— Да какой СДВГ! — она отмахнулась. — Выдумки это всё. Модный диагноз для тех, кто воспитывать не умеет. Раньше никаких СДВГ не было — и ничего, все вырастали нормальными.
— Раньше таких детей просто не диагностировали. Считали хулиганами и двоечниками.
— Ну вот! А сейчас на каждого ярлык вешают. И мамочки радуются — ой, у нас диагноз, мы не виноваты. Удобно.
Я застёгивала куртку и чувствовала, как внутри поднимается что-то горячее. Не злость даже — усталость. Тяжёлая, накопленная за годы.
— Кать, мне правда надо ехать.
— Езжай-езжай. А потом опять будешь звонить и плакаться, как тебе тяжело.
Я остановилась у двери.
— Знаешь что? Больше не буду.
— Что не будешь?
— Звонить и плакаться. Обещаю.
***
В школе меня ждала завуч. Елена Борисовна — женщина с поджатыми губами и папкой в руках.
— Светлана Игоревна, ситуация критическая.
— Что случилось?
— Артём сорвал урок. Бегал по классу, кричал, уронил горшок с цветком. Учительница не смогла его успокоить.
— Он что-нибудь сломал? Кого-то ударил?
— Нет, но...
— Значит, побегал и покричал. Для него это норма, вы знаете.
Елена Борисовна поджала губы ещё сильнее.
— Светлана Игоревна, мы не можем постоянно делать скидки. Другие дети тоже имеют право на нормальный учебный процесс.
— Я понимаю. Что вы предлагаете?
— Перевести его на домашнее обучение. Или в коррекционную школу.
Коррекционная школа. Для детей с умственной отсталостью. А у Тёмы IQ сто двадцать два — выше среднего.
— Елена Борисовна, у моего сына нет умственных нарушений. Только поведенческие особенности.
— Особенности! — она всплеснула руками. — Он классу учиться не даёт — это вы называете особенностями?
— Я называю это диагнозом. Официальным, подтверждённым. И по закону вы обязаны создать ему условия.
— Какие условия?! У нас тридцать человек в классе!
— Это не моя проблема. Это проблема системы образования. А мой ребёнок имеет право учиться в обычной школе.
Тёму я забрала из кабинета психолога. Он сидел на стуле, качал ногами, грыз карандаш.
— Мам, я не специально.
— Знаю, сынок. Поехали домой.
В машине он молчал. Смотрел в окно, теребил ремень безопасности.
— Мам, меня выгонят?
— Нет. Не выгонят.
— А тётя в очках сказала, что я ненормальный.
Внутри полыхнуло.
— Кто сказал?
— Тётя в очках. Которая за столом сидит.
Завуч. Сказала двенадцатилетнему ребёнку, что он ненормальный.
Я развернула машину.
***
— Елена Борисовна, — я вошла в кабинет без стука, — вы сказали моему сыну, что он ненормальный?
Она побледнела.
— Я... я такого не говорила...
— Артём не врёт. Он вообще врать не умеет — это тоже особенность СДВГ, если вам интересно. Так вы говорили или нет?
— Я сказала, что его поведение ненормальное...
— А ребёнок услышал, что ненормальный — он. Вы понимаете разницу?
— Светлана Игоревна, не надо на меня кричать!
— Я не кричу. Пока не кричу. Но если ещё раз что-то подобное повторится — я напишу заявление в департамент образования. И в прокуратуру. За унижение несовершеннолетнего.
— Вы мне угрожаете?!
— Я вас предупреждаю. Официально. При свидетелях, — я кивнула на секретаршу, которая замерла с чашкой в руках. — Мой сын имеет право на уважительное обращение. Как и любой другой ребёнок. Независимо от диагноза.
Вышла. Руки тряслись, но голос не дрогнул.
***
Вечером позвонила Катя.
— Ну что там? Опять скандал?
— Разобралась.
— И как? Выгнали его?
— Нет. Не выгнали и не выгонят.
— Ну-ну, — она хмыкнула. — Свет, ты пойми, я добра тебе желаю. Просто смотреть больно, как ты мучаешься. Может, правда, отдай его куда-нибудь? В интернат специальный? Тебе же легче станет.
Я села на диван. Тёма был в своей комнате — делал уроки, точнее, пытался. Каждые пять минут вскакивал, ходил кругами, потом снова садился. Так было всегда.
— Кать, ты сейчас предлагаешь мне сдать ребёнка в интернат?
— Ну, не сдать... Временно. Пока он не повзрослеет.
— Он не «повзрослеет» из своего диагноза. Это на всю жизнь. СДВГ не лечится — только корректируется.
— Ну вот видишь! На всю жизнь! А ты что, всю жизнь будешь по школам бегать и нервы мотать?
— Да. Буду. Потому что это мой сын.
— Свет, ну ты же губишь себя! Посмотри на себя — похудела, под глазами круги, постарела на десять лет!
— Спасибо, Кать. Очень поддержала.
— Я правду говорю! Ты себя не видишь, а я вижу! Тебе мужика надо, жизнь нормальную. А ты всё с этим возишься...
— «С этим» — это с моим сыном. Которого зовут Артём. Которому двенадцать лет. Который, между прочим, твой племянник.
