Щенка выбросили в воду на середине реки. Роман, что было сил работавший вёслами против течения, разглядел лишь отчаянно барахтающийся тёмный комок. Он ещё не знал, что втаскивает в лодку не просто собаку. А преданного друга.
В тридцать два у Романа было всё, что полагается успешному человеку: своя IT-компания, деньги, просторная квартира в центре, красивая жена. И хроническая усталость от всего этого благополучия.
Алиса, жена, жила в режиме нон-стоп: спортзал, спа-салон, коктейли, выставки. Детей — ни-ни.
— После тридцати пяти, Ром, это же теперь тренд, — говорила она.
Он не спорил. Просто всё чаще сбегал в свой загородный дом, купленный на первые крупные деньги. Дом стоял на отшибе, у широкой, неторопливой реки. До ближайших соседей — семьсот шагов.
В его отсутствие за домом и участком присматривала немолодая деревенская пара, Иван с Мариной. Денег просили немного, работали неспешно, но на совесть — так, что Роману ни разу не пришлось о чём-либо напоминать или переделывать.
Главной его отдушиной стала рыбалка. Не азарт лова, а ритм вёсел, запах воды, чувство, что ты — лишь часть этого пейзажа. В тот день он решил пройтись на вёслах, размять спину.
Собака, которую не хотели
Река дремала под низким осенним небом, отливая свинцом. Роман неспешно плыл по течению, слушая, как стекают с вёсел капли. Вдалеке промчался бело-голубой катер, оставив за собой нервную волну.
И вдруг — будто внутренний толчок, необъяснимое беспокойство. Он резко налег на вёсла, развернул лодку и начал грести в сторону, откуда пришла волна. Внимание его выхватило из воды крошечную тёмную точку. Он прибавил ходу.
Когда лодка приблизилась, точка обрела форму. У самого борта захлёбывался, отчаянно барахтаясь, щенок. Непропорционально большие лапы, мокрая шерсть слиплась в тёмные сосульки.
Роман, едва не перевернувшись, втащил за шиворот тяжёлое, трепещущее тельце в лодку.
Щенок тут же отряхнулся, забрызгав его с ног до головы, и неуверенно вильнул хвостом. Глаза — два жёлтых уголька на испуганной морде.
До берега было далеко. Слишком далеко для щенка. Мысль пришла холодная и ясная: его привезли сюда утопить.
Дома, отмыв и высушив находку, Роман наконец разглядел собаку как следует. Девчонка, месяцев пяти-шести. Не дворняга — сложение костистое, шерсть густая, с богатым подпалом и белой звёздочкой на груди. Выражение морды — одновременно глупое и бесконечно доверчивое. Назвал её Ласка.
Показал фото жене. Алиса поморщилась, отодвинула телефон:
— В деревне и так мухи с грязью. Привезёшь какую-нибудь заразу. Нет, Роман, категорически.
Спорить он не стал. Просто стал всё чаще оставаться в загородном доме. Городские дела вёл удалённо, наезжал только по неотложным делам. Заодно возил Ласку на занятия к кинологу.
Собака оказалась смышлёной, сильной и невероятно ориентированной на человека.
Через полгода из нескладного подростка выросла статная, мощная красавица под сорок пять килограммов. Спала на своём лежаке у дивана Романа, встречала его у калитки, провожала до машины. В её присутствии пустота в доме перестала давить на виски.
Дверь, которую не стоило открывать
Однажды позвонил заместитель: срочно нужен вылет в Германию, только личное присутствие директора.
Роман, не мысливший уже своей жизни без собаки, занялся оформлением документов. Решил заодно заехать в городскую квартиру, взять загранпаспорт.
Он поднялся на свой этаж. Тихо (старая привычка — Алиса не любила, когда её будили), открыл дверь своим ключом.
В прихожей пахло чужим одеколоном и вином. Из спальни доносились приглушённые звуки. Роман, словно на автопилоте, прошёл по коридору. Ласка послушно шла рядом.
На их кровати, в ворохе шёлковых простыней, его жена принимала ухаживания соседа с верхнего этажа — вечного «мажорного» бездельника Славика, жившего на деньги матери.
Увидев Романа, Славик подскочил, прикрываясь руками, и засеменил к стене. Алиса же поднялась не спеша, и, не пытаясь прикрыться, бросила равнодушно:
— И зачем с собакой приперся? Говорила же — видеть её не желаю. Мог предупредить, что нагрянешь, отшельник проклятый.
В голове у Романа что-то щёлкнуло и затихло. Полная тишина. Ни боли, ни ярости, ничего.
— Да вот, — сказал он удивительно спокойно, — решил проведать.
