Найти в Дзене

— Где был, когда мать нуждалась? А теперь квартиру делить? — зло спросил Виктор у брата.

В квартире пахло корвалолом, старой пылью и сладковатым запахом увядающих лилий, которые кто-то по ошибке принёс на кладбище, а потом сунул обратно в ведро, решив, что на могиле они замёрзнут. Зеркала были занавешены простынями, отчего коридор казался узким, как пенал. Виктор сидел на табурете в кухне, глядя на клеёнку, истёртую на углах. Ему казалось, что в ушах до сих пор стоит гул перешёптываний дальних родственников, которые съели кутью, выпили водки и разошлись, оставив после себя гору грязной посуды и ощущение липкой духоты. Надежда, его жена, стояла у раковины. Живот, уже заметно округлившийся, мешал ей вплотную подойти к столу, и она мыла тарелки боком, тяжело переступая с ноги на ногу. Её лицо, обычно румяное, сейчас было серым, как штукатурка в подъезде. — Оставь, Надя, — глухо сказал Виктор. — Я сам потом домою. Иди, ляг. Тебе нельзя столько стоять. — Добью уже, — отозвалась она, не оборачиваясь. Звук льющейся воды немного успокаивал. — Иначе тараканы набегут. Мать их не люб
Оглавление

Часть 1. Лишние люди

В квартире пахло корвалолом, старой пылью и сладковатым запахом увядающих лилий, которые кто-то по ошибке принёс на кладбище, а потом сунул обратно в ведро, решив, что на могиле они замёрзнут. Зеркала были занавешены простынями, отчего коридор казался узким, как пенал.

Виктор сидел на табурете в кухне, глядя на клеёнку, истёртую на углах. Ему казалось, что в ушах до сих пор стоит гул перешёптываний дальних родственников, которые съели кутью, выпили водки и разошлись, оставив после себя гору грязной посуды и ощущение липкой духоты.

Надежда, его жена, стояла у раковины. Живот, уже заметно округлившийся, мешал ей вплотную подойти к столу, и она мыла тарелки боком, тяжело переступая с ноги на ногу. Её лицо, обычно румяное, сейчас было серым, как штукатурка в подъезде.

— Оставь, Надя, — глухо сказал Виктор. — Я сам потом домою. Иди, ляг. Тебе нельзя столько стоять.

— Добью уже, — отозвалась она, не оборачиваясь. Звук льющейся воды немного успокаивал. — Иначе тараканы набегут. Мать их не любила.

Автор: Анна Сойка © (2746)
Автор: Анна Сойка © (2746)

Виктор скрипнул зубами. Матери больше не было. Два года ада закончились три дня назад, а осознание пришло только сейчас. Вместе с осознанием навалилась свинцовая усталость. Он работал прорабом на стройке, таскал мешки, ругался с заказчиками, но эта усталость была иной. Она высасывала костный мозг.

В дверном проёме возник Кирилл. Старший брат. Он был старше Виктора на пять лет, но выглядел моложе. Гладкая кожа, ни одной сединки, аккуратная стрижка. На нём была тёмно-синяя рубашка, расстёгнутая на верхнюю пуговицу. Рядом, словно тень, маячила его жена Жанна — высокая, с надменным выражением лица, которое она, вероятно, считала аристократической скорбью.

Кирилл прошёл в кухню, брезгливо обогнув ведро с мусором, и сел напротив Виктора.

— Ну что, Витёк, — начал он, барабаня пальцами по столу. — Земля пухом, как говорится. Отмучилась старая.

Виктор поднял на него тяжёлый взгляд.

— Она не старая была, Кирилл. Шестьдесят восемь всего. Если бы не авария...

— Да-да, трагедия, — перебил брат, махнув рукой. — Но жизнь продолжается. Нам надо вопросы решать. Я, знаешь ли, не могу сюда каждый день мотаться. У меня бизнес, встречи, график плотный.