— Ой, да какой он мне племянник! Я его вижу раз в год!
— Потому что ты не хочешь видеть. Тебе неприятно. Неудобно. Он же ненормальный, да?
Катя замолчала.
— Свет, ты сейчас на меня злишься, но потом поймёшь, что я права. Ты положила жизнь на этого ребёнка — и что получила взамен? Только проблемы.
— Я получила сына. Который любит меня. Который каждый вечер обнимает и говорит «спасибо, что ты есть». Который рисует мне открытки на каждый праздник. Который, несмотря на всё, старается — изо всех сил старается быть хорошим.
— Ну и что толку от этих открыток? Тебе денег они не принесут.
— А твои дети? Много денег тебе принесли?
— Мои дети нормальные! — взвилась Катя. — Выучились, работают, семьи создали!
— И как часто они тебе звонят? Когда последний раз приезжали?
Молчание.
— Вот именно, Кать. Твои «нормальные» дети живут своей жизнью и вспоминают о тебе на Новый год. А мой «ненормальный» — единственный человек, который каждый день говорит мне, что любит.
— Это другое!
— Это именно то. Знаешь, я поняла сегодня одну вещь. Ты приезжаешь не поддержать меня. Ты приезжаешь убедиться, что у тебя всё лучше. Что твоя жизнь — правильная, а моя — нет. Что ты — молодец, а я — неудачница с проблемным ребёнком.
— Свет!
— Больше не приезжай, Кать. Я устала от твоей «поддержки». Устала слышать, что я сама виновата, что распустила, что не так воспитала. Устала оправдываться за своего ребёнка перед родной сестрой.
— Ты меня выгоняешь?!
— Я закрываю дверь. Для тех, кто не умеет входить без грязи на ботинках.
***
Через месяц школа прислала письмо. Официальное, на бланке.
«Уважаемая Светлана Игоревна! В связи с вашим обращением в департамент образования...»
Я не писала в департамент. Но собиралась — и видимо, завуч это поняла.
«...Артёму Дмитриевичу выделен тьютор для индивидуального сопровождения на уроках. Занятия начнутся с первого октября».
Тьютор. Человек, который будет сидеть рядом с Тёмой на уроках, помогать сосредоточиться, успокаивать, если понадобится. То, о чём я просила три года.
Понадобилось пригрозить прокуратурой, чтобы услышали.
Тёма, когда узнал, запрыгал по комнате:
— Мам, правда?! Ко мне будет приходить специальная тётя?!
— Или дядя. Не знаю ещё.
— Круто! А она будет меня ругать?
— Нет, сынок. Она будет тебе помогать.
Он обнял меня. Крепко, как умел только он — всем телом, изо всех сил.
— Мам, ты самая лучшая.
***
Катя молчала два месяца. Потом прислала сообщение: «Свет, давай поговорим. Я была неправа».
Думала три дня. Потом ответила: «Хорошо. Но разговор будет на моих условиях».
Встретились в кафе. Нейтральная территория.
— Свет, я не хотела тебя обидеть, — начала Катя. — Просто... не понимала. Думала, ты преувеличиваешь.
— А теперь?
— Почитала про СДВГ. В интернете много всего... Не знала, что это так серьёзно.
Я молчала. Ждала.
— И... извини за то, что сказала. Про «зачем рожала». Это было жестоко.
— Да. Было.
— Ты меня простишь?
— Не знаю, Кать. Пока — не знаю. Но могу дать шанс.
— Что мне сделать?
— Перестать советовать. Перестать критиковать. Если не можешь помочь — просто молчи. Или спроси: «Чем я могу помочь?» Не «ты неправильно воспитываешь», не «сама виновата». Просто — «чем помочь».
— Я могу попробовать.
— Попробуй. А я посмотрю.
***
Прошло полгода.
Тёма учится в той же школе. С тьютором стало легче — звонки от завуча прекратились. Оценки подтянулись: четвёрки по математике, даже одна пятёрка по рисованию.
Он всё ещё вертится на уроках, всё ещё теряет вещи, всё ещё забывает, о чём говорил минуту назад. Но он старается. Каждый день — изо всех сил.
Катя приезжает раз в месяц. Привозит пирог или фрукты. Сидит с Тёмой, пока я отдыхаю. Научилась не комментировать.
Недавно сказала:
— Свет, я вчера в парке видела мальчика — прямо как Тёма. Носится, кричит, мама за ним бегает. Раньше бы подумала — распустили ребёнка. А теперь думаю — может, у него то же самое? Может, маме помощь нужна?
Я улыбнулась. Первый раз за долгое время — искренне.
— Может быть, Кать. Может быть.
Вечером Тёма показал мне рисунок. На нём — два человечка, большой и маленький. Держатся за руки.
— Это ты и я, — объяснил он. — Ты самая сильная мама на свете. Потому что никогда не сдаёшься.
Я обняла его. Уткнулась носом в макушку.
Не сдаюсь. Пять лет не сдаюсь. И не сдамся — никогда.
Потому что он — мой сын. Мой любимый, сложный, особенный сын. И никакие сёстры, учителя и завучи не заставят меня в нём усомниться.
А вы готовы отстаивать своего ребёнка, даже если весь мир говорит, что он «неправильный»?