— Мать переезжает завтра! Ей комнату освободи, на кухне спать будешь теперь, — Олег даже не поднял глаза от телефона, когда произнёс это.
Вера стояла в дверях кухни с мокрыми руками — только что мыла посуду после ужина. Несколько секунд она молчала, пытаясь понять, правильно ли расслышала.
— Что значит «на кухне»? — переспросила она.
— То и значит. Мать в твоём кабинете будет жить. Раскладушка в кладовке, сама знаешь.
Вера медленно вытерла руки полотенцем. Шестнадцать лет брака. Шестнадцать лет она думала, что они — команда. Что решения принимаются вместе. Что её мнение хоть что-то значит в этом доме.
— Олег, мы можем обсудить?
— Чего обсуждать? Мать одна осталась, ей помощь нужна. Или ты против?
Это был его любимый приём — ставить вопрос так, чтобы любое возражение выглядело как подлость. Вера знала эту ловушку наизусть.
— Я не против, чтобы Зинаида Павловна к нам переехала. Я против того, что ты решил это без меня и отправляешь меня спать на кухню.
Олег наконец оторвался от телефона и посмотрел на жену с искренним недоумением:
— А где ей жить? В Настиной комнате? Ребёнку шестнадцать лет, ей личное пространство нужно. И я по ночам работаю, мне тоже нужно место. Ты же знаешь.
— А мне не нужно?
— Ты взрослый человек, потерпишь.
Вера почувствовала, как внутри что-то сжалось. Не от обиды — от узнавания. Это ощущение было ей слишком хорошо знакомо. Так было, когда он продал её машину, чтобы вложиться в какой-то проект друга — без спроса. Так было, когда он взял кредит на ремонт дачи своих родителей — тоже без спроса. Так было много раз, и каждый раз она убеждала себя, что это мелочи, что семья важнее, что нужно быть гибче.
— Когда именно завтра? — спросила она ровным голосом.
— К обеду. Я за ней заеду, вещи перевезём.
Вера кивнула и вышла из кухни. Спорить сейчас было бессмысленно — она это понимала. Олег уже всё решил. Как всегда.
Ночью она лежала без сна и вспоминала, когда именно их брак превратился в это. Наверное, постепенно. По капле. Каждый раз она уступала, думая, что это ерунда. А потом обнаружила, что от неё самой в этом браке почти ничего не осталось.
На следующий день Зинаида Павловна въехала в квартиру как хозяйка. Олег внёс чемоданы, свекровь прошлась по комнатам, оценивающе оглядывая стены и мебель.
— Шторы поменять надо, — заявила она, остановившись в своей новой комнате. — Эти мне не нравятся.
— Конечно, мама, — сразу согласился Олег. — Верка съездит, купит.
Вера промолчала. Она уже перенесла свои вещи из кабинета — документы, ноутбук, рабочие папки. Теперь всё это громоздилось на кухонном столе. Раскладушка стояла в углу, собранная — раскладывать её можно было только после того, как все поужинают и уйдут спать.
Настя вернулась из школы и обнаружила бабушку сидящей в гостиной перед телевизором.
— О, Настюша! — Зинаида Павловна раскрыла объятия. — Иди к бабушке, расскажи, как дела в школе.
— Привет, бабуль, — Настя вежливо обняла её и вопросительно посмотрела на мать.
Вера еле заметно качнула головой — потом поговорим.
Вечером, когда Олег уехал на какую-то встречу с коллегами, Зинаида Павловна начала.
— Верочка, — сказала она сладким голосом, — ты суп сегодня готовила?
— Да.
— Пересолила. И морковку не так нарезала. Я тебя научу, как надо.
— Спасибо, я справляюсь.
— Ну, это вряд ли, — свекровь усмехнулась. — Олежек мне жаловался, что ты готовишь так себе. Он привык к домашней еде, а ты всё время на работе.
Вера сцепила зубы. Олег жаловался матери на её готовку? Тот самый Олег, который за шестнадцать лет ни разу не сварил даже яйцо?
— Зинаида Павловна, я работаю полный день. Вечером готовлю на всю семью. Если вам не нравится — можете готовить сами.