Жанна за его спиной кивнула, подтверждая невероятную занятость супруга. Она работала администратором в салоне красоты и считала себя элитой общества.

— Какие вопросы? — спросил Виктор, чувствуя, как в глотке начинает пульсировать неприятный комок.

— Квартирные, — Кирилл обвёл взглядом кухню. — Халупа, конечно, убитая. Ремонт тут делать — только деньги закапывать. Район, правда, неплохой, метро рядом. Продать можно выгодно, если не тянуть. Рынок сейчас нестабильный, сам понимаешь.

Надежда выключила воду. В кухне повисла тишина, нарушаемая только гудением старого холодильника «Саратов».

— Продать? — переспросила Надя, вытирая руки о фартук.

— Естественно, — Жанна подала голос впервые за вечер. — А что с ней делать? Сдавать? В таком состоянии сюда только гастарбайтеров пускать, а они вам тут устроят притон. Продать, деньги пополам, и все довольны. Нам как раз ипотеку закрыть надо, да и вам с ребёнком не помешает.

Виктор медленно встал. Табурет с визгом проехал по полу.

— Пополам, значит? — тихо спросил он.

— Ну а как же? — удивился Кирилл. — Мы же братья. Наследники первой очереди. Всё по чести. Я уже риелтору своему набрал, он завтра подъедет, оценит. Ключи мне давай запасные, чтобы я мог показывать, когда вас нет.

Виктор смотрел на брата и видел не родного человека, а чужака. Чужака, который ни разу за два года не сменил матери памперс. Который появлялся раз в три месяца на пятнадцать минут, морщил нос от запаха лекарств и исчезал, бросив на тумбочку пакет с дешёвыми апельсинами, которые мать даже не могла прожевать.

Внутри Виктора начало разгораться пламя. Не та ярость, про которую пишут в книгах, а чёрная, густая злоба.

— Где был, когда мать нуждалась? А теперь квартиру делить? — зло спросил Виктор у брата.

Кирилл нахмурился, его лицо пошло красными пятнами.

— Ты давай, это, не начинай. Я работал. Я деньги зарабатываю, а не горшки выношу. У каждого своя роль. Ты младший, с матерью жил, тебе и карты в руки. А наследство — это закон.

— Закон... — Виктор усмехнулся, и эта усмешка вышла страшной. — Твою мать, Кирилл! Твою же мать! Ты хоть знаешь, как она умирала? Ты знаешь, сколько стоят лекарства? Надя работу бросила! Мы в долгах как в шелках, чтобы сиделку нанимать, когда Надя уже наклоняться не могла! А ты... "Апельсины принёс". Иди ты к лешему со своим законом!

— Не смей на меня орать! — взвизгнул Кирилл, вскакивая. — Ты что, геройство своё мне в лицо тыкать будешь? Это твой выбор был! Мог бы и в хоспис сдать, если тяжело!

Надя ахнула и прижала руку к животу.

— В хоспис? — прошептала она. — Живую мать?

— Овощ! — рявкнул Кирилл. — Она была овощем два года! А теперь, когда речь о деньгах зашла, вы святош из себя строите? Ключи давай, я сказал! Или я замки завтра же спилю, имею право!

Часть 2. Бумажный щит

Конфликт в тот вечер погас так же внезапно, как и вспыхнул — Кирилл и Жанна ушли, хлопнув дверью. Но Виктор знал, что это только начало.

Спустя два дня Виктор собрал документы. Он сидел в той же кухне, ожидая приезда брата. Надя ушла в комнату, собирая вещи. Ей нужно было уехать. Врач сказал категорически избегать стрессов, тонус матки был критическим. Она уезжала к своей маме в пригород на электричке, чтобы не видеть и не слышать того, что здесь будет происходить.

— Витя, может не надо? — она вышла с небольшой сумкой, глаза были на мокром месте. — Давай отдадим ему половину. Пусть подавится. Нервы дороже.