Вежливо кивнул в сторону разбросанной одежды, дав понять Степану, что тому стоит собраться и исчезнуть.
Выпроводил его за дверь. Затем пошёл на балкон, достал оттуда дорогие чемоданы жены и начал методично складывать в них её вещи. Алиса орала, металась, хватала его за руки:
— Я тебя до нитки обдеру! Будешь босиком по помойкам шариться! Это всё ты виноват! Загнал меня в эту тоску, со своим домом деревенским!
— Судись, — отозвался Роман, застёгивая молнию на переполненном чемодане. — Всё, что здесь есть, куплено до брака. Фирме двенадцать лет, ты тогда ещё в родном поселке на ферме работала. После свадьбы — только убытки. Их с удовольствием поделим.
Он вышел, оставив её ревущую среди горы шёлка и кожи.
Обледеневшая обочина
На улице завывал метель. Настроение было гадкое, липкое, будто попал в нефтяную лужу.
Ласка, чувствуя его состояние, тихо сидела на пассажирском сиденье, положив тяжёлую голову ему на колено. Дорогу замело, видимость — нулевая.
Роман не заметил, как вылетел на обочину. «Хонда» перевернулась раз, другой и рухнула в глубокий придорожный кювет.
Очнулся он от резкой боли в боку и от того, что кто-то сильно и настойчиво тянул его за куртку вверх, по снегу. Сквозь пелену в глазах он увидел знакомую лохматую морду.
Ласка, поскальзываясь, вгрызалась в ткани ползла, отталкиваясь мощными лапами. Вытащила. Затем кинулась к дороге, лая на несущиеся мимо иномарки. Никто не останавливался.
Притормозил только ржавый «Жигули» цвета увядшей листвы. Из него вылез старичок в поношенной ушанке, а следом — круглолицая бабка в платке.
— Ой, сынок, родной! — засуетилась она, увидев Романа. — Что ж это такое! Иван, неси скорее мою телогрейку из багажника, замёрз ведь человек!
Старик кивнул, пошёл к багажнику за старой, но тёплой ватной телогрейкой, потом стал звонить в службы. Бабка тем временем распахнула дверь «Жигулей»:
— А собачка-то пусть в машине погреется. Чай на дворе не май месяц.
Роман, скрипя зубами от боли, пытался сообразить. Отдать Ласку незнакомым людям? Но выбора не было.
Он успел проговорить телефон друга Максима:
— Позвоните… скажите, что приютить нужно Ласку… он приедет…
— и номер заместителя, чтобы отменить поездку. Его собственный телефон разлетелся на осколки.
Старики оказались золотыми. Дождались «скорой», передали Ласку приехавшему Максиму, а на следующий день сами навестили Романа в больнице, принесли домашних пирогов.
Звали их Пётр и Галина. Роман был им бесконечно благодарен.
В больнице диагностировали сотрясение, два сломанных ребра, перелом ноги и кучу порезов. Машину восстановлению не подлежала.
Ласка отделалась лёгким испугом — ни царапины. Она гостила у Максима, а потом вернулась в загородный дом под присмотр Ивана и Марины.
Через несколько недель, уже на своих ногах, Роман праздновал в загородном доме два события: официальный развод и покупку нового внедорожника.
Гостями были верный друг Максим и спасшие его Пётр с Галиной.
Раздел прошёл на удивление тихо: Алиса забрала однокомнатную квартиру на окраине (купленную Романом ещё до встрече с ней), гардероб из дизайнерских вещей и трёх шуб и пару картин, которые ей давно нравились.
Он вздохнул с облегчением, будто сбросил тяжёлый, неудобный груз.
Пётр с Галиной, спасшие его в ту снежную ночь, скромно сидели за столом.
В благодарность Роман подарил им небольшую, юркую иномарку — чтобы и на рынок съездить, и по врачам, не мучаясь со старым автомобилем.
Пётр сначала отнекивался, потом, краснея, принял ключи. Галина же тайком утирала слёзы от счастья.
— Повезло тебе с собакой-то, сынок, — сказала Галина за столом, ласково глядя на Ласку, лежащую у камина. — Умница, преданная.
— Зато с женой не повезло, — буркнул Пётр, наливая себе квасу. — Нынче народ пошёл...
— Да ушлая она у тебя, Ром, — фыркнул Максим. — Два года пожила — и с городской квартиркой, и с картинами. Чутьё, видать, на такое.
Роман лишь пожал плечами:
— Сам дурак, что женился. Дураков надо учить. Зато у меня теперь Ласка есть.
