Несколькими днями ранее сватьи решили встретиться отдельно, без детей. Свадьба уже маячила на горизонте, оставалась неделя, и обеим хотелось кое-что обсудить без лишних ушей. Светлана пригласила Тамару к себе — выпить чаю, поговорить, да и просто познакомиться ближе.
На кухне пахло лимоном и мятой. Светлана поставила перед Тамарой чашку и села напротив. Минуты три они молча размешивали сахар, будто не могли решиться, с чего начать. Потом Светлана первой нарушила тишину.
— Он объявился, — тихо сказала она, глядя в кружку, — тот самый, отец Наташи. Попал в аварию, врачи не дают надежд.
— Да ты что, — Тамара удивилась, чуть склонив голову, — и чего теперь?
— Просил рассказать дочери. Говорит, хочет все исправить. Но я не думаю, что надо. Я просто жила все эти годы, как будто его не было, а тут, на тебе, нашелся. Вдруг вспомнил, что у него дочка есть.
Тамара не перебивала, только слушала внимательно. Светлана вздохнула, устало, будто это решение давалось ей слишком тяжело.
— Единственное, он завещание написал на Наташу. Деньги, недвижимость, что-то еще. Я сама была в шоке, видимо, хочет перед смертью искупить вину.
— Ну хоть какая-то польза от этого подонка, — сухо заметила Тамара, — компенсация, так сказать, моральная.
— Вот именно, — кивнула Светлана, — с паршивой овцы хоть шерсти клок. Только Наташе... я пока не говорила. И не хочу. Зачем ей это перед свадьбой?
Тамара отпила глоток чая, с интересом глядя на собеседницу.
— А если она сама узнает?
— Ну, подумаешь, — пожала плечами Светлана, — помрет он, тогда и скажу. Потом все равно ведь не воскреснет. А так хоть не будет лишних переживаний.
Спустя несколько дней, Тамара сидела в своей кухне с чашкой кофе, поджидая детей, и в голове у нее не было ни мыслей о Наташиных чувствах, ни угрызений совести. Разве она не права? Дом, завещание, деньги — это не просто слова, это шанс. Для молодых, для нее самой. Они ведь пока не имеют ничего своего: копят, мечтают, будут жить в ее квартире. А значит, обязаны. И если что-то достанется Наташе, то вполне логично, что это должно быть на общее благо семьи, более того, на ее благо. Она еще сравнительно молода, и дом на берегу моря, откроет для ее личной жизни большие перспективы. Она поставит невестку перед фактом, потребовав себе дом.
Слово вырвалось случайно — но как будто давно зрело. И теперь, когда Наташа знала, когда все раскрутилось, Тамара не испытывала сожаления. Она была уверена, что поступила практично. А заодно, справедливо.
Все происходящее случилось для Наташи, как гром средь ясного неба, жадный язык свекрови опередил события, перечеркнув спокойствие в душе невестки.
После долгих размышлений и короткого звонка матери, Наташа решила не откладывать разговор и вечером того же дня отправилась все выяснить.
Дорога до дома прошла в молчании. Она не включала музыку, не смотрела на телефон, будто каждая минута пути требовала тишины. Открыла дверь своим ключом. В прихожей пахло мятным ополаскивателем для белья и куриным бульоном. Мама была на кухне, в фартуке, с полотенцем через плечо. Наташа остановилась у входа, не проходя дальше.
— Ты звонила... — Светлана обернулась и вытерла руки о полотенце, — почему не сказала, что приедешь так сразу?
— А ты почему не сказала мне, что мой отец жив? — голос Наташи дрогнул, но она держалась.
Светлана замерла, как будто не сразу поняла смысл сказанного. Потом медленно подошла к столу, села.
— Значит, Тамара проболталась.
— Да хоть кто! — Наташа шагнула ближе, — дело не в ней, а в тебе, почему ты молчала, что разговаривала с отцом?
Светлана не поднимала глаз. Только медленно выдохнула и, наконец, сказала:
— Я думала, что защищаю тебя от боли, от сомнений, от того, чего не должно быть в жизни ребенка.
— А теперь? Ты все еще так думаешь, считаешь, что мне не нужно было знать, что мой отец жив, что он при смерти и завещал мне все?