Свекровь приподняла брови:
— Какой тон! Олежеку расскажу, как ты со мной разговариваешь.
И рассказала. В тот же вечер.
Олег вернулся около одиннадцати, и первое, что сделал — вызвал Веру на разговор в спальню.
— Мама говорит, ты ей грубила?
— Я не грубила. Она сказала, что я плохо готовлю. Я предложила ей готовить самой.
— Она пожилой человек! У неё давление! Ей нельзя нервничать!
Вера смотрела на мужа и не узнавала его. Хотя нет — узнавала. Просто раньше не хотела видеть.
— Олег, я не собираюсь ссориться с твоей матерью. Но я не позволю себя унижать. Ни ей, ни тебе.
— Унижать? Да кто тебя унижает?
— Ты. Когда заставляешь меня спать на кухне. Когда решаешь за меня. Когда встаёшь на её сторону, даже не выслушав меня.
Олег махнул рукой:
— Опять ты начинаешь. Вечно из мухи слона делаешь. Потерпи месяц-другой, мать привыкнет, всё наладится.
Вера не ответила. Она поняла, что разговаривать бесполезно.
Следующие две недели превратились в ад. Зинаида Павловна методично устанавливала свои порядки. Переставила посуду в шкафах — потому что «так удобнее». Выбросила Верины комнатные цветы — потому что «они пыль собирают». Начала проверять, что Вера покупает в магазине, и комментировать каждую покупку: дорого, невкусно, не то.
А главное — она разговаривала с Настей.
Вера заметила это случайно. Вернулась с работы раньше обычного и услышала голос свекрови из комнаты дочери:
— ...мать твоя, Настюша, женщина холодная. Не умеет семью строить. Вот я с твоим дедом — сорок лет душа в душу прожила. А она Олежека не ценит, всё ей не так.
Вера замерла в коридоре.
— Бабуль, — голос Насти звучал неуверенно, — мама нормальная. Она просто устаёт много.
— Устаёт она! А я не уставала? Я троих детей вырастила, огород, хозяйство — и ничего, не жаловалась. А она одного ребёнка родила и то еле справляется.
— Бабушка, у вас трое детей? Я думала, только папа и тётя Лида.
Пауза.
— Ну... да, двоих. Оговорилась.
Вера тихо отступила к входной двери и хлопнула ею громко, как будто только что вошла. Когда она появилась в коридоре, Зинаида Павловна уже выходила из Настиной комнаты с невинным выражением лица.
— Верочка! А я внучке помогала уроки делать.
— Замечательно, — ответила Вера. — Настя, выйди на минуту.
Они закрылись на кухне. Настя смотрела на мать настороженно.
— Что она тебе говорит? — прямо спросила Вера.
Дочь замялась.
— Мам, ну так...
— Настя. Я серьёзно.
— Ну... что ты папу не ценишь. Что ты эгоистка. Что если бы не ты, папа бы давно большим начальником стал.
Вера закрыла глаза на секунду. Вот оно что.
— И ты в это веришь?
— Нет! Мам, я же не дура. Просто... неприятно слушать.
— Почему ты мне раньше не сказала?
Настя пожала плечами:
— Не хотела, чтобы ты расстраивалась. И вообще... вы с папой и так ругаетесь из-за бабушки.
Вера обняла дочь. В груди стало горько. Её шестнадцатилетний ребёнок пытается защитить её, не говоря о том, что происходит.
— Спасибо, что рассказала. Я разберусь.
Разбираться она начала с документов. Однажды, когда свекровь ушла в поликлинику, Вера зашла в её комнату. Она не собиралась рыться в чужих вещах — просто хотела забрать свой степлер, который Зинаида Павловна утащила со стола.
Степлер нашёлся в ящике тумбочки. А рядом с ним — папка с документами.
Вера не удержалась. Потому что на первой же странице увидела знакомый адрес — адрес квартиры свекрови, которую та якобы была вынуждена продать.
Следующие двадцать минут она изучала бумаги. Договор дарения, датированный мартом прошлого года — за полгода до того, как свёкор попал в больницу. Квартира была переписана на племянника не после вдовства Зинаиды Павловны, а ещё при живом муже. И — Вера нашла это на дне папки — выписка из банка. На счету свекрови лежало два миллиона четыреста тысяч рублей.
