Таня припарковала машину у дома свекрови ровно в четыре часа дня. Обычно она приезжала к пяти, но сегодня управилась с делами раньше и решила не терять время.
— Я пойду! — крикнула она Мише, который возился с телефоном на заднем сиденье.
— Погоди минутку, — пробормотал сын, не отрываясь от экрана.
Таня вышла из машины, поправила шарф и направилась к крыльцу. Дверь была приоткрыта — Лидия Петровна, ее свекровь, часто оставляла ее незапертой, когда ждала гостей. Таня толкнула дверь и замерла на пороге.
Из гостиной доносились голоса. Громкие, взволнованные.
— Лида, ты понимаешь, что творишь? — это была Вера Сергеевна, сестра свекрови.
— Прекрасно понимаю, — отрезала Лидия Петровна. — Это мое решение, и я его не изменю.
— Но Олег твой сын! Единственный сын! Как ты можешь лишить его наследства?
Таня почувствовала, как сердце екнуло. Она застыла в прихожей, не решаясь войти и не смея уйти.
— Я никого не лишаю, — холодно ответила свекровь. — Я просто распоряжаюсь своим имуществом так, как считаю нужным.
— Ты хочешь отдать дачу Ксении! Твоей племяннице! А что же твой собственный сын?
— Олег получит квартиру. Этого более чем достаточно.
— А дача? Та самая дача, которую вы с Петром строили тридцать лет? Где Олег провел все свое детство?
Послышался звук шагов, и Таня инстинктивно отступила за дверь, прижавшись к стене.
— Олег променял эту дачу на свою Таньку много лет назад, — голос Лидии Петровны звучал жестко. — Когда он женился на ней, несмотря на мои просьбы подождать, он сделал выбор. Теперь я делаю свой.
— Лида, ради Бога! Таня — хорошая жена, хорошая мать!
— Хорошая? — свекровь усмехнулась. — Она превратила моего сына в тряпку. Раньше он со мной советовался по каждому вопросу, а теперь? Теперь он даже не звонит, если она не разрешит.
— Это глупости, и ты это знаешь.
— Я знаю, что моего сына больше не существует. Есть только ее муж. И я не собираюсь отдавать дачу, где похоронены мои мечты о совместных внуках, женщине, которая отняла у меня сына.
Таня закрыла глаза. В ушах шумело.
— Мама, ты идешь? — Миша появился рядом, и его голос прозвучал до неприличия громко.
— Тихо! — прошипела Таня, но было поздно.
Разговор в гостиной оборвался. Послышались быстрые шаги, и в дверях появилась Лидия Петровна. На ее лице на секунду промелькнуло замешательство, но она быстро взяла себя в руки.
— А, Танечка! — голос ее зазвенел фальшивой радостью. — Как хорошо, что вы приехали! Проходите, проходите! Мишенька, мой золотой, иди к бабушке!
Таня заставила себя улыбнуться.
— Здравствуйте, Лидия Петровна. Мы немного раньше, простите.
— Что вы, что вы! Проходите в гостиную, я как раз пирог испекла.
Вера Сергеевна стояла у окна, отвернувшись. Ее плечи были напряжены.
— Здравствуйте, — тихо сказала Таня.
— Танюша, — Вера Сергеевна обернулась, и на ее лице было написано такое сочувствие, что Таня почувствовала, как к горлу подкатывает комок. — Как хорошо тебя видеть.
Следующий час тянулся мучительно медленно. Лидия Петровна щебетала о погоде, о соседях, о каких-то знакомых, которых Таня не знала. Миша уплетал пирог и с жаром рассказывал бабушке о новой компьютерной игре. Таня пила чай и механически кивала, не слыша ни слова.
«Отняла у нее сына», — билось в голове. «Превратила в тряпку». «Где похоронены мои мечты о совместных внуках».
— Танечка, вы что-то не едите, — заметила Лидия Петровна. — Вам не нравится мой пирог?
— Очень вкусно, — выдавила Таня. — Просто... немного устала.