— Наташа...
— Нет! Ты столько лет твердила мне, что его нет, что он был плохим человеком, предавшим нас, говорила, что он давно умер. Я даже не пыталась его искать, потому что верила тебе! — голос дрожал, в глазах блестели слезы, — я не знала, что он вообще когда-то хотел меня увидеть!
Светлана отвернулась к окну. За стеклом темнело, и в отражении Наташа видела ее лицо, усталое, осунувшееся, с полными слез глазами.
— Я сама узнала об этом совсем недавно, — заговорила она тихо, — мне позвонили из больницы из его города, сказали, что он в тяжелом состоянии, хотел увидеть тебя. Сначала я подумала — нет, не позволю, он ведь бросил нас, просто исчез, когда ты была младенцем, а потом не знала, как тебе об этом сказать.
— Надо было просто сказать. Как взрослой женщине, как дочери, которая имеет право знать, а не делиться этим с моей будущей свекровью.
Молчание повисло между ними, как глухая стена. Наташа стояла, скрестив руки на груди. Светлана смотрела куда-то в тьму за окном.
— Ты все еще его ненавидишь? — наконец спросила Наташа.
— Нет... — Светлана покачала головой, — я устала его ненавидеть, просто я не простила. Понимаешь? Я воспитывала тебя одна, без копейки помощи, без поддержки, хотя он был из богатой семьи, знал о твоем существовании. Он был жив, где-то там, и не интересовался тобой. А теперь, перед смертью, вдруг решил быть отцом?
— Люди меняются. Может быть, он понял, что потерял.
— Поздно, — коротко сказала Светлана, — все слишком поздно.
Светлана подняла на нее глаза — уставшие, недоверчивые, как у человека, которого только что выдернули из давно застывшей реальности.
— Ты хочешь к нему лететь? — спросила она медленно, будто не поверила сразу.
— Да, — твердо сказала Наташа, — завтра. Я так решила.
Светлана покачала головой и встала из-за стола.
— До свадьбы меньше недели, ты в своем уме? У тебя платье не отглажено, фотографов ты не выбрала, гостей по списку мы не сверили!
— Мам, ты серьезно сейчас? — Наташа подняла брови, — я выслушала от тебя, что у меня был живой отец, который умер с твоих слов двадцать лет назад, и ты думаешь, я должна сидеть и выбирать пригласительные?
— Я думаю, ты должна быть взрослой, спокойной и рассудительной.
— Это не прихоть, это мое решение, — отчеканила Наташа.
— Ну хорошо, — вскинулась Светлана, — а если он и правда при смерти, что ты там найдешь, что он тебе скажет? Ты ради чего летишь в другой город, ради пустого — прости?
— Я лечу не за словами, лечу, чтобы почувствовать, знать, чтобы хоть одна глава моей жизни закрылась честно. Понимаешь? Справедливо.
— Справедливо? — переспросила мать с горечью, — а где была справедливость, когда я таскала тебя на руках, работала в трех сменах, учила ходить, говорить, когда ты болела по ночам? Где он был тогда, твой справедливый отец?
— Его тогда не было, но он есть сейчас. И если я не поеду, то всю жизнь буду себя корить, что не решилась, даже если он умирает.
Светлана отвернулась, уставившись в окно.
— Ты уже решила, я вижу. Зачем тогда спрашивать?
— Потому что ты — моя мама. Я хочу, чтобы ты меня поняла.
Молчание. Только стук часов в коридоре, да тонкий шелест ветра за стеклом.
— Тогда езжай, — наконец произнесла Светлана глухо, — только, пожалуйста, не жди от него чудес. Счастливого финала воссоединения не будет. Там может быть только боль и, чуть-чуть правды.
Наташа подошла к ней, обняла, осторожно, несмело, будто боялась оттолкнуть.
— Мне и нужна правда. Остальное я как-нибудь переживу.
Светлана не обняла в ответ, но и не отстранилась. Стояла тихо, тяжело дыша.
— Возьми хотя бы с собой кого-нибудь. Бориса, например.
