Я до сих пор помню этот тошнотворный запах корвалола в маминой квартире. Он, кажется, въелся в обои, в старый лакированный сервант, в саму атмосферу этого дома. И каждый раз, когда я чувствую этот запах где-то на улице или в аптеке, меня начинает трясти.
Мне тридцать четыре года. Моему мужу, Андрею, тридцать шесть. Мы — обычная пара, звезд с неба не хватаем. Ипотека за двушку в спальном районе, старенькая «Шкода», дача по выходным. Но была у нас одна цель, ради которой мы последние три года жили в режиме жесткой экономии. Мы хотели ребенка.
Не получалось. Врачи разводили руками, гоняли нас по кругу: анализы, процедуры, снова анализы. В итоге вынесли вердикт: только ЭКО. Процедура дорогая, квоту ждать долго и не факт, что дадут (были нюансы с моим здоровьем, не буду вдаваться в медицинские дебри). Мы решили делать платно. В хорошей клинике, у проверенного врача.
Сумма нужна была приличная. Около полумиллиона рублей на саму процедуру, плюс препараты, плюс подушка безопасности, потому что мне, скорее всего, пришлось бы уходить с работы на сохранение. Мы накопили восемьсот тысяч. Откладывали каждую копейку: Андрей брал подработки по вечерам, я отказалась от отпуска три года подряд. Мы ходили в старых пуховиках, не покупали ничего лишнего. Мы жили этой мечтой.
И вот, когда до протокола оставалось буквально два месяца, раздался тот самый звонок.
Звонила мама. Галина Петровна.
— Лена, приезжай срочно! — кричала она в трубку так, что у меня чуть перепонки не лопнули. — Беда! Вадика убивают!
Вадик — это мой младший брат. Ему двадцать семь. И он — «солнышко», «творческая натура» и «мальчику нужно найти себя». Пока я с восемнадцати лет работала и училась на заочке, Вадик искал себя. То он фотограф, то диджей, то пытается какой-то бизнес с перепродажей кроссовок мутить. Естественно, все его начинания спонсировала мама. Или я, когда мама давила на жалость.
— Что случилось? — спросила я, чувствуя, как внутри всё холодеет. Не за брата, честно скажу. А от предчувствия, что сейчас моя спокойная жизнь снова пойдет трещинами.
— Долги! — рыдала мама. — Он связался с какими-то бандитами! Занял деньги под проценты, хотел открыть кофейню, прогорел… Они звонили, сказали, если до завтра не отдаст — его на счетчик поставят, квартиру отберут, ноги переломают! Леночка, у меня давление двести, я сейчас умру!
Я бросила всё, отпросилась с работы и помчалась к родителям.
В квартире царил хаос. Мама лежала на диване с мокрым полотенцем на лбу, рядом стоял пузырек с тем самым корвалолом. Вадик сидел на кухне, обхватив голову руками. Вид у него был действительно помятый и жалкий.
— Сколько? — спросила я прямо с порога.
Вадик поднял на меня красные глаза.
— Семьсот.
Я пошатнулась.
— Семьсот тысяч? Ты с ума сошел? Где ты мог столько занять и, главное, на что?
— Я хотел как лучше! — взвизгнул он. — Тема верная была, франшиза… Меня кинули! Ленка, они реально приедут. Они знают, где мама живет.
Тут из комнаты подала голос мама:
— Леночка, доченька, спаси нас. У меня нет таких денег, ты же знаешь. Пенсия да отцовы "гробовые", там всего сто тысяч. Если они придут… Я не переживу.
Я села на табуретку. Ноги не держали. Семьсот тысяч. Это почти всё, что у нас было на ЭКО.
— У меня нет таких денег, — соврала я. Глупо, наверное, но это была защитная реакция.
Вадик посмотрел на меня с такой надеждой и одновременно с укором:
— Лен, не ври. Я знаю, что вы копите. Мама говорила, вы на клинику собираете.
Я метнула взгляд в сторону комнаты. Значит, мама всё разболтала. Конечно. У нас в семье секретов от Вадика быть не может.
— Это деньги на ребенка, Вадим, — сказала я тихо, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Мы три года копили. Три года во всем себе отказывали.
— Да родишь ты еще! — вдруг выпалил он. — Тебе всего тридцать четыре! Время есть. А меня убьют завтра! Ты понимаешь? Меня! Твоего родного брата! Или тебе плевать? Тебе какая-то пробирка важнее живого человека?
