Подборка "Духоведение Рудольфа Штайнера".
Дорнах, май 1921г. Лекция 4. Выдержки.
В дополнение к лекциям о сущности цвета, я хотел бы рассказать немного об исследовании духовной жизни нового времени. Для этого надо предварительно рассказать немного о том образе представлений в целом, который утвердился примерно в IX, X, XI столетиях, и постепенно исчез только в конце XVIII столетия, сохранившись у отдельных последователей еще и в XIX веке. Обычно ведь совсем не задумываются о том, насколько иным был весь мир представлений в относительно недалеком историческом прошлом у тех, кто причислял себя к познающим людям. Воззрения людей были намного более духовными.
Например, истинно знающий IX столетия никак не мог бы видеть в ангелах, архангелах или серафимах что-либо, что не было бы реальностью, равноценной реальности физического человека, которого видишь глазами.
В те времена в среде знающих говорили о духовных сущностях, о так называемом космическом разуме как о сущностях, встречи с которыми несомненно происходят, хотя и знали, что давно уже прошла та эпоха, когда это было всеобщим воззрением. Но они знали, что при особых обстоятельствах это происходит. Никак нельзя, например, не отметить, что очень многие священники, католические священники, вплоть до IX– X века при совершении дароприношения совершенно ясно сознавали, что при том или ином ритуальном действии они встречаются с духовными сущностями, с космическим разумом.
Но с истечением IX– X веков из сознания людей постепенно исчезла непосредственная связь с истинным вселенским разумом, и оно всё больше и больше отдалялось от космических элементов – твердого, жидкого или водного, воздушного, теплового, огненного. И если раньше говорили о космическом разуме, управляющем движением планет, ведущем планеты через неподвижные звезды, и прочее, то теперь уже стали больше говорить, так сказать, о непосредственном земном окружении. Сегодня о теплоте говорят только как о каком-то состоянии, в котором находятся тела. О чем-то таком, как собственно тепловое-эфирное, речи уже не идет. Воздух, вода стали для современных людей чем-то, я бы сказал, наиабстрактнейшим, и теперь человеку необходимо углубить в себе эти представления, как это некогда было. Сегодня я хотел бы проиллюстрировать вам, как примерно выражались в означенную эпоху знающие.
Когда писался «Очерк тайноведения», мне было необходимо хотя бы немного привести описание развития Земли в созвучие с привычными представлениями современности. В XIII или XII веке можно было бы описать всё это иначе. Тогда, к примеру, в одной из глав «Тайноведения» содержалось бы следующее. Сначала было бы составлено представление о сущностях, которые можно обозначить как сущности первой иерархии: Серафимы, Херувимы, Престолы.
Серафимы были бы охарактеризованы как сущности, не являющиеся ни субъектом, ни объектом, но в которых субъект и объект совпадают, они не сказали бы: «Вне меня находятся вещи мира», но: «Есть мир, и я – этот мир, и мир – это я», эти сущности сознают только самих себя, и притом так, что они, Серафимы, сознают себя через переживание, которое лишь слабым проблеском появляется в человеке, когда он, скажем, испытывает нечто, что приводит его в пламенное воодушевление.
В начале XIX века лучше знали, что это такое, чем сегодня. Бывало так, что, слушая стихи на поэтических чтениях, люди вытворяли такое – извините, но так уж, правда, было, – что сегодняшний человек решил бы, что все они посходили с ума! В такое они приходили оживление, такое тепло они в себе производили! А сегодня люди даже мерзнут, и как раз в такие минуты, когда они, казалось бы, должны были приходить в восторг. И через этот элемент воодушевления, бывший весьма обычным особенно в средней и восточной Европе, через это душевное воодушевление, если поднять этот элемент в сознание, сделать его целостным элементом сознания, можно было представить себе внутреннюю жизнь Серафимов. А представить себе сознательный элемент Херувимов можно было как некий полностью осветленный элемент в сознании, наполненный светом, когда мысль непосредственно становится светом, освещая всё. И как нечто, что в милости несет и содержит миры, – представляли элемент Престолов. Примерно так это выглядит в общих чертах.
