— Басман, чё, как рука? - ржёт Антон Адамов, когда я возвращаюсь в общагу в свою комнату.
- Нормально всё, - отмахиваюсь я и тяну из шкафа майку.
Переодеваюсь.
- Чё, с Натахой туса? - подмигивает Антон.
Он парень не плохой, только связался с этим Коровиным. А Коровин придурок и урод.
- У меня с Натахой всё, - усмехаюсь я.
- Опа! А чё так? Надоела?
- Ну, типа того.
- Так Басман решил чокнутую завалить! — доносится из угла усмехающийся голос Дэна Минаева.
Он лежит на своей кровати и подбрасывает теннисный мячик.
— Рот закрой! — рыкаю на него, нахмурившись.
— Да не, я же с пониманием! — ржёт он. — Ничё такая. Наверное, если шмотки нормальные дать, и пойти куда-нибудь можно!
И они с Адамовым теперь уже на пару ржут как кони.
— Да пошли вы, — хмыкаю я, не желая тратить время на драки.
Мне плевать, кто там что думает.
— Даже Лёха, вон, слюни пускает! — раздаётся гогот Антона и я резко поворачиваюсь к нему.
— Он не понял, что ли? — зло зыркаю и ступаю к нему.
— Воу! Воу! Ты чего?! Я-то тут при чём?! — отскакивает он.
— Трепешься много! Что Коровин говорил?!
— Да ничего такого. Сам у него спроси! Отвали, Басман! Хорош!
Останавливаюсь и бросаю на него злой взгляд. Потом смотрю на часы — чёрт! Опоздаю же!
Возвращаюсь к шкафу и поправляю волосы, глядя на свое отражение в зеркале.
— Кто подойдёт к ней — убью, — говорю тихо, но так, чтобы все слышали.
— Ромео! — лыбится Адамов, но, стоит мне повернуться в его сторону, тут же улыбка сходит с его лица и он в примирительном жесте выставляет вперёд руки.
Не прощаясь, выхожу из комнаты и иду в здание лицея.
Сегодня типа первое занятие с Ромашкиной.
Думал, тут будет, я учебке. Удобно было бы! Но Ромашкина сказал, что будет со мной только в классе заниматься.
Что я, не понял, думает? За камеры прячется. Думает, под защитой будет.
Ну, пусть думает.
Подхожу к кабинету английского. Встаю, опустив голову. Прислушиваюсь словно. Что за бред, нафиг?
Без стука толкаю рукой дверь. Она распахивается. Я вхожу не сразу. Как будто даю Ромашкиной время напрячься. Мне нравится, как она реагирует на меня.
Еще секунда — и я вваливаюсь небрежно в кабинет. И сразу же встречаюсь взглядом с ней.
Она сидит за партой и настороженно наблюдает за мной. Даже отсюда бьет током её напряжение.
— Здорово, Ромашкина! — плюхаюсь на стул рядом с ней. — Как поживаешь?
Не сводит с меня взгляд, а в нём столько всего! От раздражения и злости до какой-то беспомощности и обречённости.
— Сядь напротив, — цедит она, отодвигаясь и кивая на приготовленный стул, который стоит с другой стороны стола.
Не хочу я напротив. Я рядом хочу. Как можно ближе.
— Мне здесь удобнее. Лучше слышать тебя буду, Ромашкина, — хмыкаю в ответ и откидываюсь на спинку стула, показывая, что не намерен пересаживаться.
Ромашкина вдруг встаёт и сама пересаживается. Не успеваю её перехватить.
Овца.
Исподлобья наблюдаю за её выходкой.
— Ты зачем это сделал? — вдруг спрашивает, ещё дальше отодвигая стул.
— Я пока ничего не сделал, — усмехаюсь. — О чём ты?
— О занятиях. У тебя нормальный английский. Зачем тебе это? — обнимает себя руками. Словно съёживается.
Зажатая какая. Чего она боится?
— С тобой хочу… — делаю паузу, наблюдая за её реакцией.
И она не разочаровывает. Сжимает недовольно губы и покусывает нижнюю губу. Взгляд сам туда перемещается.
У меня как будто температура поднимается. Жарко становится.
— Позаниматься, — добавляю уже совершенно другим голосом. Хриплым каким-то.
Сглатываю и чувствую сушняк в глотке.
— Я заплатить могу, — дёргаю бровью.
Ромашкина молчит. Наблюдает за мной с ненавистью, что ли? Да что с ней не так?!
Достаю из заднего кармана джинс кошелек и, не отрывая от девчонки взгляда, подхватываю пальцами пару крупных купюр. Протягиваю ей.
— На. За репетиторство типа, — усмехаюсь.
Ромашкина медленно переводит взгляд на мою руку с деньгами.
— Бери, — протягиваю ей.
— Не надо, — буквально шипит она.
Переводит взгляд с денег на меня. Смотрит исподлобья. Спичку поднеси и вспыхнет всё от её взгляда.
Вот это эмоции! Да с чего, блин?! Что такого-то?!
— Бери! — бросаю бабки на стол перед девчонкой. — Шмотки себе нормальные купишь! Я привык платить за своё удовольствие! — хмыкаю, глядя ей в глаза.
Вспышка в них. Ослепнуть можно. Любой другой наверняка разорвал бы этот зрительный контакт. Но я, наоборот, увереннее смотрю.