— НЕТ, — твёрдо сказал Виктор. — Дело не в деньгах, Надя. Дело в справедливости. Если я сейчас прогнусь, я себя уважать перестану. И тебя, и нашего сына я не дам обобрать. Поезжай, родная. Я разберусь.

Она уехала за час до визита родственников.

Кирилл пришёл не один. С ним был какой-то мужичок с папкой — тот самый риелтор, и снова Жанна, на этот раз одетая ещё более вызывающе, словно на войну.

— Ну что, остыл? — с порога спросил брат, не разуваясь. — Показывай квартиру специалисту.

Виктор стоял в проходе, перекрывая путь.

— Никто ничего смотреть не будет. И продавать мы ничего не будем.

— Ты опять? — Кирилл скривился. — Слушай, Витя, по-хорошему не понимаешь? Я в суд подам. Я тебя по судам затаскаю, ты на адвокатах разоришься. У меня связи, у меня юристы. Ты кто? Строила. А я человека могу нанять, который тебя в порошок сотрёт юридически.

— Судись, — спокойно ответил Виктор. — Только сначала вот это почитай.

Он протянул брату сложенный вдвое лист плотной бумаги с гербовой печатью. Кирилл нехотя взял его, развернул. Жанна заглянула через плечо мужа, её нарисованные брови поползли вверх.

— Что это? — спросил Кирилл, и голос его дрогнул.

— Дарственная, — отчеканил Виктор. — Оформленная полгода назад. Когда у матери было просветление. Нотариус приезжал, два врача были свидетелями, что она в дееспособном состоянии и понимает значение своих действий. Всё зафиксировано. Даже видеозапись есть.

Кирилл читал, и его глаза бегали по строчкам, как тараканы при включённом свете.

— "...безвозмездно передаю в собственность сыну, Виктору Сергеевичу... и снохе, Надежде Игоревне... в равных долях..." — пробормотала Жанна. — Она что, и этой... Наде отписала?

— Да, — сказал Виктор. — Потому что эта Надя ей жопу мыла, пока вы по турциям задницы грели. Мать всё понимала. Она видела, кто есть кто.

Лицо Кирилла стало багровым. Он скомкал копию документа и швырнул её в лицо Виктору.

— Подсуетился?! — заорал он. — Обработал старуху?! Да она невменяемая была! Ты воспользовался состоянием! Аферист! Я это оспорю! Я докажу, что вы её заставили!

— Попробуй, — Виктор даже не моргнул, когда бумага ударила его в грудь. — Врачебное заключение "А" класса. Психиатр присутствовал. Ты ничего не сделаешь, Кирилл. Квартира наша. УБИРАЙТЕСЬ.

— Ах ты тварь... — прошипела Жанна. — Мы к вам со всей душой... Мы думали, мы семья... А вы, значит, вот так? Хапнули всё и рады? Да чтоб вам это жильё поперёк горла встало! Чтоб ты подавился этими метрами!

— Пошёл вон, — повторил Виктор, делая шаг вперёд.

— Я это так не оставлю! — орал Кирилл, пятясь к лестничной клетке, потому что Виктор выглядел угрожающе. Риелтор уже давно испарился, почуяв неладное. — Ты мне заплатишь! Ты мне долю отдашь деньгами, понял?! Или я тебе здесь жизнь испорчу! Я заявлю, что ты мать убил!

Дверь захлопнулась перед их носами с грохотом. Виктора трясло. Но это была не дрожь страха, а дрожь отвращения.

Часть 3. Осада

Прошло три недели. Надя всё ещё жила у мамы, готовясь к родам. Виктор делал мелкий ремонт по вечерам, пытаясь выветрить из квартиры запах болезни. Он сдирал старые обои, и вместе с ними, казалось, сдирал с себя прошлое.

Звонок в дверь раздался в субботу утром. Настойчивый, длинный, наглый звонок.