В ту эпоху сказали бы так: «Хор Серафимов, Херувимов, Престолов действует вместе как одно целое, и притом так, что Престолы составляют некую сердцевину, центр (красно-лиловое); Херувимы изливают из этого центра свое собственное, полное света существо (желтое). Серафимы окутывают всё целое в некую мантию воодушевления, которое излучается дальше в мировое пространство (красное).
Эти сущности парят друг в друге, друг в друге действуют, мыслят, вопят, чувствуют. Таковы их сущностные свойства. Если бы какое-нибудь существо, имея соответствующую способность ощущения, двигалось по этому пространству, то чувствовало бы душевно-духовную теплоту по-разному дифференцированную. И вот во Вселенной однажды появилось такое совместное созидательство сущностей первой иерархии, и образовалось сатурническое бытие. Теплота это только знак присутствия этих сущностей.
Далее говорили так: лишь Серафимы, Херувимы, Престолы – только эта высшая иерархия способна произвести в Космосе все это тепловое бытие. Но после того как это было произведено высшей иерархией в исходном пункте становления мира, развитие могло продолжаться дальше. Вести развитие дальше теперь уже могли Сыны Серафимов, Херувимов, Престолов (в известном смысле можно так их назвать). И вот эти более молодые (разумеется, в космическом смысле слова) сущности второй иерархии, Господства, Силы, Власти, произведенные Серафимами, Херувимами и Престолами, вступили теперь в это, скажем так, сатурнически теплое пространство. Какую деятельность развивали они, эти более молодые сущности? Тогда как Херувимы, Серафимы, Престолы являлись в элементе тепла, сущности второй иерархии являли себя в элементе света. Сатурнический мир темен и излучает теплоту. И вот в этом темном, теплом мире Сатурна возникает то, что могло быть порождено Сынами первой иерархии, Господствами, Силами, Властями.
В этой сатурнической теплоте появляется нечто, что вносит вторая иерархия: некое внутреннее наполнение светом. Это внутреннее наполнение светом дополняется определенным уплотнением теплоты. Из теплового элемента возникает воздух. С одной стороны, мы имеем появление света, в откровении которого приходит вторая иерархия. Но вы должны ясно представлять себе: в действительности речь идет о сущностях. Для существа же с соответствующей способностью восприятия это свет.
Свет – это то, что обозначает путь этих сущностей. Когда где-либо появляется свет, то при известных условиях возникает тень, темнота, темная тень. Появление второй иерархии в форме света также вызвало тень. Что такое эта тень? Это воздух. И вплоть до XV– XVI веков знали, что такое воздух. Сегодня о воздухе знают только то, что он состоит из кислорода, азота и прочего, и это не очень-то отличается от того, как если кто-то, ну скажем, знает о часах только то, что они состоят из стекла и серебра, – самих часов это вовсе никак не объясняет. Тем, что воздух состоит из кислорода и азота, вовсе ничего не сообщается о воздухе как о космическом явлении, но о воздухе говорится многое, если знать: в космическом плане воздух – это тень света. Итак, со вступлением второй иерархии в сатурническую теплоту появляется свет (желтое) и тень света, воздух (зеленое).
И происходит это на Солнце. Так, собственно, говорили бы в XIII, XII веках.
Дальнейшее развитие направляется сынами второй иерархии, Архаями, Архангелами, Ангелами. В принесенный второй иерархией элемент света, который одел себя в свою тень, в темноту воздуха – не равнодушную, нейтральную темноту, сатурническую, которая была просто отсутствием света, а темноту, образованную противоположностью света, – в элемент света эти сущности вносят нечто новое. Третья иерархия – Архаи, Архангелы, Ангелы – своей собственной сущностью внесла в развитие элемент, который подобен нашим страстям, нашим влечениям, стремлению добиваться чего-то, к чему-то устремляться.