— Да пошёл ты! — шипит Ромашкина и вскакивает со стула.
Хватает свой рюкзак и быстрым шагом идёт к двери. Очухиваюсь и тоже встаю. Да так, что стул отлетает назад и с грохотом падает.
В одно движение оказываюсь рядом с Ромашкиной до того, как она берётся за ручку двери. Хватаю девчонку за запястье и дёргаю на себя.
— Пусти! — требует она, сверкая зло своими глазищами, когда я разворачиваю её к себе лицом и прижимаю к парте.
Смотрю в широко распахнутые глаза Ромашкиной и взгляда отвести не могу. Как шипами впивается в меня и притягивает к себе. Просит отпустить, а сама! Гипнотизирует, удерживает, окутывает сетями.
Напрягаю мышцы, пытаясь разорвать эти сети. И бесполезно. Это сильнее меня. И это бесит. Злит. Заводит.
И у меня точно температура. В жар бросает. Кровь скручивается в венах и смешивается с адреналином, запуская внутри фиг поймешь какие процессы. Не было ничего такого раньше со мной. Только рядом с ней так. Почему?
Кипящая кровь толкается в сердце, заставляя его стучать быстрее и быстрее в желании вырваться наружу. Зачем?
Дыхание становится прерывистым, я не могу сделать полный вдох. А те короткие попытки, которые получаются сейчас, обжигают легкие. Воздух словно тоже горит. Накалился от нашего напряжения.
Да, Ромашкина тоже напряжена. Чувствую это, касаясь её. Пульс зашкаливает и такое ощущение, что в унисон стучит у нас с ней.
Хочу сказать ей что-то. Что? Чтобы успокоилась. Нафига нам обоим проблемы?
Губы сами собой приоткрываются, чтобы произнести это, но слова застревают в горле. Глохнут в пустыне, которая сейчас во мне. Я даже сглотнуть не могу.
Да что со мной?!
Нельзя показывать ей!
— Пусти меня, Басманов! — Ромашкина первая произносит хоть что-то. — Я кричать буду! Пусти! Тут камеры!
— Об этом можешь не переживать, — хмыкаю в ответ. — Не будет записей. Я побеспокоюсь об этом.
Опять испуг и удивление в глазах.
— Что ты сделаешь? Тут же камеры… — уже не так уверенно произносит.
— Не все такие гордые как ты, Ромашкина, — усмехаюсь я. — Некоторые любят деньги больше своей гордости.
— Тебе не говорили раньше, что ты урод? — выплёвывает она мне в лицо. — Самовлюблённый и наглый урод!
Сам не понимаю, какого фига я позволяю ей это всё говорить. Любую другую я бы уже послал. А тут стою и слушаю, как какая-то пигалица высказывает мне своё «фи».
— За языком следи своим, — хмурюсь и наклоняюсь к ней.
— Деньги свои засунь себе в…
Обхватываю пальцами подбородок и она замолкает. Вот так-то лучше.
— Ты из-за бабок, что ли? Что? Гордая? Или бабки не нужны?
Упрямо смотрит мне в глаза. И мне это нравится! Я словно питаюсь этим ее взглядом. Он проникает в меня, наполняя вены чем-то новым, незнакомым. Но мне нравится!
— Мне ни от тебя, ни от твоих дружков ничего не нужно! — цедит она.
— Да успокойся ты! Я же по-хорошему! Подтянешь меня по инглишу! А бабки... Ну, за репетиторство же. Тебе же нужны деньги. Не ври.
— Не беспокойся, - щурится и все ещё зло смотрит на меня. — Это тебя не касается. Я сама свои проблемы решу.
Дёргает головой и я отпускаю её подбородок.
Не могу больше! Рядом с ней не могу! Так близко! Сорвусь же! И фиг бы с ним! Но с ней понимаю, что нельзя. Только хуже сделаю. Объяснить не могу, но что-то заставляет меня играть в долбанного рыцаря.
Громко выдыхаю, прикрыв глаза. Распахиваю их и отступаю на шаг от девчонки. Сам отпускаю её.
— Так, решай, — хмыкаю я, поднимая на неё взгляд и глядя на упрямую девчонку исподлобья. — Лиля, — говорю уже мягче, — просто помоги мне по английскому. Меня батя прибьёт, если контрольную по полугодию хреново напишу. Понимаешь?
— Почему ты думаешь, что плохо её напишешь? — смотрит уже иначе.
Хотя и обнимает себя руками, но уже по-другому смотрит.
— Знаю, — отвечаю я. — Хочешь без бабок? Пожалуйста, — пожимаю плечами. — Но тебе же нужны деньги. Я это знаю.
— Много ты знаешь! — фыркает. — Я не нуждаюсь. Понял? Сама могу заработать, если нужно. И твои подачки мне не нужны. Меня Ирина Владимировна просила с тобой позаниматься. Поэтому я здесь. Но, если ты…
— Да понял я, — хмыкаю, не давая ей договорить. — Английский так английский! Как скажешь, Лиля, — и приподнимаю бровь.
Конечно, я понял, что с тобой по-другому надо. Окей, девочка, я принимаю правила игры. Только какими бы ни были эти правила, победа всё равно за мной будет.
Читать книгу здесь (нажмите).