Вопрос повис в воздухе, тяжёлый и неудобный, словно старый комод, который пытаются протащить в узкую дверь. Руслан смотрел на жену, сидевшую за кухонным столом. Виктория, как обычно по вечерам, листала ленту в смартфоне, её лицо было расслабленным, почти скучающим. Она даже не подняла глаз, словно её просьба была чем-то само собой разумеющимся, вроде покупки хлеба или оплаты интернета.
— Потому что это семья, Руслан, — лениво протянула она, наконец соизволив оторвать взгляд от экрана. — У Жанны проблемы. Ей нужно закрыть вопрос до конца недели. Пятьдесят тысяч. Для тебя это не такие уж великие деньги.
Руслан медленно поставил кружку на стол. Керамика стукнула о поверхность громче, чем он рассчитывал. Три года. Три года они жили в этой квартире, доставшейся ему от отца. Просторная «трёшка» с высокими потолками, где каждый угол напоминал об основательности и надёжности его семьи. И все эти три года деньги утекали из его карманов в бездонную прорву родственных связей Виктории.
Сначала это были мелочи: лекарства для тёщи, потом — «небольшая помощь» шурину, который вечно искал себя и никак не мог найти работу, достойную его «талантов». Потом тестю понадобились запчасти на древний автомобиль. Руслан давал. Молча, иногда с лёгким раздражением, но давал. Он считал, что так поступают настоящие мужчины — берут ответственность. Но Жанна?
— Вика, я эту Жанну видел один раз на фото, где ей было пять лет, — голос Руслана звучал ровно, но внутри начинал разгораться неприятный огонёк. — Это троюродная сестра, которая живёт за две тысячи километров. С чего вдруг я должен спонсировать её жизнь? У нас, между прочим, свои планы были. Мы хотели обновить машину.
Виктория отложила телефон. Её брови сошлись на переносице, красивое лицо исказила гримаса недовольства. Она не любила, когда ей отказывали. В её картине мира Руслан был функцией. Полезной, надёжной, обеспечивающей функцией.
— Ты сейчас серьёзно будешь считать копейки? — в её голосе прорезались визгливые нотки. — Это же родная кровь! Человек в беде! А ты... Ты просто жадный.
— Жадный? — переспросил Руслан. — Я оплатил твоей маме санаторий месяц назад. Я купил твоему брату ноутбук, чтобы он мог, наконец, «начать бизнес», который, кстати, так и не начался. А теперь ты просишь полсотни для человека, которого я не знаю, просто потому, что тебе неудобно ей отказать? НЕТ.
Виктория резко встала. Стул с противным скрежетом отъехал назад.
— Значит так? — она уперла руки в бока. — Значит, для тебя деньги важнее семьи? Ты мелочный, Руслан. Я не думала, что ты такой... сухарь. Жанна звонила мне в слезах.
— Твою мать! — не выдержал Руслан, хотя обычно сдерживался. — Пусть она идёт работать! Или пусть возьмёт кредит. Я не благотворительный фонд имени святой Виктории.
— Ах так? — глаза жены сузились. — Ну смотри. Пожалеешь.
Она выскочила из кухни, громко топая пятками. Руслан остался один. Он смотрел на остывающий ужин и чувствовал, как усталость наваливается на плечи бетонной плитой. Ему казалось, что он живёт не с женщиной, которую когда-то полюбил, а с капризным ребёнком, уверенным, что булки растут на деревьях, а деньги появляются в тумбочке сами собой.
***
На следующий день был выходной. Руслан надеялся, что буря утихла, что Виктория переспала с мыслью об отказе и поняла его правоту. Но он ошибся. Когда он вышел в гостиную, там уже сидела Алла Сергеевна — его тёща. Она восседала в кресле, словно судья на процессе, а Виктория, с видом несчастной жертвы, примостилась на диване рядом.
Алла Сергеевна была женщиной грузной, любящей яркие кофты и безапелляционные суждения. Она никогда не говорила тихо, её голос всегда заполнял всё доступное пространство.
— Русланчик, — начала она елейно, но в глазах стоял холодный расчёт. — Викуля мне всё рассказала. Я, честно говоря, удивлена. Мы ведь тебя в семью приняли как родного. А ты, оказывается, копейки считаешь, когда родня в беде.
Руслан глубоко вздохнул. Началась вторая часть Марлезанского балета.