— Он хотел, но Тамара Алексеевна настояла, чтобы он остался. Сказала, заготовки на даче, нужен дома, и вообще это моя история, — усмехнулась девушка, — я куплю билет на утро. Не волнуйся, я вернусь через два дня, успею к свадьбе. И да, не переживай, платье поглажу, фотографов найду. Просто мне надо туда, чтобы вернуться другой, без пустоты в душе.
Светлана не ответила. Она молча подошла, налила себе воды, сделала глоток.
— Тогда это сделает тебя сильнее, а не ранит, — тихо сказала она, — и если что, я все равно рядом, как бы ты ни злилась.
— Я знаю. Спасибо, — Наташа кивнула, впервые за вечер.
Телефон зазвонил. Она посмотрела на экран — Борис.
— Да, я дома, — ответила она, выходя на балкон.
— Я возле подъезда, — ответил он, — ты помнишь, мы хотели погулять или посидеть в кафе.
Она кивнула, будто он мог видеть, прикрыла дверь балкона, накинула на себя ветровку и вышла, оставив маму на кухне наедине со своими мыслями.
На улице пахло весенней сыростью и нарциссами в палисаднике. Борис стоял у машины с небольшим букетом гиацинтов.
— Привет, — сказал он, обняв ее одной рукой, другой протягивая букет, — ты как? Поговорила с мамой?
— Нормально. Да, поговорили, устала от этого напряжения, — вздохнула Наталья.
— Понятно.
Они постояли молча, как будто каждый ждал, что другой начнет.
— Я утром улетаю, — наконец сказала Наташа.
— Значит, решила.
— Да. Это важно. Не хочу потом жалеть, что не увидела его.
Борис кивнул. Лицо спокойное, но Наташа заметила, как он напряг плечи.
— Я понимаю. Ты права, если чувствуешь, что нужно — значит, нужно.
Она посмотрела на него внимательнее.
— А ты сам что думаешь? Честно.
Он помолчал, потом пожал плечами.
— Думаю, тебе это надо. Не мне судить, если бы мне такое сказали про отца, наверное, тоже поехал бы. Просто, ты же знаешь, мама...
— Я знаю, — перебила она, — она уже высказалась.
— Она беспокоится, считает, что тебе сейчас не до поездок: платье, организация, гости. Все это на тебе.
— И на тебе. Но она считает, что свадьба, мое дело, а ты как будто гость, — улыбнулась девушка.
— Да ладно, — усмехнулся он, — я ей сказал, что поддержу тебя, как решишь. Ну, конечно, она не в восторге. Сказала, что у меня на даче завал, надо помочь с заготовками.
Наташа не выдержала, рассмеялась коротко, почти беззлобно.
— Заготовки важнее смертного одра?
— Не мне судить, что у нее в приоритетах. Ты же знаешь маму, все по расписанию.
— А ты?
— А я с тобой, в смысле — мысленно. Не злись я бы поехал, правда, но... ты сама сказала, это твоя история.
Он говорил мягко, без нажима. Она слышала в голосе понимание, но чувствовала и другое — отстраненность, будто его действительно это не касалось.
— Я вернусь через два дня. Успею на репетицию, и все остальное сделаю. Просто, Борь, я не могу не поехать. Внутри как будто пусто, пока я не посмотрю ему в глаза.
— Я понимаю, — кивнул он, — и не буду мешать. Только, пожалуйста, береги себя, ладно?
Он потянулся к ней, обнял крепче. Она уткнулась лбом ему в плечо.
— Спасибо, что не отговариваешь.
— Ты уже большая девочка. Просто... вернись быстрее. Тут без тебя и правда все развалится. Я даже с фотографами не разберусь, если честно, — вздохнул Борис.
Она чуть улыбнулась.
— Обещаю, только два дня. И да, я платье сама поглажу, не волнуйся.
Он поцеловал ее в лоб. Они постояли еще пару минут, потом она вошла в подъезд, а он остался возле машины, закурив.
Наташу ждал ранний подъем. Чемодан уже стоял у двери. Все нужное лежало внутри: документы, билеты, зарядка, книга на случай долгой дороги. Но самое главное было с ней, ощущение, что она идет туда, где осталась часть правды, которую она заслуживает. Даже если та правда ей не понравится.
Утро было сырым, хмурым. Борис вез Наташу в аэропорт, поглядывая на нее краем глаза. Она молчала, крепко сжимая ремешок сумки, будто в пальцах можно удержать все, что рушится внутри.
