Деда похоронили в мерзлую землю. Копатели матерились, ломали ломы, грели грунт кострами, но дело свое сделали. Я, единственный внук, остался в его доме на ночь — таков обычай, да и документы нужно было разобрать.
Дом у деда был старый, но крепкий, пятистенок. А вот окна он поменял год назад. Поставил дорогие, тройные стеклопакеты. «Чтобы тепло не уходило, — говорил он. — Старые рамы сквозят, как решето».
Я сидел на кухне. На столе — недопитая бутылка водки, накрытая хлебом стопка, фотография деда с черной лентой. Тишина стояла такая, что звенело в ушах. За окном — глухая, чернильная зимняя ночь. Ни фонарей, ни луны, только снежная муть.
Часы пробили два ночи.
И в ту же секунду я услышал звук.
Тук.
Тихий, аккуратный звук. Будто кто-то вежливо проверяет, дома ли хозяева.
Я вздрогнул. Звук шел со стороны окна, которое выходило в огород. А за огородом, метрах в трехстах, начинался погост.
— Ветка, — сказал я сам себе вслух. — Ветер качает сирень.
Тук. Тук.
Ритмично. Осознанно. Ветка так не стучит. Ветка скребет, шуршит. А это был именно стук. Костяшкой пальца по стеклу.
Я встал, подошел к окну. Вгляделся в черноту.
Из-за разницы температур (в доме тепло, снаружи минус тридцать) и света люстры я видел только свое отражение. Бледное, испуганное лицо.
Я приложил ладони к вискам, отсекая свет.
И отшатнулся так резко, что сбил стул.
С той стороны, вплотную к стеклу, белело лицо.
Оно висело в темноте, словно маска. Глаза были закрыты. Рот слегка приоткрыт, обнажая желтые зубы. Кожа была серой, в пятнах могильной глины.
Это был дед.
Только не тот дед, который учил меня рыбачить. Это была пустая оболочка. Механизм, поднятый из земли какой-то чудовищной, злой силой.
Он стоял (или висел?) и медленно, методично бил согнутым указательным пальцем в стекло.
Тук... Тук... Тук...
— Деда? — прошептал я, чувствуя, как ноги становятся ватными.
Он открыл глаза.
В них не было зрачков. Только мутная, белесая пелена, как у вареной рыбы. Он увидел меня. Увидел свет.
Его лицо дрогнуло. Губы растянулись в улыбке, от которой мне захотелось завыть.
Стук изменился.
Он сжал руку в кулак. Кожа на костяшках была содрана, виднелась кость.
БУМ.
Стеклопакет загудел.
БУМ. БУМ.
Удары стали тяжелыми, глухими. Он бил размеренно, в одну точку. Прямо по центру окна.
Я попятился к выходу из кухни. Бежать? Куда? На улицу, где он меня и встретит? В машине ключи в замке, но до машины надо добежать. А он стоит у окна, он увидит.
— Уходи! — крикнул я срываясь. — Ты умер! Тебя нет!
Он не слышал. Или ему было плевать. Он продолжал долбить.
БУМ!
Стеклопакет выдержал. Тройное стекло, армированный профиль. Дед знал, что покупать. Какая ирония — он сам построил преграду, которую теперь штурмовал.
Мертвец остановился.
Он понял, что кулак не работает. Он наклонился вперед.
Он уперся лбом в стекло. И начал бить головой.
БАХ!
Звук был страшным. Влажным и хрустящим одновременно. Звук удара кости о бронированное стекло.
Он отводил голову назад, как дятел, и с размаху, всем весом мертвого тела, впечатывал лоб в преграду.
БАХ!
На стекле, с той стороны, осталось темное пятно. Но он не чувствовал боли. Он был молотом.
БАХ!
Я увидел, как по первому, внешнему стеклу побежала тонкая, змеиная трещина.
— Нет... — проскулил я.
БАХ!
Трещина расширилась, превратилась в паутину. Осколки внешнего стекла посыпались в сугроб.
Осталось два стекла.
Он не останавливался. Его лицо превратилось в месиво, но он продолжал бить. Ритм не сбивался ни на секунду.
Он хотел внутрь. Не убить. Не съесть. Он просто хотел домой. В тепло. К живому. И если он войдет — я не жилец. Нельзя находиться в одном помещении с тем, кто вернулся оттуда. Сама смерть, которую он принес на плечах, остановит мое сердце.
Я схватил нож со стола. Бесполезно. Что я сделаю ножом трупу?
Я посмотрел на него. Он бил в стекло, глядя прямо на люстру. На свет.
Свет!
Он идет на свет. Как мотылек. Он видит жизнь, потому что она светится.
Я метнулся к выключателю. Щелк!
Кухня погрузилась во тьму.
Удары прекратились мгновенно.
Тишина.
Я стоял, прижавшись спиной к холодильнику, и не дышал. Сердце колотилось так, что казалось, ребра сломаются.
Секунда. Две. Десять.
В темноте я услышал шорох за окном. Скрип снега.
Он потерял ориентир.
Я медленно, на ощупь, начал сползать на пол. Нельзя, чтобы он увидел мой силуэт на фоне других окон.
И тут...
Моя нога предательски скрипнула по старой половице.
Тихий, сухой звук дерева.
Этого хватило.