Она не нищая вдова, которой некуда деться. Она женщина с деньгами, которая выбрала жить у сына бесплатно.
Вечером Вера дождалась, пока Настя уйдёт к себе, и положила папку перед Олегом.
— Посмотри.
Он нахмурился:
— Что это?
— Документы твоей матери. Я случайно нашла.
— Ты рылась в её вещах?!
— Олег, посмотри на цифры.
Он пролистал бумаги. Лицо его не изменилось.
— И что?
— У твоей матери два с половиной миллиона на счету. Она могла снять квартиру. Могла купить студию в области. Но она переехала к нам и выселила меня на кухню.
— Это её деньги, — холодно ответил Олег. — Её дело, что с ними делать.
— Да. Но почему я должна спать на раскладушке, если твоя мать при деньгах?
— Потому что она моя мать! И она хочет жить с семьёй, а не одна!
— А я? Я что, не семья?
Олег встал, собирая папку:
— Я отнесу это маме. И чтобы больше ты в её вещи не лезла.
Он вышел. Через минуту из комнаты свекрови донёсся её возмущённый голос, потом плач. Олег вернулся с каменным лицом.
— Ты довольна? Мать плачет. Говорит, ты её выживаешь.
— Я? Выживаю? Олег, я сплю на кухне!
— Хватит ныть! Надоело уже!
Он ушёл в спальню и закрыл дверь. Вера осталась стоять посреди коридора.
В ту ночь, лёжа на раскладушке, она приняла решение.
С понедельника Вера изменила тактику. Она перестала спорить. Перестала доказывать. Перестала пытаться быть удобной.
Первым делом она открыла отдельный счёт и перевела туда свою зарплату. Раньше все деньги уходили в общий бюджет, который контролировал Олег. Теперь — нет.
Потом она перестала готовить на всю семью. Делала ужин для себя и Насти — небольшие порции, ровно на двоих. Когда свекровь спросила, где её тарелка, Вера спокойно ответила:
— Я готовлю для тех, кто ценит мою готовку. Вам она не нравится — значит, не буду вас мучить.
Зинаида Павловна побежала жаловаться сыну. Олег снова устроил скандал.
— Ты что творишь? Мать голодная сидит!
— У твоей матери два миллиона на счету. Она может заказать доставку из любого ресторана.
— Ты охренела?!
— Я устала, — спокойно ответила Вера. — От того, что моё мнение в этом доме ничего не значит. Я не отказываюсь от семьи. Но я больше не буду обслуживать человека, который меня ни во что не ставит.
— Это моя мать!
— А я твоя жена. Шестнадцать лет. Но для тебя это, похоже, ничего не значит.
Олег хлопнул дверью так, что задрожали стены.
Следующие дни превратились в холодную войну. Зинаида Павловна демонстративно готовила себе сама, громко жалуясь по телефону подругам на невестку-мегеру. Олег почти не разговаривал с Верой. А Вера методично искала в интернете объявления о съёмных квартирах.
За неделю до Нового года Зинаида Павловна сменила тактику.
Она начала болеть.
Точнее — изображать болезнь. Хваталась за сердце, охала, ложилась на диван с мокрым полотенцем на лбу. Скорую вызывать отказывалась — «не надо, пройдёт». Но при этом каждый вечер рассказывала сыну, как ей плохо и как невестка довела её до сердечного приступа.
Олег смотрел на Веру с ненавистью.
— Если с мамой что-то случится — это будет на твоей совести.
Вера не отвечала. Она видела, как свекровь бодро ходит по квартире, когда думает, что её никто не видит. Как разговаривает по телефону весёлым голосом. Как с аппетитом ест конфеты, которые сама себе покупает.
Настя тоже это заметила.
— Мам, — сказала она однажды вечером, — бабушка притворяется.
— Я в курсе.
— Папа не видит?
— Папа не хочет видеть.
Настя помолчала, потом сказала:
— Мам, я записала кое-что. На телефон.
Она показала Вере аудиофайл. Запись разговора Зинаиды Павловны с какой-то Галиной Петровной.