— Алла Сергеевна, здравствуйте, — сухо поздоровался он. — Во-первых, пятьдесят тысяч — это не копейки. Во-вторых, я не понимаю, почему проблемы взрослой женщины, которую я не знаю, должны решаться за мой счёт. У Жанны есть муж, есть родители.
— У Жанны сложная ситуация! — взвизгнула Виктория с дивана. — Ты что, не можешь понять? Ей стыдно просить у мужа!
— А у меня просить не стыдно? — усмехнулся Руслан.
— Ты нас не уважаешь! — рявкнула тёща, мгновенно сбросив маску добродушия. — Жмот! Да если бы мой покойный муж узнал, как ты с моей дочерью обращаешься, он бы тебе показал! Мы к тебе со всей душой, а ты...
— А что я? — Руслан почувствовал, как злость начинает пульсировать в висках. — Я содержу вашу дочь. Я помогаю вам. Я ни разу не упрекнул вас куском хлеба. Но есть границы. Наглость — это просить деньги на троюродных сестёр, когда у самих зарплата улетает на тряпки за неделю.
Виктория вскочила. Её лицо пошло красными пятнами.
— Не смей так говорить про мою зарплату! Я трачу на себя, чтобы тебе было не стыдно со мной выйти! — закричала она. — Всё, хватит! Я ставлю вопрос ребром. Или ты сейчас же переводишь деньги Жанне, доказывая, что тебе не плевать на мою семью, или... или я собираю вещи и еду к маме!
В комнате повисла пауза. Алла Сергеевна победно сложила руки на груди, уверенная, что зять сейчас испугается, начнёт извиняться и полезет за кошельком. Виктория смотрела на мужа с вызовом, ожидая капитуляции.
Руслан посмотрел на них. На эти лица, полные претензий и уверенности в своей правоте.
— Вы сейчас серьёзно? — тихо спросил он. — Ультиматум?
— Да! — хором ответили женщины.
— Думаете, я испугаюсь? — Руслан покачал головой. — Иди ты к лешему с такими условиями, Вика.
— Что?! — Виктория задохнулась от возмущения. — Ты выгоняешь меня?
— Ты сама сказала: или деньги, или к маме. Денег не будет. Вывод делай сама.
— Да пошёл ты! — взвизгнула жена. — Я уйду! Но учти, обратно ты меня на коленях будешь умолять вернуться!
Она демонстративно развернулась и ушла в спальню. Тёща поднялась, оправила кофту и смерила зятя презрительным взглядом.
— Ты совершаешь ошибку, Руслан. Огромную ошибку. Вика — золото, а ты её не ценишь.
— Золото нынче дорого в обслуживании, а блеска мало, — огрызнулся он. — Алла Сергеевна, не задерживайтесь.
Женщина фыркнула и поплыла к выходу. Руслан сел на диван. Ему не было страшно. Ему было противно.
***
Вечером того же дня он сидел в гараже у своего старого друга Вадима. Гараж пах машинным маслом, старой резиной и мужским спокойствием. Вадим, коренастый, вечно перемазанный в мазуте автомеханик, протирал ветошью какую-то деталь.
— Ну и дурак ты будешь, если поведёшься, — сказал Вадим, выслушав сбивчивый рассказ Руслана. — Пятьдесят штук на какую-то левую тётку? Да ну тебя в пень с такой щедростью.
— Дело не в деньгах, Вадик, — Руслан крутил в руках гаечный ключ. — Дело в отношении. Она поставила условие. Типа, если не дашь — уеду. И смотрела так... Словно проверяла, насколько я на крючке.
— А ты на крючке? — Вадим прищурился. — Рус, давай честно. Я твою Вику знаю давно. Она баба видная, не спорю. Но ты вспомни, она хоть раз была одна? До тебя был этот, как его, мажорчик на БМВ. До него — тот коммерсант. Она не умеет быть одна. Ей нужен не ты, а хост. Носитель. Ресурсы.
Руслан хотел возразить, сказать, что это не так, что была любовь, но слова застряли в горле. Он вспомнил начало их отношений. Виктория тогда только рассталась с кем-то и тут же, буквально через неделю, "случайно" встретила Руслана. Она сразу переехала к нему. Мягко так, незаметно. Сначала зубная щётка, потом халат, потом чемодан. Она свила гнездо, но гнездо это было построено из его веток.