— Я все еще думаю, что мне стоило лететь с тобой, — пробормотал он.
— Я не злюсь. Просто, это мой путь, мне нужно увидеть его. Не из-за наследства, не потому что он умирает, а потому что он мой отец. И мне надо понять, кто он был, и кто я.
— Возвращайся. Ты нужна мне здесь, не в прошлом, — сказал он с грустью.
В Анапе было прохладнее. Влажный ветер нес запах моря и листвы. Наташа сразу поехала в больницу. Там, в отделении интенсивной терапии, все было стерильно, бело и тревожно тихо.
— Вы к Сергею Яновскому? — уточнила медсестра, — он очень слаб, говорит с трудом, но вас ждал. Заходите, только ненадолго.
Палата встретила гулом приборов. Он лежал под капельницей, с кислородной маской. Узнал ее сразу, глаза загорелись и тут же потухли от усталости.
— Наташа… — голос хриплый, чужой.
Она подошла к нему и, не выдержав, осторожно обняла. Тело отца было истощенное, легкое, почти невесомое. Как будто вся его сила давно ушла, осталась только кожа, кости и дыхание.
— Папа… — прошептала она, — я не верила, что ты плохой, никогда. Хоть и не знала тебя. Я так боялась, что не успею поговорить с тобой, понять, почему все так получилось в вашей с мамой жизни.
Он с трудом повернул голову, глаза у него были тусклыми, но в них мелькнуло что-то теплое, почти отцовское.
— Наташа, доченька… Я думал, не увижу тебя никогда.
Он слабо сжал ее руку, и она вдруг поняла — его пальцы дрожат.
— Я так виноват перед тобой, перед твоей мамой. Все в жизни сделал не так, как нужно. Поздно, я знаю, но я хотел, хотя бы раз объяснить.
— Расскажи мне все, отец, я постараюсь понять.
Он замолчал, собирая всю силу для исповеди.
— Я любил твою мать, очень, не играл с ней. Не просто роман на пару месяцев, не интрижка, я действительно влюбился, как мальчишка. Она была другая, не из нашего круга, настоящая, светлая.
Наташа слушала, не отрываясь. Впервые она слышала, как кто-то говорит о матери с таким уважением. Он отвел взгляд.
— Меня… сломали. Родители. Я хотел быть хорошим сыном, наследником, а им нужно было другое: правильная семья, выгодный союз. У меня уже была невеста. Все было решено за меня, я пытался сопротивляться, клянусь… Но они поставили ультиматум — Либо ты женишься, либо забудь про все, что тебе положено.
Он резко закашлялся. Наташа помогла ему приподняться, поднесла воды, но он только слабо кивнул.
— Я испугался, струсил, как мальчишка, не выбрал любовь, выбрал то, что надо. Свадьба прошла быстро. Я пытался забыть твою маму… и то лето, но не смог. С женой все рухнуло почти сразу, там не было ни любви, ни детей.
Он снова замолчал. Наташа тихо села рядом на край койки.
— А про меня ты знал?
— Нет, тогда — нет, Света не сказала. А мои… мои родители точно знали. Я узнал только лет десять назад. Мама… уже умирала, и тогда она призналась, что твоя мама была беременна, и родилась ты. Она специально не дала мне ничего узнать, чтобы я не испортил себе жизнь.
— Значит, ты искал нас?
Он с трудом улыбнулся.
— Да. Как только понял, сколько упустил. Я не знал, где вы. Твоя мама уехала, сменила фамилию. Я нанимал людей, хотел просто увидеть, хоть раз. Но она не отвечала. Уходила от разговоров, когда кто-то находил ее. Я не виню ее. Она имела право.
Наташа опустила голову.
— Она сказала, что ты умер.
— Она была в ярости. Я исчез, предал, как ей тогда казалось. Да и, наверное, так и было. Я не сужу ее. Просто… жаль, все жаль.
Он снова сжал пальцы дочери.
— Я так мечтал, чтобы ты знала, ты не случайная, ты моя. И я горд, что ты стала такой, что ты пришла ко мне.
Наташа вытерла слезы.