Виктор посмотрел в глазок. На площадке стоял Кирилл, Жанна и несколько огромных чемоданов.

Виктор открыл дверь, не снимая цепочки.

— Чего надо?

— Открывай, — ухмыльнулся Кирилл. — Я тут проконсультировался. Дарственная — это хорошо. Но я тут прописан, Витёк. Мама меня прописала двадцать лет назад и не выписала. А значит, я имею право проживания. И жена моя со мной.

Виктор замер. Он совсем забыл про прописку. Мать действительно не выписывала старшего сына, надеясь, что "мало ли как жизнь повернётся".

— Ты здесь жить не будешь, — сказал Виктор.

— Буду, — радостно сообщил брат. — Пока ты мне не выплатишь компенсацию. Скажем... три миллиона. И мы съедем и выпишемся. А пока — принимай гостей. Я имею право пользоваться жилплощадью. Будем жить дружно. В одной комнате вы с приплодом, в другой мы. Кухня общая. Туалет по расписанию.

Кирилл знал, куда бить. С младенцем в коммуналке, да ещё с враждебными соседями — это ад. Он рассчитывал, что Виктор сломается, побежит брать кредиты, продаст машину, лишь бы избавиться от них.

— Катись отсюда! — рыкнул Виктор.

— Ломай дверь, Кирилл, — подзуживала Жанна, поправляя причёску. — Вызывай МЧС. Скажи, что тебя домой не пускают.

Кирилл достал телефон.

— Слышал? Сейчас ментов вызову. Открывай по-хорошему.

Виктор снял цепочку. Дверь распахнулась.

— Заходи, — сказал он тихо. Слишком тихо.

Кирилл победно хмыкнул и вкатил первый чемодан. Жанна, цокая каблуками, прошествовала следом, неся в руках коробку с какой-то бытовой техникой.

— Вот и славно, — сказал брат, оглядываясь. — Обои ободрал? Ну ничего, мы свои поклеим. В большой комнате мы будем. Там балкон.

— Жанна, ставь чайник, — скомандовал Кирилл, чувствуя себя хозяином. — Разговор будет долгим. Обсудим график пользования ванной.

Они вели себя так, словно Виктора здесь не было. Словно он был мебелью. Наглость старшего брата перешла все границы. Он не просто хотел денег, он хотел унизить. Он хотел растоптать.

Виктор смотрел на грязные колёса чемодана, оставившие следы на чистом полу. Внутри него что-то щёлкнуло. Как будто лопнула пружина, которая сдерживала его все эти годы. Боль, обида за мать, страх за Надю, усталость — всё это смешалось в горячий, ослепляющий коктейль.

Часть 4. Бунт

Кирилл прошёл в зал и плюхнулся на старый диван.

— Жёстко, — прокомментировал он. — Надо будет выкинуть этот хлам.

Виктор вошёл следом. В руках он держал тяжёлый разводной ключ, который забыл убрать в ящик с инструментами в прихожей. Но брат этого не заметил.

— Ты не понял, Кирилл, — голос Виктора дрожал, но не от слёз, а от вибрации, идущей из грудной клетки. — Ты здесь жить не будешь.

— Ой, да брось ты, — отмахнулся брат. — Закон на моей сто...

БАХ!

Виктор с размаху ударил кулаком по старой советской стенке. Стекло дверцы жалобно дзенькнуло и пошло трещинами. Статуэтка фарфоровой балерины подпрыгнула.

Кирилл вздрогнул и уставился на брата. Виктор дышал тяжело, с хрипом. Его лицо исказилось, глаза налились кровью.

— Какой, к чертям собачьим, закон?! — заорал Виктор так, что Жанна в коридоре выронила коробку. — ТЫ МНЕ ЖИЗНЬ РЕШИЛ СЛОМАТЬ?! НАДЕ МОЕЙ?! ДА Я ТЕБЯ ЗУБАМИ ЗАГРЫЗУ!