— У неё нет любви, брат, — безжалостно продолжал Вадим, бросая деталь в ящик. — У неё привычка. Привычка, что за ней кто-то убирает, кто-то платит, кто-то решает проблемы. Ты для неё — удобный диван. А сейчас диван вдруг стал жёстким и перестал выдавать купюры. Вот она и бесится.
— Думаешь, она только пугает? — спросил Руслан.
— Зуб даю. Она никуда не уедет. Куда ей ехать? К маме в "хрущёвку", где ремонта не было с девяностых? Где на одной кухне две хозяйки не уживутся? Она сейчас посидит, подуется, а завтра начнёт давить на жалость или на секс. Классика.
Руслан молчал. В голове всплывали картинки: Виктория, требующая новый телефон, потому что у старого "камера не та"; Виктория, отказывающаяся готовить, потому что "устала на маникюре"; Виктория, всегда недовольная его подарками.
— Да будь ты проклят, Вадик, со своей правдой, — горько усмехнулся Руслан. — Но ты прав.
— Катись ты колбасой с такими благодарностями, — хохотнул друг. — Главное, стой на своём. Если сейчас прогнёшься — всё, тебе конец. Будешь до старости всю её родню кормить, пока сам без штанов не останешься.
***
Когда Руслан вернулся домой, в квартире было тихо. Не тоскливо-тихо, а напряжённо, словно перед грозой. Чемоданы стояли в прихожей. Два огромных саквояжа, набитых вещами. Виктория сидела в гостиной, листая журнал. Она была одета, накрашена, словно собиралась на приём.
Увидев мужа, она отшвырнула журнал.
— Ну что? Нагулялся? — её голос сочился ядом. — Я ждала тебя, чтобы сказать в лицо. Я ухожу. Мама примет меня. А ты оставайся тут со своими деньгами, скряга.
Она ждала. Ждала, что он бросится к дверям, перегородит путь, начнёт извиняться. Она знала этот сценарий. Мужчины всегда боятся одиночества. Мужчинам нужен уют, борщ и тёплое тело рядом.
Руслан посмотрел на неё. Внутри что-то клокотало, но это была не обида. Это была ярость. Слепая, горячая, очищающая злость на эти три года использования. На то, что его считали идиотом.
— Ты ждёшь денег? — спросил он.
— Я жду поступка мужчины! — пафосно заявила она. — Переводи деньги, извинись перед мамой, и, может быть, я останусь.
Руслан подошёл к журнальному столику. На нём стояла ваза из богемского стекла — подарок её тётки, которую они ни разу не использовали по назначению, но которая всегда должна была стоять на видном месте.
— Поступок мужчины? — переспросил он, и его голос вдруг сорвался на крик. — ПОСТУПОК?!
Он схватил вазу и с размаху швырнул её об пол. Звон разбитого стекла прозвучал как выстрел. Осколки разлетелись веером, сверкая в свете люстры.
Виктория вскрикнула и вжалась в спинку дивана. Она никогда не видела Руслана таким. Он всегда был спокойным, рассудительным. А сейчас перед ней стоял чужой человек с безумными глазами.
— ДА ГОРИ ОНО ВСЁ СИНИМ ПЛАМЕНЕМ! — заорал Руслан, и лицо его исказилось. — Ты хочешь денег? ХРЕН ТЕБЕ! Ты хочешь уйти? КАТИСЬ!
Он схватил с полки какую-то статуэтку — нелепого фарфорового кота — и запустил им в стену. Кот разлетелся в пыль, оставив вмятину на обоях.
— Руслан, ты что... — пролепетала Виктория, бледнея. — Ты псих? Успокойся!
— Я успокоюсь, когда духу твоего здесь не будет! — Он ходил по комнате, пиная разбросанные вещи. — Достала! Три года я пашу как проклятый, а тебе всё мало! Твоей мамаше мало! Твоим братикам-сестричкам мало! ДА ПОДАВИСЬ ТЫ СВОИМИ ЗАПРОСАМИ!
Он подлетел к шкафу, распахнул дверцы и начал вышвыривать её оставшиеся вещи на пол. Блузки, джинсы, платья летели в кучу.
— Собирайся! Живо! — орал он. — Ты же к маме хотела? ВПЕРЁД! Чтобы через пять минут тебя тут не было!