— Я все детство представляла, каким ты мог бы быть. Сказки сочиняла, будто ты где-то там, в путешествиях, доктор, военный, кто угодно, только не трус, не предатель. Я хотела верить в тебя, даже когда мама говорила, что ты не достоин.
Он слабо усмехнулся.
— А я оказался тем, кем быть не должен. Но, может… хоть сейчас, я заслужу каплю прощения, не за завещание, за правду.
— Я не ради завещания здесь, Мне все равно, что у тебя есть.
— Я знаю. Поэтому и переписал все на тебя. Ты выросла достойным человеком, и хорошим врачом, насколько мне известно.
Она молчала. Слова казались лишними, он устал. И она чувствовала — минуты их разговора уже на исходе. И в этот момент в палату заглянул молодой человек лет тридцати. Высокий, спокойный, с внимательным взглядом.
— Простите, — произнес он вполголоса, — я не помешаю?
Наташа обернулась.
— Вы кто?
— Я Андрей. Можно вас на пару минут? Мне нужно рассказать кое-что.
Отец слабо кивнул, устало.
— Иди. Он хороший, все скажет, как есть.
Наташа взглянула на отца еще раз. Он уже закрывал глаза, будто эта короткая встреча отняла у него все силы. Она встала, кивнула и вышла вслед за Андреем, навстречу еще одной правде.
— Простите, вы Наташа? — спросил он, мягко, — я Андрей, его приемный сын. Можем поговорить?
Наташа обернулась, нерешительно кивнула. Отец кивком одобрил.
Они сидели в небольшой кафешке напротив больницы. Наташа не притрагивалась к кофе. Андрей смотрел на нее спокойно, с сочувствием, без лишних эмоций.
— Я понимаю, тебе сейчас тяжело. Но ты должна знать, что произошло. Все, по-настоящему.
— Расскажи.
— Он был из обеспеченной семьи. Здесь, в Анапе, фамилия Яновских до сих пор кое-что значит. Отец — единственный сын, перспективный, учился в столице. Тогда и встретил твою маму. Она была студенткой, из провинции, умная, красивая. Он… влюбился. Но семья его была против.
— Конечно. Она была не той.
— Ее просто не видели в их кругу. А у него уже была невеста — дочка партнера по бизнесу.
Наташа молчала. Пальцы дрожали на чашке.
— Только потом, много лет спустя, его мать перед смертью призналась, что твоя мама тогда была беременна. Она знала, скрыла. Он тогда развелся уже, та женщина оказалась бесплодна, меня они усыновили позже. Но когда он узнал про тебя… начал искать.
— Но не успел. Авария.
Андрей кивнул.
— Да. Он как раз собирался к вашей матери, даже подарки какие-то выбрал, но не успел. Его сбила машина. Он просил меня найти тебя, если сам не сможет. Завещание — его дело. Он хотел тебе все вернуть. Хоть что-то. Хоть так.
— А ты? Ты ведь его сын. Приемный, но все равно…
Андрей улыбнулся едва заметно.
— Я его сын, да. Но он мечтал увидеть тебя. И если он решил разделить, значит, так правильно. Мне не нужно бороться за деньги, это твоя история. Я в ней — просто свидетель.
Наташа посмотрела в окно.
— Я не за этим приехала. Ни за завещанием, ни за фамилией. Просто хотела понять, был ли он плохим человеком. Или просто… слабым.
— Он ошибался. Много. Но последние годы хотел исправить. Это не оправдание, просто факт. А ты — его единственный кровный ребенок. И он любил тебя, даже не зная.
Наташа поднялась.
— Я вернусь к нему. Хочу быть там, пока он жив. Хотя бы немного. Спасибо, Андрей.
— Спасибо тебе. Что приехала. Он ждал этого всю жизнь.
Наталья кивнула и направилась обратно в больницу. Она должна поговорить с врачом. Найти выход, сделать все, что возможно, чтобы отец остался жить.
Уважаемые читатели, на канале проводится конкурс. Оставьте лайк и комментарий к прочитанному рассказу и станьте участником конкурса. Оглашение результатов конкурса в конце каждой недели. Приз - бесплатная подписка на Премиум-рассказы на месяц.
Победители конкурса.
«Секретики» канала.
Самые лучшие и обсуждаемые рассказы.