— Слушай, а ты правда думаешь, что это нормально — видеться раз в месяц?
Олеся уставилась в экран ноутбука, где лицо Тимофея, замёрзшее на полуслове из-за плохого интернета, наконец ожило и продолжило говорить.
— Я не думаю, что это нормально, — ответил он. — Но что делать? У меня тут работа, у тебя там. Мы же обсуждали.
Они обсуждали. Три месяца назад, когда всё только начиналось. Тогда казалось — тысяча километров это просто цифра. Можно взять билет на поезд, восемнадцать часов в плацкарте — и вот ты уже обнимаешь человека, который умеет смешить тебя до колик в животе. Романтика, приключение, проверка отношений на прочность.
А потом начались будни.
— Знаешь что, — Олеся потёрла переносицу, — давай завтра созвонимся. Мне нужно выспаться.
— Опять? Лесь, мы три дня не говорили!
— Я знаю. Просто устала.
Она закрыла крышку ноутбука и посмотрела на часы. Одиннадцать вечера. У Тимофея час ночи — он всегда ждал, пока она освободится после работы, хотя у самого подъём в шесть утра.
Олеся встретила его в поезде. Самое банальное, что можно придумать, и самое нелепое — она ехала в отпуск к морю, он возвращался домой после командировки. Верхняя и нижняя полки, восемнадцать часов разговоров обо всём на свете, обмен номерами у выхода из вагона.
— Знаешь, обычно в таких историях люди больше не встречаются, — сказала тогда Олеся.
— А мы не обычные люди, — ответил Тимофей и улыбнулся так, что у неё перехватило дыхание.
Месяц переписок. Первые созвоны. Первая встреча — он приехал к ней на выходные, они гуляли по набережной, пили кофе в маленьком кафе, целовались под дождём, как в дурацких фильмах.
— Я влюбился в тебя ещё в том поезде, — признался он.
— Врёшь, — засмеялась она. — У меня тогда были жуткие круги под глазами, и я была в старой футболке.
— Именно поэтому. Ты была настоящей.
А потом стала настоящая жизнь. Тимофей вернулся в свой город, где жил в съёмной однушке и мечтал накопить на квартиру. Олеся осталась в своей хрущёвке, которую снимала с подругой Риткой и её котом-психопатом Марксом.
Поезда стали дороже. Билеты приходилось брать за месяц, потому что спонтанные поездки не по карману. Плацкарт превратился из романтичного приключения в испытание — соседи сверху храпели, снизу детский плач, а проводница орала на весь вагон матом в четыре утра.
— Может, тебе сюда переехать? — предложил как-то Тимофей.
— И что делать? — Олеся попыталась не сорваться. — Тут же нет работы по моей специальности.
— Найдёшь что-нибудь другое.
— Легко сказать. А ты не можешь ко мне?
— У меня тут вся родня. Мать одна живёт, я не могу её бросить.
— А меня можешь, значит.
Они не поссорились тогда. Просто помолчали, каждый уставившись в свой экран, и аккуратно сменили тему.
Следующая встреча была натянутой. Тимофей приехал злой после девятнадцати часов в дороге — задержали поезд из-за аварии на путях. Олеся встречала его уставшая после ночной смены. Вместо радости — раздражение.
— Ты могла бы хоть убраться, — буркнул он, войдя в квартиру.
— А ты мог бы поздороваться сначала, — огрызнулась она.
Помирились через час, в постели. Но осадок остался.
— Лесенька, ну что мы делаем? — спросил он тогда. — Мы же просто изматываем друг друга.
— Не знаю, — честно ответила она. — Но я не хочу сдаваться.
Рита говорила, что Олеся глупая.
— Зачем тебе это надо? — причитала подруга, наблюдая, как Олеся в очередной раз складывает вещи в сумку. — Нормальных мужиков тут полно, а ты за тридевять земель мотаешься.
— Он не просто мужик, — отбивалась Олеся. — Он... особенный.
— Да все они особенные, пока не начнёшь жить вместе, — фыркнула Рита. — А потом выясняется, что он носки везде бросает.
— Тим не такой!
— Откуда знаешь? Ты с ним три выходных провела за полгода!
Рита была права. Олеся знала Тимофея только в режиме "встреч". Они не ссорились из-за грязной посуды, не решали, кто идёт выносить мусор, не молчали друг с другом три дня подряд, потому что оба устали и не хотят разговаривать.
Зато они писали письма. Настоящие, длинные, в которых делились каждой мелочью дня. Тимофей рассказывал про соседа, который каждую субботу устраивал гулянки, и про голубя на балконе, которого он назвал Геннадием. Олеся описывала выходки Маркса и споры с квартирной хозяйкой, которая требовала платить больше, потому что "коммуналка выросла".
— А знаешь что, — написал как-то Тимофей, — давай представим, что мы живём вместе. Ты пишешь, что готовишь ужин, я пишу, что иду с работы. И будем играть в эту игру каждый вечер.
Они играли месяц. Каждый вечер Тимофей "приходил с работы", Олеся "накрывала на стол". Он жаловался на усталость, она рассказывала про день. Засыпали, глядя друг на друга через экран.
А потом случилось то, что должно было случиться.
— Лесь, мне предложили проект. Хороший, с нормальными деньгами, — голос Тимофея звучал взволнованно. — Я смогу наконец накопить на первый взнос за квартиру.
— Это здорово! — обрадовалась она, хотя сердце кольнуло предчувствием.
