Запахи в моей работе — это, простите, отдельная философия.
Есть запах «клиника открылась»: чисто, чуть хлоркой, чуть мокрой тряпкой, и где-то на фоне — кофе у администратора, который варится так, будто он тоже на смене с восьми до восьми.
Есть запах «кот, который ехал в переноске в маршрутке»: тёплая пластмасса, валерьянка из соседнего кармана и отчаянное «я тут случайно».
Есть запах «собака после дождя»: мокрая шерсть и счастье, которое не помещается в лифт.
А есть запах, который появляется внезапно, резко, без причины — и ты сразу понимаешь: это не про животных. Это про людей.
В тот день я открыл дверь клиники и получил по лицу таким ароматом, что у меня автоматически включился внутренний санитар: где у нас труп?
Не в переносном смысле. В самом прямом. Потому что пахло… как будто кто-то забыл на батарее пакет с рыбой и решил проверить, сколько у него терпения.
Я стою в коридоре первого этажа (клиника у нас в жилом доме, да), держу ключи, нюхаю воздух, как охотничий пёс на пенсии, и думаю: «Пётр, ты точно ветеринар, а не сотрудник службы по поиску источников вони?»
И тут из лифта выходит она.
Зоя Ивановна.
Соседка с третьего. Женщина из той категории, у которых взгляд — как печать на справке: поставила, и всё, дальше спорить бессмысленно. Она меня, честно говоря, не любит с самого открытия. Потому что клиника для неё — это «посторонние люди», «шум», «кошки в подъезде» и «вечно кто-то ходит».
Она вышла, вдохнула… и так посмотрела на меня, будто это я лично варил в коридоре селёдку.
— Опять! — сказала она с выражением человека, который двадцать лет борется с человечеством и проигрывает. — Опять у вас тут воняет! Как на бойне!
Я не успел даже поздороваться.
— Зоя Ивановна, — говорю спокойно, — у нас в клинике бойни нет. У нас максимум — кот, который вчера наложил в переноску, но это…
— Не рассказывайте мне! — перебила она. — Я уже написала жалобу. В управляющую! И куда надо!
Вот это «куда надо» у таких людей звучит как заклинание. Как будто где-то наверху сидит специальный комитет по наказанию Петра.
— Жалобу на что? — спрашиваю.
— На вонь! На антисанитарию! На животных! На то, что вы тут устроили проходной двор! — она махнула рукой в сторону моей двери, хотя дверь была закрыта и никого не было.
Я вдохнул ещё раз. Запах был в коридоре, не из клиники. Из клиники как раз пахло… ничем. Мы её моем так, что у меня иногда ощущение: если б я сам упал на пол, меня бы отдраили и продезинфицировали по графику.
— Зоя Ивановна, — говорю, — давайте по-честному: пахнет не из клиники. Пахнет в подъезде. Чувствуете? Это общий запах.
— Конечно общий! — не моргнула она. — Потому что вы его сюда принесли!
И ушла, как победительница, которой даже не интересно, кто проиграл.
А я остался в коридоре и понял две вещи.
Первая: сегодня будет весёлый день.
Вторая: если запах реально такой, то жалоба — это уже не страшилка. Это гости.
Гости пришли на следующий день. И знаете что? Я даже не удивился.
Две женщины с папками и мужчина с лицом «меня сюда отправили, я тут никого не люблю». Вежливо, официально: «Поступило обращение. Просим провести проверку».
Я, конечно, не из тех, кто падает в обморок при виде бумажки, но когда у тебя клиника в жилом доме, любая проверка — это как визит строгой тёти на кухню: даже если чисто, ты всё равно начинаешь искать, где пыль.
Они прошли по помещению, заглянули в угол, проверили журналы, мусорные контейнеры, холодильник для препаратов (не буду грузить терминами, там всё по правилам), посмотрели вентиляцию.
И всё время, пока они ходили, в коридоре подъезда… продолжало вонять.
Причём ровно тем же самым. Подвальной сыростью и чем-то… рыбно-гнилым.
— У вас запах в общем коридоре, — сказала одна из женщин и поморщилась. — Это не из клиники.