— Конечно, конечно. Вы же так много работаете. Бедный Олежек, небось вечерами остается голодным.
— Мама всегда готовит, — вмешался Миша. — Вчера был потрясающая лазанья!
— Лазанья, — повторила свекровь, и в ее голосе прозвучала едва уловимая насмешка. — Как... современно.
Таня сжала кулаки под столом.
Наконец, когда стрелки часов показали половину седьмого, она не выдержала.
— Лидия Петровна, нам пора. У Миши завтра контрольная.
— Ой, какая жалость! — свекровь всплеснула руками. — Мы так редко видимся!
— До свидания, баб! — Миша расцеловал бабушку и убежал одеваться.
Таня медленно натягивала куртку, когда почувствовала на себе взгляд свекрови.
— Танечка, — негромко сказала Лидия Петровна. — Вы ведь понимаете, что я люблю своего сына?
Таня обернулась. Их глаза встретились.
— Понимаю, — так же тихо ответила она. — Вопрос в том, любите ли вы его настолько, чтобы отпустить.
Она вышла, не дожидаясь ответа.
Дома Олег встретил их в дверях.
— Ну как? Мама была в ударе? — он улыбался, но Таня видела усталость в его глазах. Рабочий день у него был тяжелым.
— Олег, нам нужно поговорить, — сказала Таня, когда Миша скрылся в своей комнате.
— Что-то случилось?
Таня прошла на кухню, включила чайник. Руки дрожали.
— Я сегодня приехала раньше, — начала она, не оборачиваясь. — И услышала разговор твоей матери с Верой Сергеевной.
— И?
— Твоя мать собирается оставить дачу Ксении. А тебе только квартиру.
Повисла тишина. Таня обернулась. Олег стоял посреди кухни, и лицо его было совершенно бесстрастным.
— Я знаю, — наконец произнес он.
— Ты... знаешь?
— Мама сказала мне месяц назад. Сказала, что я должен понять ее решение. Что после того, как я женился на тебе вопреки ее воле, она имеет право распорядиться своим имуществом так, как считает нужным.
Таня почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Месяц назад? И ты мне не сказал?
— Я не хотел тебя расстраивать.
— Не хотел расстраивать? — голос ее сорвался на крик. — Олег, твоя мать лишает тебя наследства! Из-за меня! И ты молчал целый месяц?
— Таня, успокойся...
— Не смей говорить мне успокоиться! — она подошла к нему вплотную. — Что ты ей ответил? Что ты сказал, когда она объяснила, почему лишает тебя дачи, где прошло твое детство?
Олег отвел взгляд.
— Я сказал... что это ее право.
— Ее право? — Таня не верила своим ушам. — Олег, она обвиняет меня в том, что я отняла у нее сына! Она говорит, что я превратила тебя в тряпку! И ты просто соглашаешься?
— Она имеет право на свое мнение.
— Это не мнение, это оскорбление! Оскорбление тебя и меня!
Олег тяжело вздохнул и опустился на стул.
— Таня, я устал. Я очень устал. Устал разрываться между вами. Устал от этой войны, которая длится семь лет. Семь лет, Таня! И я больше не могу.
— Какой войны? — Таня присела напротив. — Олег, я никогда не воевала с твоей матерью. Я просто пыталась построить нашу семью.
— Нашу семью... — он усмехнулся. — Знаешь, в чем проблема? Мама считает, что наша семья — это предательство ее семьи. А ты считаешь, что ее семья — угроза нашей. И я посередине, как дурак.
— Я никогда так не считала!
— Правда? — он посмотрел на нее в упор. — А почему мы ездим к маме раз в месяц? Почему она не может прийти к нам просто так, без приглашения? Почему каждый раз, когда она предлагает помочь с Мишей, ты находишь причину отказаться?
Таня почувствовала, как краска заливает щеки.
— Потому что каждый раз, когда она приходит, она начинает меня критиковать! Мой суп недостаточно горячий, Миша недостаточно тепло одет, квартира недостаточно чистая! И каждый раз она начинает рассказывать, как было при ней, как ты был послушным и как всё изменилось!