Он услышал. В мертвой тишине этот скрип прозвучал как выстрел.
Он резко повернул голову. Я почувствовал, как его пустые глазницы уставились в темноту, прямо туда, где я стоял.
— Ту-у-ут... — прохрипел он.
БАХ!
Удар пришелся по среднему стеклу. С новой, чудовищной силой. Он взревел — глухо, утробно, без участия голосовых связок.
Второе стекло треснуло.
Осталось последнее. Внутреннее.
Я понял: мне не спрятаться, если я останусь здесь. Он знает, где я. Он чувствует тепло.
Я пополз. На животе, по-пластунски, в коридор.
В коридоре был люк в подпол. Дед хранил там картошку.
Я открыл крышку люка. Тихо, стараясь не скрипнуть петлями.
С кухни донесся звон. Это осыпалось второе стекло.
Теперь нас разделяла тонкая перегородка последнего стекла. Еще пара ударов — и он в доме.
Я нырнул в подпол. В сырую, затхлую темноту. Опустил крышку над головой. Но не до конца — оставил щелочку, чтобы не задохнуться, и прижал задвижку пальцем.
Я лежал на мешках с картошкой, свернувшись в клубок.
Наверху, в доме, раздался грохот.
ДЗЫНЬ!
Это лопнуло последнее стекло. Осколки брызнули на кухонный пол.
В дом ворвался ветер. Я услышал вой метели, гуляющей по кухне.
И тяжелый звук падения тела на пол.
Шлеп.
Он влез.
Я зажал рот рукой, кусая пальцы до крови, чтобы не закричать.
Тяжелые, шаркающие шаги.
Шарк... Шарк...
Он шел по кухне. Он задевал стулья, опрокидывал табуретки. Он был дезориентирован. Света не было.
Он рычал. Тихо, вопросительно.
— Ви-и-итя... — просипел он. Голос был похож на скрежет камней. — Я пришел... Включи свет... Холодно...
Шаги приблизились к коридору.
Он остановился прямо над люком.
Я видел сквозь щель между досками пола слабый отблеск — видимо, его глаза светились в темноте гнилушками.
Я перестал дышать. Мои легкие горели, но я знал: один вздох, один писк — и он поднимет крышку. И тогда конец.
Сверху капало. Что-то густое, темное просачивалось сквозь щели в полу и капало мне на лицо. Кровь. Его разбитая голова кровоточила, размораживаясь в тепле дома.
Капля упала мне на губу. Она была ледяной и горькой, как полынь.
Он стоял надо мной вечность. Я чувствовал его тяжесть, давящую на доски.
— Спрятался... — прошептал он. — Обидел деда...
Он топнул ногой. Пыль посыпалась мне в глаза.
Но он не открыл люк. Его мертвое сознание не могло догадаться. Для него я просто исчез. Растворился.
Шаги удалились.
Я слышал, как он ходит по комнатам. Ломает мебель. Рвет шторы. Он искал меня, круша всё на своем пути в слепой ярости.
Потом он нашел телевизор. Видимо, увидел свое отражение в выключенном экране. Раздался удар, звон кинескопа.
К четырем утра он затих.
Просто остановился посреди зала.
Я просидел в подполе до рассвета. Когда серый зимний свет пробился сквозь щели, я рискнул приподнять крышку.
В доме было тихо. И очень холодно — разбитое окно выстудило всё.
Я вылез. Ноги не слушались.
Я прошел в зал.
Дед лежал на ковре, свернувшись калачиком, как ребенок. Руки под щекой.
Он был неподвижен. С рассветом магия, или что там его подняло, ушла. Он снова стал просто трупом. Страшным, изуродованным, в грязном саване, но трупом.
Его голова была разбита. Осколки стекла торчали из черепа.
Я не стал его трогать.
Я вышел из дома, сел в машину и уехал в город.
Полицию и ритуальщиков я вызвал по телефону. Сказал, что вандалы разбили окно, влезли, осквернили тело и бросили посреди комнаты. Мне поверили. Никто не стал разбираться, почему на стекле следы изнутри, а не снаружи. Тело увезли и закопали снова. На этот раз залили могилу бетоном — я заплатил тройную цену.
Дом я продал. Сказал, что не могу там находиться из-за горя.
Но это не совсем правда.
Я не могу там находиться, потому что знаю один секрет.
Когда я вылезал из подпола тем утром, я увидел на крышке люка, с внутренней стороны, глубокие борозды.
Царапины от ногтей.
Я царапал? Нет, я лежал на мешках.
Царапины были свежие. И они были сделаны изнутри подпола, но не мной.
Значит, пока я прятался от деда, кто-то другой, кто жил в этом темном сыром подполе задолго до меня, сидел со мной рядом в темноте. Видимо, тварь внизу боялась того, кто ходил наверху, еще больше, чем я. Она затаилась в дальнем углу и не смела дышать, пока я лежал на её территории.
Я спасся от одного монстра, сидя в обнимку с другим.
И я очень рад, что не зажег в подвале свет.
Все персонажи и события вымышлены, совпадения случайны.
Так же вы можете подписаться на мой Рутуб канал: https://rutube.ru/u/dmitryray/
Или поддержать меня на Бусти: https://boosty.to/dmitry_ray
#мистика #страшныеистории #реальныеистории #ночнойгость