Я чуть не расплакался от облегчения. Сдержался. Я же мужчина. У нас плакать можно только, когда щенок выжил вопреки прогнозам.
— Так я о том и говорю, — вздохнул я. — У нас тут… как бы… подъездный аромат.
Мужчина посмотрел на меня устало:
— Нам всё равно придётся отработать обращение. Но источник запаха, судя по всему, вне помещения. Вы с управляющей компанией общались?
— Пока только с Зоей Ивановной, — честно сказал я.
Они что-то записали, выдали мне бумагу «нарушений не выявлено», и я на секунду почувствовал себя школьником, которому поставили «молодец» за контрольную.
Но радость была преждевременной. Потому что через два часа после проверки мне позвонил Гриша — наш дворник и одновременно главный человек, который знает все секреты этого дома.
—Петроооо, — сказал он таким голосом, каким сообщают новости про конец света. — У нас в подвале опять…
— Опять что? — спрашиваю.
— Да коты там. И… ну… вы сами лучше спуститесь. Там такое амбре, что я туда без противогаза не пойду.
Я закрыл глаза.
Вот оно. Подвал.
Подвал в жилом доме — это место, где хранится не только старый хлам, но и коллективные тайны жильцов. Там можно найти велосипед 1998 года, банку с болтами, которые «ещё пригодятся», и запах, который говорит: «Я здесь давно, и я не планирую уходить».
Мы спустились с Гришей в подвал вдвоём. Я взял фонарик, потому что подвал без фонарика — это как приём без перчаток: вроде можно, но потом будет стыдно.
Запах усиливался по мере приближения к двери. Я уже даже не нюхал — я чувствовал его кожей.
Внизу было сыро, темно и тихо. И только где-то в глубине… шуршание.
— Коты, — шепнул Гриша. — Слышь?
Я посветил фонариком — и увидел.
У стены стояла миска. Рядом — пластиковый контейнер, крышка приоткрыта. И в контейнере… простите, не буду сгущать, но это было что-то из разряда «рыбные головы + время + тепло батареи».
И рядом сидели двое подвальных котов — худые, настороженные, но не агрессивные. Они смотрели на нас, как на людей, которые пришли забрать единственный их ресторан.
— Вот оно, — сказал Гриша победно. — “Клиника воняет”!
Я наклонился, открыл крышку полностью — и тут же пожалел о своей смелости.
— Кто это сюда принёс? — спросил я, хотя в душе уже знал.
Гриша посмотрел на меня как на наивного ребёнка:
— Да кто… Зоя Ивановна, кто же ещё. Она их «спасает». Кормит. А потом орёт, что “от вас вонь”.
Я выпрямился очень медленно.
Потому что, знаете… есть моменты, когда ты понимаешь: сейчас будет скандал, и он уже созрел, как тот самый контейнер.
— Ты уверен? — спросил я.
— А то. Я видел. Она ночью спускается. Думает, никто не знает. Но у меня окна на двор, а у неё фонарик, как у спецназа. Плюс пакет шуршит. Плюс она разговаривает с ними. «Мои бедненькие». — Гриша хмыкнул. — Бедненькие-то бедненькие, но рыба уже умерла второй раз.
Я, честно говоря, люблю животных. Если бы не любил — не работал бы. Я понимаю людей, которые кормят дворовых котов. Но есть один нюанс: кормить можно так, чтобы помогать, а можно так, чтобы устраивать биологическое оружие в подвале.
И вот тут уже вопрос не к котам. А к голове.
К Зое Ивановне я поднялся не сразу. Я сначала вернулся в клинику, вымыл руки до состояния «стерильная душа», выпил воды и мысленно репетировал фразы, которые не содержат слов «вы вообще нормальная?» 😅
Она открыла дверь почти сразу. Видимо, ждала меня. Такие люди жалобу написали — значит, уже внутри празднуют победу.
— Ну что? — спросила она, прищурившись. — Проверка была? Закрыли вас?
— Зоя Ивановна, — сказал я максимально ровно, — проверка была. Нарушений не выявлено. Запах не из клиники.
Она замерла на секунду, но быстро нашлась:
— Конечно! Они же все… купленные!