В кухню, держась за сердце, вплыла мама.
— Лена, как ты можешь думать о деньгах в такой момент? — прошептала она трагически. — Это же Вадик. Он маленький, он оступился. С кем не бывает? Мы же семья. Если с ним что-то случится, я прокляну этот день. Я с собой что-нибудь сделаю, слышишь?
Начался ад. Меня обрабатывали два часа. Мама то плакала, то хваталась за сердце, то начинала обвинять меня в черствости и эгоизме.
— Ты всегда была жадной! — кричала она. — Только о себе думаешь! У тебя муж, квартира, машина, всё есть! А у брата ничего! И сейчас, когда вопрос жизни и смерти, ты жалеешь бумажки?
— Это не бумажки, мама! Это мой шанс стать матерью!
— Станешь! Через год станешь! Никуда твоя клиника не денется! А Вадика закопают в лесу!
Я позвонила Андрею. Он выслушал молча. Потом сказал:
— Лен, решай сама. Это твоя семья. Но если мы отдадим эти деньги, следующую попытку мы сможем позволить себе очень нескоро. Ты же понимаешь, что он не вернет?
— Понимаю, — сказала я и заплакала.
Я знала, что Вадик не вернет. Я знала, что это дыра. Но страх за мать (она действительно выглядела плохо) и этот бесконечный прессинг сделали своё дело. Я сломалась. Чувство вины, которое во мне культивировали с детства («Уступи братику, он же маленький», «Помоги братику, ему сложнее»), сработало безотказно.
Я перевела деньги. Семьсот тысяч рублей. Дрожащими руками, через приложение банка.
Вадик, увидев уведомление, сразу повеселел. Даже слезы высохли.
— Ленка, ты лучшая! Я клянусь, я всё отдам! Вот сейчас устроюсь на нормальную работу, буду по десятке в месяц скидывать… Честное слово!
Мама тут же «выздоровела», перестала стонать и начала суетиться, накрывать на стол, называть меня своей спасительницей. А я сидела, смотрела в пустую чашку и чувствовала себя так, будто меня изнасиловали.
Домой я вернулась поздно. Андрей не сказал ни слова, просто обнял меня. Мы легли спать, но я не сомкнула глаз. В голове крутилась мысль: «Мы отдали нашего ребенка за долги Вадика».
Прошла неделя.
Я ходила как в тумане. С мамой не разговаривала, трубку не брала — не могла. Мне нужно было время, чтобы пережить эту утрату. Андрей старался меня отвлечь, предлагал поехать куда-нибудь на выходные (на дачу, конечно, денег-то нет), но мне ничего не хотелось.
В пятницу вечером мне позвонила подруга детства, Света. Она живет в соседнем дворе от моих родителей.
— Лен, привет. Слушай, а твой Вадик что, в лотерею выиграл? — спросила она будничным тоном.
— В смысле? — не поняла я. — У него долги были, чуть не убили.
— Какие долги? — усмехнулась Света. — Я сейчас иду мимо их подъезда, а он стоит возле новенькой тачки. «Китаец», кроссовер, белый, весь в ленточках еще, номера транзитные. Соседям хвастается.
У меня выпал телефон из рук.
Я не помню, как оделась. Не помню, как вызвала такси. В голове билась только одна мысль: «Не может быть. Это ошибка. Это чужая машина».
Когда такси затормозило у родительского дома, я увидела это.
Прямо у подъезда стоял новенький Haval Jolion. Белый. Сияющий. Вокруг ходил Вадик с бутылкой пива в руке и что-то весело рассказывал соседу дяде Вите. Мама стояла рядом, сияющая, в новом халате, и с гордостью смотрела на сына.
Я вышла из такси. Ноги были ватными, но внутри разгоралась такая ярость, какой я никогда в жизни не испытывала.
— Красивая машина, — сказала я, подходя к ним.
Вадик вздрогнул и обернулся. Улыбка сползла с его лица. Мама перестала улыбаться и тут же приняла оборонительную позу.
— Ой, Леночка… А ты какими судьбами? Без звонка…
— Откуда машина, Вадим? — спросила я очень тихо.
Он замялся, начал бегать глазами.
— Ну это… Лен… Там такая история… В общем, долг тот… Они простили часть! Ну, то есть, мы договорились! Там не семьсот надо было, а меньше… А остальное… Ну, мне же работать надо! Я решил в такси пойти, в «Комфорт плюс». А там своя машина нужна хорошая. Это инвестиция! Я сейчас заработаю и тебе всё отдам! Быстрее отдам, чем если бы пешком ходил!
