Утро миновало, растаяло в морозной дымке, потом и день отгорел в сияющей сини зимнего неба - оттепель ушла, мороз ударил нешуточный к вечеру, даже затрещали бревна, как будто жаловались - холодно. Захар не возвращался, хотя уж давно должен быть дома, видно работа закрутила, не вырваться. Настя уже налепила пирогов целую гору, сунула в печь здоровенный котелок с борщом, перестирала всякого - а мужа все не было. Сумерки грянули рано - ночи теперь были такими длинными, что казались бесконечными, а до весны так далеко, как до верхушки вон той столетней ели, что росла у реки.
Доделав все дела, Настя присела с вязаньем, чувствуя, как неприятный сосущий холодок у сердца пробирается все выше, и потихоньку начинает давить горло, мешая дышать. Оставив спицы, она накинула шаль, сунула ноги в валенки, вышла во двор. Уже показались звезды. в морозном воздухе они мерцали тайно и заговорщически, как будто приглашали поболтать. Настя вдруг вспомнила, да так четко и так остро, как будто увидела - небо космоса. Эти звезды, которыми оно было усыпано, как будто на черный бархат высыпали серебряный бисер, и этот аромат - чуть звенящий, прозрачный, легкий - звезды пахли ландышами… Так пахнут они в блестящем от росы утреннем весеннем лесу, звонко, пронзительно, чисто. Кто она сейчас? Настя или Вирин? Она не знала… Она НЕ ЗНАЛА!!!
Вспомнив вдруг о противной мешанине, которую она должна была отдать собакам, Настя хотела было вернуться в дом, но ее окликнули. У калитки стояла женщина - высокая, статная, похоже, молодая…
- Пойди на минутку, Настя. Меня Захар послал…
Настя мигом уняв сосущую пустоту, не до капризов, подбежала к калитке, двинула в сторону замерзший засов. Там, в свете уже набравших силу звезд стояла Анфиса. Женщина эта жила на той стороне реки, недалеко от кузни Захара, Настя и видела-то ее всего пару раз, но хорошо помнила - такую внешность не забудешь.
- Зайди… Может, в дом? Что тут мерзнуть?
Анфиса блеснула глазами, которые у нее сияли, как у кошки при полной луне, поправила пушистый платок, улыбнулась. И зубы тоже блеснули, как будто у нее был полон рот ровненько наколотого белоснежного сахара.
- Зайду. А то и вправду ноги заледенели. Я недолго.
Настя прошла вперед, придержала бабе дверь, но та в помощи не нуждалась. Прошла, скинула калоши, нарядный тулупчик, расшитый колокольчиками, подошла к печке, приложила руки к ее теплому беленому боку.
- Хорошо у тебя. Пирогами пахнет. Мужика, небось, ждешь?
Насте почему-то стало неприятно. Она сунула под полотенце сверток, который оставила Алюша, достала кружки, кинула в миску пяток пирожков.
- Маленькие печешь, как орешки. Не ленивая. Кипятку плеснешь, замерзла я.
Настя с трудом стащила с плиты чайник, разлила по кружкам запашистый чай
- Травяной у меня. Со смородиновой почкой. Чего хотела-то?
Анфиса скинула платок на плечи, и Настя с каким-то незнакомым чувством, которое кольнуло под ложечкой отметила про себя - гостья очень хороша. Несмотря на свободную блузу и клешеную юбку, было понятно, что она очень стройна, высокогруда, и белокожа, а уж про лицо и говорить нечего - картинка. Серые глаза с поволокой, фарфоровые щеки, яркие губы, которые она часто облизывала остреньким язычком, нежный подбородок с ямочкой. И бесстыдный взгляд, кого-то она напоминала Насте - оттуда, из прошлого.
- Чего хотела? Захар твой просил, коль буду мимо идти, так шумнуть тебя. Сказать, что он через два дня только будет, работы много. А я как раз с лабазу шла. Ну и заглянула.
Настя хлебнула чаю, ошпарилась, закашлялась, еле отдышалась
- Ну что ж… Спасибо. Предупредила, знать буду. Еще чего?
Анфиса сунула в рот уже второй пирожок, вкусно почмокала, допила чай.
- Так чего… Все глянуть на тебя хотела, люди говорят, что ведьмака ты. Да вруууут. Обычная ты. Да еше и не молодая.
Она поднялась, укуталась потеплее в свой платок, пошла к выходу.
- Ты вот что. За мужика не переживай, накормим, напоим, не оставим. Работу наработает, вернется, куда денется от жены-то. Ты и брюхатая, народ судачит. Так вот - и жди!
Настя вдруг разозлилась. Бросилась к заразе, развернула ее лицом, крикнула вдруг
- Накормит она! Только сунься! Я тебе морду твою расцарапаю, век не заживет. Пошла вон отсюда, а мужу моему передай - пусть домой возвращается. Жду его…
Она вдруг забытым движением сунула руку в широкий карман юбки, ожидая нащупать прохладную тяжелую плоть шипана… И пришла в себя. Анфиса стояла, прижавшись спиной к косяку, растерянно шарила глазами по углам.
- Да ладно, что взъярилась-то. Я вдовая, себя блюду. Пошла я…
Она нырнула в сени, но остановилась, сунула растрепанную голову в дверь
- А ты и правда, ведьма. Не зря народ-то говорит.
…
Любавка влетела в дом, чмокнула Настю в висок, с трудом задрала здоровенную корзинку на лавку.
- Меду тебе тут принесла, от свекрухи будущей подарок. Она говорит, что к тебе Анфиска заходила. Так ты гони ее к чертям, Насть, она та еще!
Настя притянула Любавку к себе, усадила рядом.
- Что за та еще? Уже вся деревня узнала? И что говорят?
Любавка покрутила ленточку в косе, попыталась спрятать глаза, но у нее не вышло.
- Да она такая, знаешь… Со всеми может. Ты к Захару сама сходи, обед ему снеси, что ты сидишь тут, как мышь! Все говорят - женка кузнецу обед не носит, так найдется кто снесет.
Настя обалдело слушала… Ей и в голову такое прийти не могло, Захар настрого запретил ей идти через реку - стремнины да полыньи, а мостик хлипкий, мало ли. Но Любавка так смотрела, что стало понятно - сделала она глупость.