Вследствие этого произошло следующее: случилось так, что, скажем, какое-то существо из ранга Архаев или Ангелов пришло и вступило в элемент света. И там оно, в силу восприимчивости к этому свету, приобрело стремление, влечение, страсть к тьме. Это ангельское существо внесло свет во тьму или: некое ангельское существо внесло тьму в свет. Эти существа становятся посредниками, посланниками между светом и тьмой. И вследствие этого то, что прежде лучилось в одном только свете и затем оделось в свою тень, одело себя мраком темного воздуха, теперь начало переливаться всеми цветами: возник свет во тьме, тьма в свете. Третья иерархия вызвала из света и тьмы волшебство цветов.
Здесь вы можете принять к сведению, так сказать, и нечто исторически-документальное. Во времена Аристотеля, когда в мистериях вопрошалось о происхождении цветов, то речь шла о третьей иерархии. Потому Аристотель в своей гармонии цветов высказал, что цвет означает взаимодействие света и тьмы.
Но этот духовный элемент – знание о том, что за теплотой надо видеть сущностей первой иерархии, за светом и его тенью, тьмой – сущностей второй иерархии, за цветовым сиянием – сущностей третьей иерархии, – этот духовный элемент был утерян. И в остатке не осталось ничего, кроме злосчастного ньютоновского учения о цвете, которое до XVIII века вызывало улыбку у посвященных и позднее стало «символом веры» у физиков, специалистов.
Как с появлением света при известных условиях возникает темная тень, точно так же, когда существует цвет и этот цвет действует как реальность, лучится в воздушном элементе, деятелен в воздушном элементе, то из реального цветового элемента возникает жидкий, водный элемент, – подобно тому, как при известных условиях действие вызывает противодействие. Как тень света – это, в космическом плане, воздух, так вода – это отражение, отблеск, творение цветового элемента в космосе.
Вы скажете: «Этого я не понимаю». Но попробуйте хоть раз по-настоящему охватить мир цвета в его реальности. Вот красное. Это нечто, что тебя атакует. Хочется бежать от красного, оно отбрасывает от себя. А сине-фиолетовое – хочется идти за ним, оно всё уходит и уходит от тебя, становится глубже и глубже. Всё ведь живет в цветах. Цвета – это целый мир, и душевная стихия чувствует себя в мире цвета так, что ей никак не обойтись без движения, если она следует за цветами душевным переживанием.
Сегодня на радугу просто глазеют. Если же взглянуть на радугу в определенной имагинации, то видишь элементарных существ, очень деятельных в радуге. Этими элементарными существами производятся очень примечательные явления. В желтом видишь постоянно исходящих из радуги определенных элементарных существ. Как только они достигают внутреннего края зеленого, они оказываются втянутыми в него - они исчезают. Они вновь приходят с другой стороны. Тому, кто смотрит на радугу в имагинации, вся она являет истечение духовного, исчезновение духовного. Она в самом деле являет нечто чудесное, некое странствие духа. Когда смотришь на красно-желтое, видишь истекающий страх, боязнь, глядя на сине-фиолетовый, чувствуешь: здесь живет мужество, живет отвага. И эти элементы цвета являются отражением сущностей третьей иерархии.
И вот приходит четвертая иерархия. В наше время о ней совсем не говорят, но в XII– XIII веках об этой иерархии говорили еще весьма широко. Это сам человек. Но под этой четвертой иерархией понимали уж никак не это обитающее на земле двуногое, подверженное старости и в высшей степени странное существо – ведь в то время истинно знающему современный человек представлялся и впрямь странным существом. Они говорили об изначальном человеке до грехопадения, который полностью находился еще в той форме бытия, что имел власть над земным точно так же, как Ангелы, Архангелы, Архаи – над лунным бытием, вторая иерархия – над солнечным бытием, первая иерархия – над сатурническим. Речь шла о человеке в его изначальном земном бытии, о человеке как о четвертой иерархии.
