Он сказал это в субботу, когда мы убирали после ужина. Дети ушли к себе, я мыла посуду, он вытирал стол. Обычный вечер, каких тысячи за двадцать лет.
— Слушай, — начал он негромко, — я хочу сделать тест ДНК. На мальчиков.
Я обернулась, не веря, что услышала правильно:
— Что?
— Тест ДНК, — повторил он спокойно, будто попросил передать соль. — Просто чтобы знать наверняка.
Тарелка выскользнула из рук и разбилась в раковине. Осколки полетели на пол. Я стояла и смотрела на него, пытаясь понять, шутит ли он.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
— Откуда это взялось? Мы двадцать лет вместе. Двадцать лет! Алексею восемнадцать, Максиму шестнадцать. Ты их растил с рождения. И вдруг тебе нужны доказательства?
Он пожал плечами:
— Мне надо знать. Тихо, без разговоров, просто сделать и всё.
Я молчала. Потому что не знала, что сказать. Внутри всё кипело — обида, злость, недоумение. А он стоял и смотрел на меня ровно, будто ждал согласия на поездку на дачу.
— Ты понимаешь, что ты сейчас сказал? — спросила я тихо. — Ты сказал, что не веришь мне. Что двадцать лет не верил.
— Я не говорил, что не верю, — возразил он. — Просто хочу убедиться.
— В чём убедиться? Что я тебе не изменяла? Что дети твои? Игорь, ты их видел в роддоме. Ты перерезал пуповину Алексею. Ты первый взял на руки Максима. Что изменилось?
Он отвернулся:
— Ничего не изменилось. Просто хочу знать точно.
Я вышла из кухни. Пошла в спальню, закрыла дверь. Села на кровать и поняла: что-то сломалось. Навсегда.
Откуда взялось это сомнение — и почему он молчал 20 лет
Следующие три дня мы почти не разговаривали. Я пыталась понять, откуда это взялось. Ревность? Но к кому? Мы живём размеренной жизнью, я не даю поводов. Страх старости? Игорю сорок семь, может, он вдруг осознал, что жизнь прошла, и захотел убедиться, что прожил её не зря?
Или кто-то ему что-то сказал?
В среду вечером я не выдержала:
— Игорь, скажи честно. Кто тебе что-то сказал про меня?
Он поднял глаза от телефона:
— Никто ничего не говорил.
— Тогда почему? Почему сейчас, через двадцать лет?
Он помолчал, потом вздохнул:
— Помнишь Сашку? Мой одноклассник.
— Ну.
— Он месяц назад сделал тест ДНК. Просто так, из любопытства. Оказалось, младшая дочь не его. Пятнадцать лет он растил чужого ребёнка. Жена призналась, что была связь с коллегой. Он подал на развод.
Я молчала. Игорь продолжил:
— И я подумал: а вдруг? Вдруг я тоже дурак, который не знает правды? Лучше узнать сейчас, чем потом.
— Но я твоя жена. Я — я. Мы — не они. Почему ты меня сравниваешь с чужой изменницей?
— Не сравниваю, — он покачал головой. — Просто хочу спать спокойно. Знать, что дети мои. Разве это так страшно?
Я встала, подошла к нему, посмотрела в глаза:
— Игорь, если ты сделаешь этот тест, ты разрушишь семью. Даже если результат покажет, что они твои. Потому что ты показал, что не веришь мне. А без доверия семьи нет.
Он отвёл взгляд:
— Я уже записался. Завтра идём сдавать анализы.
Когда результат пришёл — и наш мир рухнул
Через десять дней пришли результаты. Игорь открыл конверт на кухне. Я стояла рядом, руки тряслись. Он читал молча, лицо каменное. Потом протянул мне бумагу.
Максим — его сын. Вероятность отцовства 99,9%.
Алексей — не его. Вероятность отцовства 0%.
Я смотрела на эти цифры и не могла дышать. Внутри всё провалилось. Потому что я знала: это правда.
Двадцать лет назад, когда мне было двадцать пять, мы с Игорем поссорились. Сильно. Я думала, что это конец. Уехала к подруге в другой город на неделю. Там встретила мужчину на вечеринке. Выпили, один раз была близость. Я вернулась к Игорю, мы помирились. Через месяц узнала, что беременна.