Я сделал паузу. Потом спросил:
— А подвал вы тоже… купили?
— Что? — она напряглась.
— Зоя Ивановна, — говорю, — в подвале стоит контейнер с рыбой, от которого воняет на весь подъезд. Коты там. Миска там. И, по словам Гриши, это вы туда носите.
Она побледнела и тут же пошла в атаку:
— Я кормлю животных! Вы что, против? Вы же ветеринар! Вы должны понимать!
— Я понимаю, — кивнул я. — И именно поэтому говорю: так кормить нельзя. Это не помощь. Это рассадник вони, мух и инфекций. Простите, но это факт. И люди жалуются не на клинику. Люди жалуются на ваш подвал.
— Вы всё на меня сваливаете! — почти закричала она. — Вам просто удобно!
— Мне неудобно, — честно сказал я. — Мне вообще неудобно, что я стою у вас на пороге и обсуждаю тухлую рыбу. Я мечтал лечить животных, а не выяснять, кто чем воняет.
Она сжала губы.
И вдруг — очень тихо, почти по-человечески, сказала:
— Мне их жалко.
Вот оно. Сердцевина.
Я вздохнул.
— Мне тоже, — ответил я. — Но жалость не должна пахнуть так, что весь дом страдает.
Она посмотрела на меня упрямо:
— А что вы предлагаете? Пусть они сдохнут?
— Я предлагаю кормить нормально, — сказал я. — Нормальным кормом, в небольшом количестве, лучше на улице, а не в подвале. И убирать остатки. Каждый раз. Не “потом”. Не “завтра”. А сразу.
И если вы хотите реально помогать — давайте вместе поговорим с управляющей: можно сделать место кормления во дворе, можно поставить закрывающийся контейнер, можно хотя бы перестать превращать подвал в гастрономический кошмар.
Она молчала. Потом вдруг сказала, глядя в сторону:
— Я жалобу написала, потому что… люди на меня ругались. Говорили, что это я воняю. А я… я не хотела, чтобы они меня травили. Вот и…
И тут меня даже не злость взяла. А усталость.
Потому что всё, как всегда, оказалось не про запах. А про страх.
Про то, что взрослые люди делают странные вещи, чтобы не быть виноватыми. Про то, что проще обвинить «вонючую клинику», чем признаться: «Да, это я. Я ошиблась».
В итоге мы сделали то, что обычно делают взрослые, когда им удаётся на секунду стать взрослыми.
Гриша вынес тот контейнер так, будто обезвреживал бомбу. Я помог — в перчатках, конечно. Зоя Ивановна стояла рядом, молчала и выглядела не победительницей, а просто одинокой женщиной, которая хотела быть нужной, но выбрала неправильный способ.
Потом мы с ней пошли во двор, нашли место подальше от подъезда, договорились: если кормит — то сухим кормом, чуть-чуть, и убирает. Я даже принес ей пакет нормального корма — не потому что я святой, а потому что я понимаю: если не дать человеку инструмент, он снова принесёт рыбу.
И да, через неделю запах исчез.
А ещё через неделю Зоя Ивановна подошла ко мне у подъезда и сказала:
— Я… это… вы уж не держите зла. Я погорячилась.
Сказала — и протянула мне пакет.
В пакете был маленький комнатный цветок.
— Это вам. В клинику. Чтоб… ну… пахло хорошим.
Я чуть не рассмеялся. И чуть не стал мягче, чем планировал.
— Спасибо, — сказал я. — Будет пахнуть. Только давайте без подвалов.
Она кивнула.
И ушла.
Я потом долго думал об этом.
Знаете, можно сколько угодно спорить, что хуже: запахи животных или запахи человеческие.
У животных всё честно. Если пахнет — значит, есть причина. Нашёл — убрал — стало лучше.
А у людей часто пахнет тем, что они не говорят вслух: страхом, одиночеством, обидой, желанием быть правыми.
И иногда самый сильный запах в подъезде — это не клиника. Это человеческая привычка прятать свою ответственность под чужой дверью.
Хорошо хоть, что в отличие от подвала, это тоже иногда проветривается. Если открыть окна. И рот. 🐾