— А собака-то у тебя, — внезапно сказал Максим, приглядываясь к Ласке, — очень уж ладная. И морда благородная. Не дворняга. Ты её на чип проверял? Мало ли… Ты же её в реке нашёл. Породистых так просто не теряют.
Чип
Мысль запала. На следующее утро, косясь на себя в зеркало («Идиот, зачем лезешь? Всё хорошо же»), Роман повёз Ласку в клинику. Чип нашёлся. Данные считали и вывели на экран: швейцарские питомники, редкая порода, стоимость — головокружительная. Контакты владельцев.
Он позвонил. Объяснил. Голос на том конце провода был сухим и бесцветным:
— Мы приедем.
«Мерседес» цвета мокрого асфальта подкатил к калитке беззвучно. Из машины вышел мужчина в идеально сидящем пальто, с лицом, на котором привычка повелевать вытеснила все остальные эмоции.
Рядом — юноша, его вылитая копия, только с капризно оттопыренной губой.
Отец показал документы, фотографии щенка, даже портативный сканер привёз. Ласка, увидев их, не залаяла. Она съёжилась, поджала хвост и опустила голову.
— Я хочу выкупить её, — сказал Роман, чувствуя, как холодеют пальцы.
— Вам не по карману, — отрезал мужчина, даже не глядя на него. — Её везли из Европы. Цена — четыре тысячи евро. Вот договор. Сын потерял на прогулке, она убежала.
— По карману, — голос Романа дрогнул, чего он себе никогда не позволял. — Я заплачу. Любую сумму. Она уже член моей семьи.
— Нет. Продавать не намерен.
Мужчина прицепил к ошейнику поводок, который привёз с собой. Ласка, не хотя, поплёлась к машине, будто виноватая. Её посадили на заднее сиденье.
— Я дам пять! — крикнул Роман вдогонку уже тронувшемуся «Мерседесу».
Окно опустилось. Голос юнца, полный брезгливого раздражения, донёсся до него:
— Пап, да хватит с этой псиной носиться! Бери деньги! Грызла всё, прудила где попало! Я её сам с катера в реку швырнул, на глубину! Живучая тварь...
Раздалась звонкая пощечина. Окно взмыло вверх. «Мерседес» рванул с места.
Роман сел в свою машину и, сам не понимая зачем, поехал за ними. Он догнал их у высокого моста. Как раз там где начинался спуск к причалу с лодками.
Чёрная машина, не сбавляя хода, вылетела на мост. И вдруг — заднее стекло опустилось, и чёрно-рыже-белый комок вылетел наружу, перевернулся в воздухе и камнем рухнул в ледяную воду.
— Ласка!
Роман резко свернул к обочине. Выскакивая из машины, он краем глаза заметил, как впереди замирают стоп-сигналы «Мерседеса». Те остановились. Роман бежал к лодке.
Она не разбилась. Пролетев чудовищное расстояние, собака ударилась о воду, скрылась в вспененной воронке и через секунду вынырнула. И поплыла. Отчаянно, мощно, рассекая волны, — к своему берегу. К нему.
Роман гнал лодку так, что мышцы горели огнём. Собака плыла, уже едва держась, нос высоко, глаза искали его. Он наклонился, ухватил за ошейник, втащил в лодку.
Она вся дрожала, тяжёлая, мокрая, пахшая рекой и страхом. Он прижал её морду к себе, уткнулся лицом в холодную шерсть. И заплакал. Впервые за многие годы. Громко, по-детски, навзрыд. Она тыкалась носом в его щёку, скуля и облизывая слёзы.
Он привёл лодку к своему берегу, вытащил её. И они пошли к дому. Он — грязный, в мокрой одежде, она — прихрамывая, но уже виляющая хвостом.
У калитки их ждал «Мерседес». Мужчина стоял, потеряв весь свой лоск. Высокомерие сдулось, как проколотый шарик.
— Вы... вы говорили о деньгах, — начал он, не глядя в глаза. — Я готов переоформить документы. Переплачивать не надо.
Роман прошёл мимо, не отвечая. Открыл калитку, впустил Ласку внутрь. Потом обернулся.
— Документы мне не нужны. Она уже дома. Поезжайте с Богом. А если когда-нибудь вернётесь... — он кивнул на машинный видеорегистратор, — у вас будут проблемы. Всё понятно?
Мужчина замер, его челюсть болезненно дрогнула. Он резко развернулся и скрылся в машине. «Мерседес» уехал, взвизгнув шинами.
Роман зашёл в дом, закрыл дверь. У камина на лежаке уже грелась Ласка. Роман сел на пол рядом, обнял её за мокрую, сильную шею.
Река, что когда-то едва не забрала её, в итоге снова ему её вернула.