Я думала, что это от Игоря. Мы были вместе незадолго до той поездки. Я искренне верила, что Алексей — его сын. Двадцать лет верила.
Но тест показал другое.
Игорь смотрел на меня:
— Это правда?
Я кивнула, не в силах говорить.
— Когда?
— Двадцать лет назад. Когда мы поссорились, я уезжала к Марине. Там была вечеринка, я встретила парня, один раз... Я думала, что это от тебя. Клянусь, я думала, что Алексей твой.
Он молчал долго. Потом тихо спросил:
— Кто он?
— Не знаю. Не помню даже имени. Больше никогда не виделись.
— Значит, двадцать лет я растил чужого ребёнка. Двадцать лет был дураком.
— Ты не был дураком, — сказала я сквозь слёзы. — Ты был отцом. Ты растил Алексея. Учил его кататься на велосипеде, ходил на родительские собрания, гордился его успехами. Ты его отец. Несмотря на этот лист бумаги.
Он встал, взял куртку:
— Мне нужно побыть одному.
Ушёл. Вернулся только утром.
Как он изменился — и что это делает с сыном
Прошло две недели. Игорь не подал на развод, не ушёл из дома. Но он изменился. Смотрит на Алексея по-другому. Не злобно, не с ненавистью. Просто... отстранённо. Как на чужого человека.
Алексей это чувствует. Вчера вечером подошёл ко мне на кухне:
— Мам, а что с папой? Почему он так странно себя ведёт?
— Устал, наверное. На работе проблемы.
— Нет, не это. Он как будто... не видит меня. Я с ним разговариваю, он отвечает, но будто автоматически. Раньше так не было.
Я не знала, что сказать. Не могу же я рассказать восемнадцатилетнему парню, что его отец узнал, что он ему не отец. Что Алексей — результат моей ошибки двадцатилетней давности.
— Пройдёт, — соврала я. — Просто дай ему время.
Алексей кивнул, но я видела, что он не верит.
Разговор с Игорем — когда я спросила, что дальше
Позавчера ночью я не выдержала. Мы лежали в кровати, спина к спине, каждый на своей половине.
— Игорь, что дальше? — спросила я в темноту.
— Не знаю.
— Ты хочешь развода?
— Не знаю.
— Ты хочешь сказать Алексею?
Он помолчал:
— Нет. Не хочу.
— Почему?
— Потому что это разрушит его. Он всю жизнь считал меня отцом. Если я скажу ему правду, он перестанет быть моим сыном. И не станет ничьим сыном. Просто парень, у которого отняли отца.
— Тогда что ты хочешь?
Он повернулся ко мне:
— Я хочу вернуться на месяц назад. Когда я не знал. Когда смотрел на Алексея и видел сына. А теперь я смотрю на него и вижу твою измену. И не могу ничего с этим поделать.
Я заплакала. Он не обнял меня. Просто лежал рядом и молчал.
Что я поняла — и почему мы оба виноваты
Я виновата, что изменила. Даже если это было двадцать лет назад, даже если я думала, что мы расстались. Я должна была сказать ему тогда. Должна была сделать тест, убедиться. Но я испугалась. Решила, что лучше не знать.
А он виноват, что потребовал этот тест. Потому что некоторые истины убивают. Он разрушил то, что мы строили двадцать лет. Не я своей изменой. Он — своим сомнением.
Сейчас мы живём в одной квартире, но мы уже не семья. Игорь избегает Алексея. Алексей не понимает, что происходит. Максим чувствует напряжение и замкнулся.
Не знаю, что будет дальше. Может, Игорь уйдёт. Может, останется, но навсегда останется эта трещина между ним и Алексеем. Может, когда-нибудь он простит.
Но я знаю точно: доверие нельзя вернуть, когда оно разбито. Даже если склеишь осколки, трещины останутся навсегда.
Мужчина прав, что потребовал тест ДНК, и узнал правду, или он сам разрушил семью своим недоверием?
Женщина виновата, что изменила 20 лет назад и скрывала, или она искренне не знала и теперь страдает незаслуженно?
И главное: нужно ли говорить сыну правду, что его отец — не биологический отец, или это разрушит его жизнь, и лучше молчать до конца?
Может, некоторые тайны лучше уносить в могилу, чем разрушать иллюзии?