Виктор схватил со стола тяжёлую хрустальную вазу — гордость матери — и со всей дури швырнул её в стену, в сантиметре от головы Кирилла. Осколки брызнули шрапнелью.

— ПСИХ! — взвизгнул Кирилл, вжимаясь в диван. — Ты что творишь?!

— Я ПСИХ?! — Виктор захохотал, и этот смех был страшнее крика. — ДА, Я ПСИХ! Я ДВА ГОДА ГОВНО ВЫНОСИЛ! Я НЕ СПАЛ! А ТЫ ПРИШЁЛ НА ВСЁ ГОТОВОЕ?! ВЫМЕТАЙСЯ!

Он подскочил к чемодану брата, схватил его и швырнул в сторону коридора. Чемодан был тяжёлым, но ярость придала Виктору сил. Молния разошлась, и из нутра посыпались трусы, рубашки, лифчики.

— НЕ ТРОГАЙ ВЕЩИ! — заверещала Жанна, вбегая в комнату.

— А ТЫ ЗАТКНИСЬ! — рявкнул на неё Виктор, поворачиваясь всем корпусом. Он выглядел как медведь-шатун. — ПОШЛА ВОН ОТСЮДА, СТЕРВА! ВЫ ОБА — ПАРАЗИТЫ! КРОВОСОСЫ!

Виктор схватил стул и с треском ударил им об пол, ломая ножку.

— Я сейчас эту хату спалю! — орал он, брызгая слюной. — Вместе с вами спалю! Гори оно всё синим пламенем! Ни мне, ни вам! СПИЧКИ ГДЕ?!

Он бегал по комнате, переворачивая всё на своём пути. Книги летели на пол, горшок с фикусом разлетелся вдребезги, земля рассыпалась по паркету. Кирилл никогда не видел брата таким. Он привык, что Виктор — тихий, покорный, "терпила". А сейчас перед ним был безумец.

— Витя, успокойся... — пролепетал Кирилл, бледнея. — Ты же сядешь...

— ДА ПЛЕВАТЬ! — Виктор подскочил к брату, схватил его за грудки и рывком поднял с дивана. — Я отсижу! Зато ты, гнида, жить не будешь! УБЛЮДОК! ТЫ МАТЬ ПРЕДАЛ! ТЫ БРАТА ПРЕДАЛ!

Он тряс Кирилла как тряпичную куклу. Жанна, увидев это, попятилась. Она вдруг кристально ясно поняла: Виктор сейчас их убьёт. Или покалечит. Он был в состоянии аффекта, на грани истерики, той самой, когда человек не чувствует боли и не ведает страха.

— Уходите... — прошептала она. — Кирилл, пошли... Он сумасшедший...

— Вон! — Виктор толкнул брата так, что тот перелетел через опрокинутый стул и рухнул в кучу своих вещей. — ВЫМЕТАЙТЕСЬ, ИЛИ Я ЗА СЕБЯ НЕ РУЧАЮСЬ! Я ТЕБЯ СЕЙЧАС ЭТИМ КЛЮЧОМ УРОЮ!

Виктор поднял разводной ключ над головой. Его глаза были пустыми и жуткими.

Кирилл, подвывая от ужаса, на четвереньках пополз к двери. Жадность испарилась. Остался только животный страх.

— Мы уходим! Уходим! Не подходи! — верещал он, путаясь в ногах.

Они вылетели из квартиры как пробки из шампанского. Чемодан остался валяться раскрытым, тряпки были разбросаны по всему коридору. Жанна даже не стала подбирать свою коробку.

Виктор выскочил за ними на лестничную площадку.

— ЧТОБ НОГИ ВАШЕЙ ТУТ НЕ БЫЛО! — проревел он на весь подъезд, эхо ударило по бетонным стенам. — ДА НУ ВАС К ЧЕРТЯМ СОБАЧЬИМ! ЕЩЁ РАЗ УВИЖУ — УБЬЮ!