Виктория сидела, парализованная страхом. Она не ожидала такого. Она рассчитывала, что он будет нудным, будет уговаривать, логически обосновывать. Но истерика? Гнев? Это выбило почву из-под ног. Она вдруг поняла, что перегнула палку. Что этот ресурс, этот надёжный Руслан сломался и стал опасным.
— Я... я не могу так быстро... — пробормотала она, глаза её наполнились слезами страха, а не манипуляции.
— Не можешь? Я помогу! — рявкнул он.
Руслан схватил её чемоданы, стоявшие в прихожей. Рывком распахнул входную дверь.
— Выноси! Сама! Или я их в окно выкину!
Виктория, дрожащими руками подхватив сумочку, посеменила к выходу. Вся её спесь, вся наглость испарились, оставив только животный страх перед разъярённым самцом, защищающим свою территорию.
***
Он буквально затолкал чемоданы в багажник своего кроссовера. Крышка захлопнулась с грохотом, похожим на приговор. Виктория села на пассажирское сиденье, вжав голову в плечи. Она не смела произнести ни слова.
Руслан вёл машину жёстко, резко перестраиваясь, превышая скорость. В салоне не играла музыка. Было слышно только, как гудит мотор и как шумно дышит он сам, пытаясь унять адреналиновый шторм.
— Руслан, давай поговорим... — тихо пискнула жена, когда они остановились на светофоре.
— ЗАТКНИСЬ! — оборвал он её, ударив ладонью по рулю. — Разговор окончен. Ты свой выбор сделала. Ультиматум, помнишь?
— Я не хотела... Я просто...
— Ты просто хотела прогнуть меня. Не вышло. Иди ты в баню со своими играми.
Остаток пути проделали молча. Подъехав к дому тёщи, Руслан резко затормозил у подъезда, едва не задев бордюр. Он выскочил из машины, открыл багажник и вышвырнул чемоданы прямо на асфальт. Один из них упал на бок, ручка жалобно хрустнула.
Виктория вышла из машины, медленно, словно во сне. Она смотрела на свои вещи, валяющиеся в грязи, на знакомый обшарпанный подъезд, в который так не хотела возвращаться.
В этот момент дверь подъезда открылась, и на пороге появилась Алла Сергеевна — видимо, ждала дочь с победой, или просто вышла вынести мусор. Увидев картину, она застыла с открытым ртом.
— Руслан? Что происходит? — просипела тёща.
— Принимайте посылку! — крикнул Руслан, садясь обратно за руль. — Доставка бесплатно! Возврату и обмену не подлежит!
— Ты что творишь, ирод?! — заголосила Алла Сергеевна, понимая, что "золотая жила" уезжает. — Вика! Сделай что-нибудь!
Виктория стояла, обхватив себя руками. Ей было холодно, хотя вечер был тёплым.
— УБИРАЙТЕСЬ! — крикнул Руслан напоследок, хотя они и так были на улице. — Оба! Чтоб я вас больше не видел!
Он нажал на газ. Машина сорвалась с места, оставив за собой шлейф выхлопных газов и две растерянные фигуры у подъезда старой панельки.
Виктория смотрела вслед удаляющимся красным огням. В этот момент до неё дошло всё. Она потеряла не просто мужа. Она потеряла комфорт. Потеряла возможность не работать месяцами. Потеряла машину, на которой ездила по магазинам. Потеряла просторную квартиру с евроремонтом. Потеряла статус замужней благополучной женщины, которым так кичилась перед подругами.
— Мама... — прошептала она, глядя на грязный чемодан. — Что мы наделали?
— Да чтоб ему пусто было! — плюнула Алла Сергеевна, но в глазах её читался испуг. — Ничего, доча. Он ещё прибежит. Куда он денется? Попсихует и вернётся.
Но Виктория знала — не вернётся. Она видела его глаза, когда он бил вазу. Там не было жалости. Там было освобождение.
Руслан ехал по ночному городу. Руки всё ещё дрожали, но дыхание выравнивалось. Он включил радио. Играл какой-то старый рок. Он сделал погромче. Он ехал домой, где никто не будет требовать денег, где никто не будет смотреть на него как на кошелёк, где можно будет просто сесть, открыть пиво и включить футбол, не выслушивая нотации о том, что "надо развиваться".
Он был один. И это было прекрасно.
Автор: Анна Сойка ©