— Она просто беспокоится!
— Она просто не может смириться с тем, что ты вырос! — Таня встала. — Олег, я пыталась. Клянусь, я пыталась найти с ней общий язык. Но она не хочет видеть во мне твою жену. Она хочет видеть соперницу. Соперницу, которая явилась и еще повесила на твою шею чужого ребенка…
— Не говори так! Может быть, если бы ты больше старалась...
— Больше? — Таня засмеялась, и в этом смехе не было ничего веселого. — Олег, я готовлю ее любимые блюда, когда она приходит. Я покупаю подарки на все праздники. Я вожу к ней Мишу каждые выходные. Что еще ты хочешь от меня? Чтобы я растворилась? Исчезла?
Олег молчал, глядя в стол.
— Знаешь, что она сказала сегодня Вере Сергеевне? — продолжала Таня. — Что не хочет отдавать дачу, где похоронены ее мечты о совместных внуках. О совместных!
— Это наше дело. Но это не повод относиться к поездкам к матери как к невыносимой обязанности, — тихо сказал он.
— Потому что каждый раз, когда мы приезжаем, она находит способ испортить все! В прошлом году она весь отпуск читала мне нотации о том, что Миша слишком много времени проводит за компьютером. А когда я попыталась объяснить, что это его хобби, она сказала, что растила бы ребенка по-другому!
— Может быть, в чем-то она права...
Таня застыла.
— Что ты сказал?
Олег поднял голову. В его глазах было что-то новое — не злость, не раздражение, а какая-то безнадежная усталость.
— Может быть, она в чем-то она права, Таня. Может быть, я действительно изменился. Может быть, я действительно стал другим человеком.
— И это плохо?
— Я не знаю, — он потер лицо руками. — Иногда я смотрю на свою жизнь и не узнаю себя. Раньше я был уверенным в себе. У меня были планы, мечты. А теперь я просто хожу на работу и возвращаюсь домой. И мне кажется, что я потерял что-то важное.
— И ты считаешь, что это из-за меня?
— Я не знаю, — он посмотрел на нее. — Честно? Я не знаю. Но мама... она помнит меня другим. И иногда мне кажется, что тот я был лучше.
Таня медленно отошла к окну. За стеклом падал снег, и город был тих и спокоен. Она думала о семи годах брака. О том, как они встретились на работе, как Олег три месяца добивался её внимания. О том, как он сделал предложение под дождем, и она сказала "да", не раздумывая. О том, как Лидия Петровна плакала на свадьбе — и Таня тогда думала, что от счастья.
— Знаешь, Олег, — наконец сказала она, не оборачиваясь. — Я услышала сегодня еще кое-что. Твоя мать сказала, что ты променял дачу на меня. Что сделал выбор.
— Таня...
— И теперь я понимаю, что она права. Ты сделал выбор. Семь лет назад. — Она обернулась. — Вопрос в том, жалеешь ли ты о нем?
Олег открыл рот, но она подняла руку.
— Не отвечай сейчас. Подумай. Потому что если ты жалеешь — если ты действительно считаешь, что потерял что-то важное, женившись на мне, — тогда нам нужно серьезно поговорить о нашем будущем.
Она вышла из кухни и направилась в спальню. Олег не последовал за ней.
Всю ночь Таня не могла уснуть. Она слышала, как Олег ворочается на диване в гостиной. Несколько раз ей хотелось встать, пойти к нему, обнять, сказать, что всё будет хорошо. Но она не была уверена, что так и будет.
Утром за завтраком Миша смотрел на взрослых с беспокойством.
— Вы поругались?
— Нет, солнышко, — улыбнулась Таня. — Просто устали.
— Бабушка говорит, что взрослые не должны показывать усталость детям, — задумчиво произнес Миша. — Что это признак слабости.
Таня и Олег переглянулись.
— Бабушка много чего говорит, — вздохнул Олег. — Но не всё из этого правильно.