— ...нет, Галь, я нормально себя чувствую. Это я для Олежека представление устраиваю. Чтобы он понял, кто тут главный. Невестка совсем оборзела, вещи её не трогаю, готовить заставляю. Ничего, скоро сама уйдёт. Вот увидишь — к весне разведутся. Олежек мне всё рассказывает, он уже на грани. Ещё немного надавить — и всё.
Вера слушала и чувствовала странное спокойствие. Никакой злости. Только холодное понимание.
— Ты отцу покажешь? — спросила Настя.
— Надо подумать.
— Мам, она специально вас разводит!
— Я поняла, Настя.
Она действительно поняла. Не только про свекровь — про всё. Про то, что Олег выберет мать. Всегда выбирал и будет выбирать. Что для него Вера — обслуживающий персонал, который можно переселить на кухню. Что шестнадцать лет она строила семью с человеком, для которого семья — это он сам и его родители.
В тот вечер она позвонила сестре Олега.
— Лида? Это Вера. Нам надо поговорить.
Разговор длился полтора часа. Лида оказалась неожиданно откровенной.
— Вера, я тебя предупреждала. Перед свадьбой, помнишь? Ты не послушала.
Вера помнила. Тогда она решила, что Лида просто ревнует брата.
— Почему ты думаешь, я живу в другом городе? — продолжала Лида. — Потому что мама съела моего первого мужа. Развела нас за два года. Со вторым я уже умнее была — держу дистанцию. Приезжаю раз в год и то еле выдерживаю.
— Она и тебе предлагала к себе переехать?
— Конечно. Я отказала. Муж устроил бы грандиозный скандал. А Олег... Олег же весь в папу. Тот тоже мать слушал больше, чем жену.
— Она продала квартиру ещё при его жизни. Переписала на племянника.
— Я в курсе. Отец был против, но маме плевать. Она считала, что это её квартира и она вправе делать что хочет.
Вера помолчала.
— Лида, я не буду это терпеть.
— Правильно. Я бы на твоём месте давно ушла.
После разговора Вера долго сидела на кухне, глядя на раскладушку в углу. Её жизнь за последние три недели уменьшилась до этого угла. И никто — ни муж, ни свекровь — не видел в этом ничего ненормального.
Двадцать девятого декабря она показала запись Олегу.
Он слушал молча. Лицо его постепенно менялось — от недоверия к растерянности, от растерянности к чему-то похожему на злость.
— Откуда это?
— Настя записала.
— Настя лезла в бабушкин телефон?!
Вера почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Она ждала этой реакции. Надеялась, что ошибается. Но нет.
— Олег, ты слышал, что она говорит? Она специально нас разводит.
— Мама преувеличивает! Она же с подругой разговаривает, хочет казаться важной!
— Она притворяется больной. Она настраивает твою дочь против меня. Она выживает меня из собственного дома.
— Это мой дом!
— Это наш дом, Олег. Половина этой квартиры моя. По закону.
Он замолчал. Потом сказал тихо:
— Ты мне угрожаешь?
— Нет. Я просто напоминаю факты.
— Значит, так? — он криво усмехнулся. — Значит, деньги важнее семьи?
— Ты сейчас серьёзно? Ты выселил меня на кухню ради своей матери. Ты ни разу за три недели не спросил, как я себя чувствую. Ты слышишь, что она врёт — и всё равно защищаешь её. И ты говоришь мне про семью?
— Мать есть мать!
— А жена? Жена — это кто?
Олег не ответил. Развернулся и ушёл.
В тот вечер он поговорил с Зинаидой Павловной. Вера слышала обрывки их разговора через стену. Сначала возмущённый голос свекрови: «Она подговорила внучку против меня!». Потом плач. Потом слова Олега — что-то примирительное, успокаивающее.
Через час он вернулся к Вере.
— Мама останется.
— Я поняла.
— Она пожилой человек. Ей нужна семья рядом.
— Олег, ей нужен контроль. Не семья.
— Хватит! — он повысил голос. — Я не позволю тебе так говорить о моей матери! Она всю жизнь на нас положила, а ты...