Он схватил чемодан и швырнул его вниз по лестнице. Пластиковый корпус с грохотом запрыгал по ступеням, рассыпая остатки гардероба Кирилла и Жанны.

Дверь захлопнулась. Виктор сполз по ней на пол, дыша как загнанная лошадь. Руки тряслись так, что он не мог разжать пальцы, сжимавшие ключ.

Часть 5. Расплата

На улице, возле подъезда, Кирилл пытался собрать свои вещи в сломанный чемодан. У него тряслась нижняя губа. Проходившая мимо пенсионерка с собачкой брезгливо обошла их, глядя на разбросанное нижнее бельё.

— Псих... Натуральный псих, — бормотал Кирилл. — Надо было полицию...

— Какую полицию? — вдруг холодно спросила Жанна. Она стояла в стороне, скрестив руки на груди. Её идеальный макияж не пострадал, но в глазах появилось выражение крайнего презрения.

— Ну, он же напал... Угрожал... — Кирилл поднял голову, ища поддержки у жены. — Жанка, ты же видела?

— Я видела, как ты обделался, — отчеканила она. — Я видела, как ты полз на карачках. И я видела, из-за чего всё это.

— Из-за квартиры! Это наши деньги!

— Это твоя жадность, Кирилл, — Жанна сплюнула на асфальт, чего раньше никогда себе не позволяла. — Ты готов был глотку грызть беременной бабе и брату, который за твоей матерью горшки убирал. Я думала, ты мужчина. Бизнесмен. А ты... Ты дешёвка.

— Ты чего несёшь? — опешил Кирилл. — Мы же вместе хотели... ипотека...

— Я хотела жить нормально. А не побираться у родственников, которых ты ни во что не ставил. Ты жалок. Мне стыдно, что я тут с тобой стояла. Стыдно, что я вообще за тебя замуж вышла.

— Жанна! — крикнул он, когда она развернулась и пошла к своей машине.

— Не звони мне сегодня, — бросила она через плечо. — Я к маме. И документы на развод подам сама. Мне такое чмо рядом не нужно.

Кирилл остался стоять посреди двора, сжимая в руках один носок. Мимо проехала дорогая иномарка жены, обдав его выхлопными газами. Он потерял квартиру. Он потерял уважение брата — навсегда. А теперь, кажется, потерял и жену. Он оглянулся на окна третьего этажа. Там было темно.

***

Виктор сидел в темноте посреди разгромленной комнаты. Адреналин отступил, оставив пустоту. Он медленно встал, поднял с пола уцелевшую фотографию матери в рамке. Стекло треснуло, но лицо осталось нетронутым. Она улыбалась.

Он достал телефон. Пальцы всё ещё плохо слушались. Набрал номер.

— Алло? — голос Нади был сонным и тревожным. — Витя? Всё хорошо?

— Да, Надюш, — выдохнул он. Голос был хриплым, сорванным. — Всё закончилось. Они больше не придут.

— Ты их... уговорил?

Виктор посмотрел на сломанный стул и разбитую вазу.

— Можно и так сказать. Я просто объяснил им, что здесь их никто не ждёт. Спи, родная. Я завтра продолжил ремонт. К вашему возвращению всё будет чисто.

Он отключил звонок и почувствовал, что дышать стало легче. Воздух в квартире был свежим — через разбитое стекло стенки сквозило, выдувая запах старых лекарств и чужой подлости.

Виктор подошёл к окну. Внизу, у подъезда, уже никого не было. Только дворник сметал в кучу какой-то мусор. Виктор знал: брат не вернётся. Страх — сильное чувство, сильнее жадности. А Виктор сегодня показал ему такой страх, который тот запомнит на всю жизнь.

Он взял веник. Надо было убрать осколки. Скоро родится сын, и в этом доме должно быть чисто.

Автор: Анна Сойка ©