Когда Миша ушел в школу, они снова остались одни.
— Я думал всю ночь, — начал Олег.
Таня замерла с чашкой кофе в руках.
— И?
— И я понял, что ты права. Мама никогда не примет тебя. Не потому что ты плохая, а потому что ты — не она. Она хочет, чтобы я жил ее жизнью, принимал ее решения, любил ее любовью.
— Олег...
— Дай мне договорить, — он подошел ближе. — Я изменился, когда женился на тебе. Это правда. Но знаешь, что я понял? Я изменился к лучшему. Тот я, которого помнит мама, был не уверенным в себе. Он был напуганным. Он боялся сделать неправильный выбор, расстроить маму, не оправдать ожиданий. А теперь...
Он взял ее руку.
— А теперь я знаю, чего хочу. Я хочу семью, где можно быть собой. Где можно быть усталым и это нормально. Где можно готовить лазанью вместо борща и это никого не оскорбляет. Я хочу жену, которая будет моим партнером, а не моей второй матерью. И я хочу, чтобы Миша рос в доме, где любовь не зависит от послушания.
Таня почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.
— Ты это серьезно?
— Абсолютно. Я позвоню маме сегодня. И скажу ей, что не принимаю ее условий. Если она хочет лишить меня наследства — пусть. Дача — это просто дом. А семья — это люди, которые рядом. И я выбираю вас с Мишей.
— А как же твоя мать? Ты же не можешь просто вычеркнуть ее из жизни.
— Не собираюсь. Но я собираюсь установить границы. Она может быть бабушкой Миши и моей матерью. Но она не может диктовать, как мы живем нашу жизнь. И она определенно не может наказывать тебя за то, что ты моя жена.
Таня обняла его, уткнувшись лицом в плечо.
— Мне страшно, — призналась она. — Страшно, что мы потеряем ее окончательно.
— Знаешь, что странно? — Олег гладил ее по волосам. — Мне тоже страшно. Но еще страшнее было бы потерять тебя.
Разговор с Лидией Петровной состоялся в воскресенье. Олег поехал один — Таня предложила остаться дома, и он согласился.
Вернулся он поздно вечером, бледный и молчаливый.
— Ну? — Таня не выдержала.
— Она не хочет слушать, — он снял куртку. — Я попытался объяснить. Сказал, что люблю ее, но не могу жить по ее правилам. Что мы можем быть семьей, но на других условиях.
— И что она ответила?
— Что я сделал свой выбор семь лет назад. И что теперь должен жить с последствиями.
Таня подошла и обняла его.
— Мне жаль.
— Я тоже, — он прижал ее к себе. — Но знаешь что? Я не жалею о своем выборе. Ни тогда, ни сейчас.
Через несколько дней пришло письмо от нотариуса. Официальное уведомление о том, что Лидия Петровна изменила завещание. Олег прочитал его и положил в ящик стола, не сказав ни слова.
В следующее Рождество они впервые за семь лет не поехали к свекрови. Вместо этого они пригласили друзей, приготовили индейку и провели день так, как хотели — без напряжения, без неловкого молчания, без ощущения, что ходишь по минному полю.
Миша спросил про бабушку только один раз.
— Она придет к нам?
— Когда-нибудь, — ответил Олег. — Когда будет готова.
— А если не будет готова никогда?
Олег посмотрел на Таню, и она увидела в его глазах не сожаление, а какую-то грустную уверенность.
— Тогда мы будем жить дальше. Потому что семья — это не место, где ты родился. Это место, где тебя принимают таким, какой ты есть.
Снег за окном продолжал падать, укрывая город белым одеялом. Где-то на другом конце города в пустом доме сидела одинокая женщина и смотрела на фотографию своего сына. Фотографию семилетней давности, где он улыбается, стоя рядом с ней.
А в маленькой квартире на восьмом этаже другая семья встречала праздник. Несовершенная, но настоящая. И это было самым ценным подарком, который они могли дать друг другу.