— А я что? — перебила Вера. — Я тоже положила всю жизнь. На тебя, на Настю, на этот дом. И что получила взамен? Раскладушку на кухне?
— Это временно!
— Нет, Олег. Это не временно. Это навсегда. Потому что ты никогда не изменишься. Ты всегда будешь выбирать её.
— Она моя мать!
— А я твоя жена! Шестнадцать лет! Но для тебя я всегда была на втором месте. После твоей мамы. После твоих друзей. После твоей работы. Я устала быть последней в очереди, Олег.
Он смотрел на неё так, словно видел впервые.
— Что ты хочешь?
— Я хочу развод.
Слово прозвучало — и стало легче. Как будто она сняла тяжёлый рюкзак, который несла много лет.
— Ты не серьёзно.
— Абсолютно серьёзно. Я сниму квартиру и перееду после праздников. Настя решит сама, с кем хочет жить.
— Ты не можешь забрать мою дочь!
— Я не собираюсь её забирать. Она взрослый человек и сама выберет.
Олег молчал. Потом тихо спросил:
— И это всё? Из-за того, что мать переехала?
Вера покачала головой.
— Это началось не сегодня, Олег. Это началось много лет назад. Когда ты продал мою машину, не спросив меня. Когда взял кредит на дачу своих родителей. Когда решил, что моя работа менее важна, чем твоя. Когда годами не замечал, что я говорю. Твоя мать — это просто последняя капля.
— Я же делал всё для семьи!
— Нет. Ты делал всё для себя. А я делала всё для семьи и думала, что когда-нибудь это оценят. Не оценили.
Олег опустился на стул. Он выглядел растерянным, почти жалким. Раньше Вера бы сжалилась. Сказала бы: ладно, давай попробуем ещё раз. Но не сейчас.
— Я не хочу развода, — сказал он.
— Ты не хочешь перемен. Это разные вещи.
— Вера, мы можем всё исправить...
— Как? Ты выселишь мать?
Молчание.
— Нет, — наконец ответил он. — Она... она не выживет одна.
— У неё два с половиной миллиона, Олег. Она прекрасно выживет. Но ты не готов ей это сказать. Потому что ты боишься её больше, чем любишь меня.
Он не возразил. И это было ответом.
Тридцать первого декабря Вера собирала вещи. Не все — только самое необходимое. Документы, ноутбук, одежда на первое время. Остальное заберёт потом.
Настя сидела на её раскладушке и смотрела.
— Мам, я поеду с тобой.
— Ты уверена?
— Да. Не хочу жить с бабушкой. Она... — Настя замялась. — Она меня пугает.
— Пугает?
— Не физически. Просто... она как будто всё время играет. Как будто внутри пустая и притворяется. Я не хочу стать такой.
Вера обняла дочь. Это было единственное, ради чего стоило терпеть эти шестнадцать лет.
Олег стоял в коридоре, наблюдая, как они собираются.
— Вы даже Новый год со мной не встретите?
— Ты не один, — ответила Вера. — У тебя есть мама.
— Это жестоко.
— Это честно.
Зинаида Павловна вышла из своей комнаты, увидела чемоданы и всплеснула... нет, просто подняла руки к лицу.
— Олежек! Они уходят! Ты посмотри, что твоя жена делает!
— Бывшая жена, — поправила Вера. — Скоро официально.
Свекровь повернулась к ней:
— Ты разрушаешь семью! Из-за своей гордыни!
Вера спокойно застегнула чемодан.
— Зинаида Павловна, вы добились того, чего хотели. Я ухожу. Поздравляю.
Она взяла сумку, кивнула Насте, и они вышли из квартиры.
На улице шёл снег. Крупные хлопья падали на асфальт и тут же таяли. Вера глубоко вдохнула холодный воздух. Впервые за месяц она чувствовала себя свободной.
— Куда мы едем? — спросила Настя.
— Пока в гостиницу. С завтрашнего дня начну искать квартиру.
— А деньги?
— Я откладывала. Хватит на несколько месяцев. Потом разберёмся.
Они поймали такси и поехали через предновогодний город. Витрины магазинов сияли гирляндами, люди торопились с пакетами подарков. Обычная суета, обычная жизнь.