— Но придётся работать по выходным. Три месяца.
Три месяца без встреч. Олеся молчала.
— Ты же понимаешь, это шанс, — продолжал он. — Если я откажусь...
— Не отказывайся, — сказала она тихо. — Работай.
Они не виделись четыре месяца. Проект Тимофея затянулся, потом он заболел, потом у Олеси пропали отгулы на работе. Созвоны стали короче — он уставал, она злилась.
— А какой смысл во всём этом? — спросила как-то Рита. — Вы даже не строите планов. Ты не знаешь, когда он накопит на эту квартиру. Он не знает, переедешь ли ты к нему. Вы просто зависли в воздухе.
— Я его люблю, — ответила Олеся.
— Это не ответ.
Но у неё не было другого.
Встретились они в ноябре. Тимофей приехал внезапно — взял билет спонтанно, отпросился с работы, не предупредил заранее.
— Я не мог больше, — сказал он на вокзале, обнимая её так крепко, что перехватило дыхание. — Я просто сел в поезд и поехал.
Они пили чай на кухне, кот Маркс лежал у Тимофея на коленях и мурчал. Рита тактично закрылась в комнате.
— Лесь, это невыносимо, — Тимофей сжимал её руки. — Я хочу просыпаться рядом с тобой. Каждый день. Хочу ругаться из-за того, кто забыл купить молоко. Хочу слышать, как ты поёшь в душе. Хочу жить, а не существовать в ожидании следующей встречи.
— Я тоже, — прошептала она.
— Тогда давай решим это. Сейчас. Кто-то должен сделать шаг.
Олеся молчала. Она думала об этом тысячу раз. О переезде, о смене работы, о жизни в чужом городе. О том, что придётся оставить здесь — подругу, привычную квартиру, свою, пусть и не идеальную, но налаженную жизнь.
— Я боюсь, — призналась она. — А вдруг не получится? Вдруг мы не сможем жить вместе? Вдруг это работало только на расстоянии?
— А вдруг получится? — Тимофей улыбнулся. — Вдруг окажется, что мы идеально подходим друг другу? Что все эти месяцы мучений были не зря?
— Ты романтик, — фыркнула она.
— А ты циник, — парировал он. — Но я всё равно тебя люблю.
Они сидели молча, держась за руки, и слушали, как за стеной Рита включила сериал.
— У меня есть предложение, — наконец сказал Тимофей. — Давай попробуем по-другому. Я подыщу работу у тебя в городе. Да, это будет сложно. Да, придётся начинать заново. Но зато у нас появится шанс.
— Ты серьёзно? — Олеся не верила своим ушам. — А твоя мать? Родня? Накопления на квартиру?
— Мать у меня взрослая, как-нибудь переживёт. Родня тоже справится. А деньги... — он усмехнулся, — можем снять однушку здесь, вдвоём потянем.
— С Риткой и Марксом получится трёшка, — пошутила Олеся, но слёзы стояли в глазах.
— Договорились. Правда, кота я переименую в Энгельса.
Она засмеялась и заплакала одновременно.
— Ты точно уверен? Это же твоя жизнь. Ты можешь потерять всё.
— А могу и найти, — Тимофей притянул её к себе. — Знаешь, я понял одну вещь за эти месяцы. Неважно, в какой квартире я живу и в каком городе работаю. Важно, что рядом со мной есть ты. Пусть даже через экран ноутбука. Но если можно сделать это расстояние меньше — почему нет?
Через три месяца Тимофей переехал. Нашёл работу, собрал вещи, простился с Геннадием-голубем и сел в тот самый плацкартный поезд.
— Надеюсь, в этот раз я еду в один конец, — написал он Олесе из вагона.
— Ага, назад пошлю тебя только в багажном отделении, если что, — ответила она.
Жить вместе оказалось не так просто, как в их игре. Тимофей действительно оставлял носки где попало. Олеся занимала всю ванную своей косметикой. Он ложился в десять, она сидела до двух ночи. Она любила тишину, он включал музыку постоянно.
Но когда Олеся просыпалась и видела его спящего рядом, когда они ругались из-за того, кто выносит мусор, когда готовили ужин на крошечной кухне, толкаясь локтями и смеясь, — она понимала.
Да, это было сложно. Да, иногда казалось, что на расстоянии было проще — не надо терпеть чужие привычки, притираться, подстраиваться. Но это было настоящим. Живым. Их.
— Не жалеешь? — спросила она как-то вечером, когда они сидели на диване, уткнувшись друг в друга.
— О чём?
— Что переехал. Что оставил всё там.
Тимофей задумался.
— Знаешь, жалею об одном. Что не сделал это раньше. Столько времени потратили на эти поездки, на ожидание, на мучения.
— Но без этого мы бы не узнали, что справимся с чем угодно, — возразила Олеся.
— Справимся, — согласился он. — Даже с твоим храпом по ночам.
— Я не храплю!
— Ещё как храпишь. Но я привык. Даже нравится.
Она ударила его подушкой, и началась потасовка, в которую вмешался Маркс, решивший, что происходит нечто важное и требующее его кошачьего участия.
— Хорошо, что ты приехал, — прошептала Олеся, когда они улеглись обратно.
— Хорошо, что ты дождалась, — ответил Тимофей.
Рита, наблюдавшая за ними из дверного проёма, покачала головой.
— Надо съезжать отсюда, — пробормотала она Марксу. — А то они скоро начнут ещё и песни петь хором.
Но улыбалась.