И с этой четвертой иерархией пришло нечто – правда, как дар высших иерархий, – что высшие иерархии первыми получили в свою собственность, что они хранили и в чем сами они не нуждались: пришла жизнь. В этот играющий красками мир, описанный мною в беглых штрихах, вошла жизнь.
Вы спросите: «А что, разве прежде не было в мире жизни?» Мои дорогие друзья, как обстоит дело, вы можете изучить по самому человеку. У вашего Я и астрального тела жизни нет, и всё же они существуют. Духовное и душевное не нуждаются в жизни. Жизнь начинается только в эфирном теле, и она – нечто подобное внешней оболочке. Впервые жизнь появляется в земной части эволюции, наступившей после лунного состояния. Переливающийся красками мир наполняется жизнью. Она пришла не только затем, чтобы Ангелы, Архангелы и другие сущности приобрели устремление вносить тьму в свет, свет во тьму и этим вызвать в планете игру цвета, но она пришла, чтобы внутренне пережить эту игру цвета, сделать ее внутренней; пережить, как тьма внутренне доминирует над светом, чувствуя это как бессилие, вялость, и чувствовать активность, когда свет доминирует над тьмой.
Ведь что происходит, когда вы ходите, двигаетесь? Когда вы двигаетесь, свет доминирует в вас над тьмой; когда сидите и малоподвижны, доминирует тьма над светом. Это – душевное действие цвета, душевная игра цвета. С приходом четвертой иерархии, человека, вступает наполненная жизнью, пронизанная жизнью игра цвета. И в этот миг космического становления силы, деятельные в игре цветов, начали образовывать контуры. Внутренне округляя, придавая углы, образовывая края, жизнь вызывала к существованию твердо-кристаллическое. И вот – мы в земном бытии.
Вещи, подобные тем, что я вам сейчас изложил, были, собственно, исходными истинами средневековых алхимиков, оккультистов, розенкрейцеров и прочих (история сообщает о них немногое) – особенный подъем они переживали начиная с IX– X вплоть до XIV– XV столетий, имея последователей еще в XVIII и даже в XIX веке, которых, правда, считали уже чудаками. Но затем эти вещи были полностью герметезированы. А современное мировоззрение пришло к следующему. Представьте себе: здесь стоит человек. Мне этот человек уже неинтересен, и я беру только его одежду и вешаю ее на вешалку с большим круглым набалдашником наверху, напоминающим голову. Затем я рассуждаю: «Это и есть человек, и какое мне дело, что внутри этой одежды могло бы что-то находиться? Вот эта вешалка и есть человек!»
Так получилось и с природными стихиями. Никого уже не интересует, что за теплотой или огнем стоит первая иерархия, за светом и воздухом – вторая, за так называемым химическим эфиром, цветовым эфиром, водой и прочим – третья, за элементом жизни и Землей стоит четвертая иерархия, или человек. Одни только сплошь вешалки с висящей одеждой! Это первый акт. Второй акт разворачивается по Канту.
Начинается кантианизм, и вот, имея перед собой вешалку с висящей одеждой, начинают философствовать, чем могла бы быть вещь-в-себе этой одежды. И додумываются до того, что вещь-в-себе одежды познать, собственно, невозможно. Прелестные умозрительные рассуждения! Либо мыслят по Гельмгольцу: «Эта одежда никак не может иметь форму». Ну да, внутри ее одни только крошечные вихрящиеся частички, атомы, которые оказывают давление, и потому одежда сохраняет свою форму. Это мышление развивалось затем дальше. Но оно абстрактное, теневое. В этом мышлении, в этих умозрениях мы ведь живем сегодня; из него мы образовываем сегодня все наши естественнонаучные воззрения в целом. И пусть мы не признаем, что мыслим атомистично, но так оно и есть на самом деле. Долго еще не будут соглашаться с тем, что нужно не сочинять вихревой танец атомов, а вернуть в одежду человека…
Продолжение . . . Предыдущая стр.