Я смотрела на него и не верила своим ушам.
— Ты купил машину на деньги, которые я копила на ребенка? Ты сказал, что тебя убьют.
— Ну приукрасил немного, чтобы ты быстрее решилась! — вдруг огрызнулся он, чувствуя, что лучшая защита — нападение. — А что мне было делать? Ждать, пока меня реально на счетчик поставят? Да, был долг, но не такой большой. Я закрыл кредитки, а на остальное взял тачку. Первый взнос, остальное в кредит. Зато теперь я при деле! Мать хоть спокойна будет!
Я перевела взгляд на маму.
— Ты знала?
Галина Петровна поджала губы.
— Лена, ну что ты начинаешь? Ну купил мальчик машину, радоваться надо! Он же делом заняться хочет. Таксовать будет, деньги в семью приносить. А ты опять со своими счетами! Тебе для брата жалко? Он же тебе сказал — отдаст!
— Мама, — мой голос сорвался на крик. — Я отдала вам всё! Я лишила себя шанса стать матерью в этом году, а может и вообще, ради того, чтобы он катался на новой машине?! Вы врали мне! Вы разыграли спектакль с корвалолом и бандитами!
— Не кричи на мать! — рявкнула она. — Ишь, какая цаца! Подумаешь, ЭКО! Сама родишь, здоровая кобыла! А у Вадика жизнь рушилась! Ему статус нужен, чтобы себя человеком почувствовать. А ты эгоистка! Как была эгоисткой, так и осталась. Посмотрела бы я на тебя, если бы у тебя единственного брата коллекторы прессовали!
— Не было никаких коллекторов, да? — спросила я, глядя ей прямо в глаза.
Она отвела взгляд.
— Были проблемы. Неважно какие. Главное, что мы их решили. Семья должна помогать друг другу.
В этот момент что-то внутри меня оборвалось окончательно. Та ниточка, которая держала меня привязанной к ним тридцать четыре года. Жалость, долг, любовь — всё сгорело за одну секунду.
Я подошла к машине. Вадик дернулся, будто боялся, что я её поцарапаю.
— Значит так, — сказала я четко и холодно. — Считайте, что я купила себе свободу. Эти семьсот тысяч — цена того, что у меня больше нет брата. И нет матери.
— Ты что такое несешь? — ахнула мама. — Из-за денег? Родную мать?
— Не из-за денег. Из-за предательства. Вы украли у меня не деньги. Вы украли у меня мечту. И сделали это с улыбкой.
Я развернулась и пошла прочь.
— Лена! Вернись! — кричала мама мне в спину. — Ты пожалеешь! Кому ты нужна будешь, кроме родни? Муж твой сегодня есть, завтра нет, а мы кровь родная!
— Ленок, ну ты чего, обиделась? — крикнул Вадик. — Ну хочешь, прокачу?
Я не обернулась. Я шла по улице, слезы текли градом, но мне становилось легче. С каждым шагом.
Дома я всё рассказала Андрею. Он молча выслушал, потом встал, налил мне чаю и сказал:
— Ну и хрен с ними, Лен. Зато теперь мы точно знаем, кто есть кто. А деньги… Заработаем. Я возьму еще одну подработку. Мы справимся.
Прошло три месяца.
С родителями я не общаюсь. Мама пыталась звонить, сначала с угрозами («Я лишу тебя наследства!»), потом с жалобами на здоровье, потом с просьбами («Вадик машину разбил, страховку не платят, помоги»). Я заблокировала их везде.
Мы с Андреем начали копить заново. Медленно, трудно, но теперь у нас нет этой черной дыры, куда утекали наши ресурсы и нервы. Врач сказал, что у меня есть еще пара лет в запасе.
Иногда по ночам меня грызет червячок сомнения. Всё-таки это мама. Всё-таки брат. Может, я слишком жестко? Может, надо было простить, понять, что он дурак непутевый, а она просто слепо его любит? Но потом я вспоминаю тот сияющий белый кроссовер и довольную мамину улыбку в тот момент, когда я стояла раздавленная и преданная. И жалость проходит.
А вы как думаете, я должна была поступить иначе? Может, семья действительно важнее денег и личных планов, и я повела себя как эгоистка, бросив родных?
Спасибо вам за прочтение 🤍