В долине, затерянной меж ледников и фьордов, жил молодой фермер по имени Бьёрн. Он был добрым, весёлым, но ужасно ленивым. Его овцы давали самую густую шерсть в округе, но она копилась в углу сарая нетронутыми клубками, потому что Бьёрн вечно находил дела поважнее, чем прясть и вязать. «Успеется!» — говорил он, глядя на низкое декабрьское солнце.
Но зима в Исландии не ждёт. Морозы сковали землю, и с ними пришли шёпоты. Шёпоты о Йолакёттуринне — огромном Коте, чьи глаза горят, как два синих айсберга, а шерсть колюча, как обледеневший мох. Говорили, что в канун Рождества он обходит хутора и забирает тех, кто не успел обновить свою одежду, кто был слишком ленив, чтобы приготовиться к зиме.
Бьёрн отмахивался. «Сказки для детей», — бормотал он, надевая поношенный свитер с прорехой на локте и старые носки, которые уже не грели пальцы.
Сочельник выдался тихим и морозным. Бьёрн сидел у очага, и вдруг сердце его ёкнуло. Он выглянул в окно. В кромешной тьме, на фоне белого снега, он увидел, как какая-то огромная тень бесшумно ступала по заиндевевшему полю. И в этой тени горели два холодных, безжалостных огонька. Они смотрели прямо на его дом.
Ужас, острый и животный, пронзил Бьёрна. Он бросился к сундуку — нет новой одежды. Он схватил прялку — пальцы дрожали, и шерсть лишь путалась. Кот приближался. Его дыхание, казалось, уже затуманивало стекло, скрипящее от мороза.
И тогда Бьёрн, в приступе отчаяния, сделал нечто нелепое. Он высыпал на крыльцо дома весь запас мягкой, нечёсаной шерсти. Как подношение, как знак раскаяния.
— Я был глупым! — прошептал он в кромешную тишину дома, обращаясь к тени за окном. — Я не подготовился к зиме. Но я не злой. Я дам тебе то, что у меня есть — всю мою шерсть. Она теплая. Может, ты... можешь её взять?
Он отступил от окна и замер, ожидая, что дверь вот-вот разлетится в щепки. Но скрип шагов прекратился. Ледяные огоньки замерли у самого порога. Прошла минута, другая. Тишина стала ещё громче. Бьёрн не выдержал и снова выглянул.
Положив лапу на мягкой груде шерсти, у домика лежал Кот, громадное, могучее создание, покрытое инеем, похожим на звёздную пыль. Он мурлыкал. Звук был низким, как гул ледника, и от него слегка дрожали стёкла в рамах. Кот смотрел на Бьёрна своим непостижимым взглядом, и в нём не было голода. Была усталость. И капля любопытства.
А потом Кот встал, потянулся, оставив на пороге большую часть шерсти, и растворился в ночи. Но не ушёл. Бьёрн видел, как те же огоньки теперь светились у сарая его соседки, старой Гудрун, которая всегда всё успевала.
На следующее утро, в Рождество, Бьёрн обнаружил на пороге необычный «ответ». Там лежали два предмета: клубок идеально скрученной пряжи — той самой, что он принёс в дар, — и одна огромная, грубо связанная, но невероятно тёплая варежка. Следы, ведущие от порога, были размером с мельничный жернов, но они обошли дом и скотный двор стороной.
С той зимы Бьёрн стал лучшим прядильщиком в долине. Он не боялся Кота. Он понял его. Йолакёттуринн являлся не наказанием. Он был суровой, но справедливой границей между жизнью и застоем, между теплом, добытым честным трудом, и холодом лени. А ещё, возможно, этот древний дух зимы просто ценил искреннее раскаяние и был не прочь получить свой собственный, особенный, рождественский подарок.
После этого, каждое Рождество Бьёрн выставлял на крыльцо миску с парным молоком и маленькую, идеально связанную из самой мягкой шерсти шапочку. А наутро молоко было выпито, а на месте шапочки лежал сверкающий ледяной кристалл — знак, что усердие ценится не только среди людей.