В гостинице им достался номер на двоих — небольшой, но чистый и тёплый. Настя сразу забралась на кровать с ногами.
— Мам, а что теперь будет?
— Будет нормальная жизнь.
— Без папы?
Вера села рядом с дочерью.
— Папа никуда не денется. Вы будете видеться. Просто мы с ним больше не будем жить вместе.
— Ты жалеешь?
Вера задумалась. Шестнадцать лет — большой срок. Там было и хорошее — рождение Насти, совместные поездки, вечера, когда они смеялись вместе. Но плохого было больше. Невидимого, ежедневного, по капле.
— Нет, — ответила она. — Не жалею. Жалею, что не сделала этого раньше.
В полночь они сидели у окна и смотрели на фейерверки. Где-то внизу люди кричали «ура», звенели бокалы, играла музыка. Вера и Настя просто сидели рядом, и этого было достаточно.
Телефон Веры зазвонил. Олег.
Она не ответила.
Потом пришло сообщение: «Вера, вернись. Мы всё обсудим».
Она написала в ответ: «Обсудим раздел имущества. С адвокатами».
Больше он не звонил.
Первого января Вера нашла объявление о сдаче квартиры — двухкомнатная, в спальном районе, по разумной цене. Созвонилась с хозяйкой, договорились о встрече на второе число.
Квартира оказалась нормальной — не новая, но ухоженная. Хозяйка, пожилая женщина с добрым лицом, посмотрела на Веру и Настю и сказала:
— Вижу, вам непросто пришлось. Давайте так: первый месяц со скидкой. Обживайтесь.
Вера чуть не заплакала. После всего, что произошло, обычная человеческая доброта ощущалась как чудо.
Они переехали третьего января. Олег передал через Настю остальные вещи — коробки с книгами, зимнюю одежду, Верин компьютер. Сам не приехал.
Лида позвонила через неделю.
— Вера, я горжусь тобой.
— Спасибо.
— Мама в истерике. Говорит, ты разрушила жизнь Олега.
— Она сама разрушила то, что можно было сохранить.
— Я ей это сказала. Она не разговаривает со мной теперь. Ну и ладно.
Вера улыбнулась. Странно — она приобрела союзника в лице бывшей золовки.
Развод занял четыре месяца. Олег сначала сопротивлялся, потом смирился. Квартиру продали и разделили деньги. Вера купила небольшую однокомнатную недалеко от работы, Настя решила жить с ней, но регулярно видеться с отцом.
Зинаида Павловна осталась в квартире сына. По слухам от Насти — командует там теперь всем. Олег похудел и осунулся, но перечить матери по-прежнему не смеет.
В апреле Вера шла с работы домой, когда ей позвонила незнакомая женщина.
— Вера? Это Галина Петровна. Подруга вашей свекрови. Бывшей свекрови.
— Слушаю.
— Я хотела извиниться. Зина мне рассказывала про вас всякое, я верила. А потом узнала правду. Вы не виноваты. Это она всё устроила.
— Я давно это поняла.
— Она несчастный человек, Вера. Всю жизнь пытается контролировать других, потому что себя контролировать не умеет. Но это не оправдание, конечно.
— Нет. Не оправдание.
Они попрощались. Вера убрала телефон и пошла дальше, к своему дому. К своей жизни.
Настя встретила её в дверях.
— Мам, я супчик сварила. Будешь?
— Буду.
Они сели на кухне — маленькой, но своей. За окном темнело, зажигались огни в соседних домах. Обычный весенний вечер.
— Папа звонил, — сказала Настя. — Говорит, бабушка хочет, чтобы я приехала на майские.
— А ты хочешь?
— Не особо. Но папу жалко.
Вера кивнула. Она тоже жалела Олега — немного. Он выбрал то, что выбрал. Теперь живёт с последствиями.
— Решай сама. Только... береги себя, ладно?
Настя улыбнулась:
— Ты меня научила.
И это было правдой. Главный урок, который Вера вынесла из своего брака — нельзя позволять другим определять твою ценность. Она слишком долго этому училась. Но научилась.
За окном зажглись первые звёзды. Новая жизнь только начиналась.