Суббота. Восемь утра. Время, когда нормальные люди, отпахавшие пятидневку, видят десятый сон, завернувшись в одеяло как в лаваш.
В квартире Ксении и Романа царила блаженная тишина. Дети, вымотанные за неделю садиком и кружками, спали без задних ног. Кот дрых на батарее. Даже холодильник, казалось, гудел шепотом, уважая право хозяев на отдых.
И тут в замке заскрежетал ключ.
Звук был наглым, уверенным и неотвратимым, как приговор суда.
Ксения открыла один глаз. Сердце ухнуло куда-то в пятки.
— Рома, — шепнула она, толкая мужа в бок. — Это воры?
Роман промычал что-то нечленораздельное и натянул подушку на голову.
Но «воры» вели себя странно. Они не крались. Они громко топали, шуршали пакетами и уже хозяйничали в прихожей.
— Ромашка! Ксюша! Подъем! Солнце уже высоко, а они всё дрыхнут! Всю жизнь проспите!
Голос Ларисы Дмитриевны, свекрови, прорезал утреннюю негу, как бензопила.
Ксения села на кровати. Внутри закипала злость. Тяжелая, густая злость человека, у которого украли законный выходной.
Лариса Дмитриевна была женщиной старой закалки. Из тех, кто считает, что личные границы — это выдумка проклятых капиталистов, а сын, даже сорокалетний, остается ее собственностью до гробовой доски. У неё были свои ключи («На всякий случай, вдруг пожар!»), и она ими пользовалась не во время пожаров, а когда ей становилось скучно. То есть регулярно.
Дверь в спальню распахнулась без стука.
Свекровь стояла на пороге, сияя, как начищенный самовар. В руках — авоськи, на голове — боевая укладка.
— Ой, ну вы даете! — всплеснула она руками. — Дышать же нечем! Форточки закрыты, спертый воздух! Рома, тебе кислород нужен, у тебя цвет лица землистый!
Она решительно прошла к окну и распахнула шторы. Яркий свет ударил по глазам.
— Мама, — простонал Роман, щурясь. — Ну зачем так рано? Мы же просили...
— Что «просили»? — Лариса Дмитриевна уже инспектировала комод, проведя пальцем по поверхности. — Тц-тц-тц. Пыль! Рома дышит грязью! Ксюша, ты когда последний раз тряпку в руки брала? У ребенка астма будет, а мать спит до обеда!
Ксения молча встала, накинула халат. Спорить с Ларисой Дмитриевной в горизонтальном положении было стратегически невыгодно.
— Сейчас восемь утра, Лариса Дмитриевна. Не обед.
— Для хозяйки это уже обед! — парировала свекровь. — Я уже на рынок сбегала, творога купила, сейчас сырники буду делать. А то вы тут с голоду помрете на своих бутербродах.
Она развернулась и, цокая каблуками, умаршировала на кухню.
Через минуту оттуда донесся грохот кастрюль.
— Господи... — донеслось из кухни. — Пустая кастрюля! Опять макароны вчера ели? Ксюша! У мужика гастрит будет! Ему жидкое надо, супчик, бульончик! А у вас в холодильнике мышь повесилась и кетчупом удавилась!
Из детской послышался плач. Младший, Тёма, проснулся от шума и испугался.
Ксения сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Она пошла к детям, успокаивать.
Когда она вышла на кухню, там уже кипела деятельность. Свекровь переставляла банки на полках («Всё не по фэн-шую, бардак!»), попутно выкидывая «подозрительные» продукты в мусорку.
Роман, помятый и несчастный, сидел за столом, пытаясь пить кофе.
— Мам, ну правда, — бубнил он. — Позвонить же можно было. Мы бы подготовились, встали. Ну что ты как снег на голову?
Лариса Дмитриевна замерла с половником в руке. Её лицо приняло выражение оскорбленной добродетели.
— Позвонить? — переспросила она ледяным тоном. — Сынок, ты в своем уме? Я — мать! Мне не нужно приглашение в дом моего сына! Я тебя родила, вырастила, ночей не спала, а теперь должна записываться на прием, как к министру?
— Речь не о записи, а об уважении, — тихо вставила Ксения.
— У родных людей секретов нет! — отрезала свекровь. — Двери всегда должны быть открыты! Что вы тут прячете? Грязные носки? Невымытые чашки? Так я помогу, уберу, раз жена не справляется. Радоваться надо, что мать помогает, а они носы воротят!
Она демонстративно начала греметь тарелками в раковине, всем видом показывая, как тяжело ей нести крест заботы о неблагодарных.
Ксения смотрела на прямую спину свекрови. На её уверенные движения. На Романа, который втянул голову в плечи.
Обычно в таких ситуациях Ксения пыталась оправдываться, вежливо выпроваживать или молча терпеть, глотая обиду.
Но сегодня что-то изменилось. Возможно, недосып достиг критической массы.
В голове Ксении созрел план. Простой, злой и гениальный.
Она подошла к свекрови и обняла её за плечи.
— Вы абсолютно правы, Лариса Дмитриевна, — сказала она елейным голосом.
Свекровь даже мочалку выронила от неожиданности.
— Что?
— Я говорю, вы правы. К черту условности. Мы же одна семья. Родные люди. Двери должны быть открыты. Семья должна быть вместе всегда, в любой момент. Спасибо, что напомнили нам об этих ценностях.
Лариса Дмитриевна подозрительно прищурилась, но подвоха не нашла. Невестка улыбалась широко и искренне.
— Ну вот, — смягчилась свекровь. — Давно бы так. А то развели политесы. Ешьте сырники, пока горячие.
Весь день Лариса Дмитриевна царила в квартире, поучая, переставляя и критикуя. Ксения молчала. Она копила силы.
Когда вечером за свекровью закрылась дверь, Роман выдохнул:
— Фух. Пережили. Ксюш, ты чего такая довольная?
— Готовься, Рома, — Ксения подмигнула мужу. — Завтра у нас ранняя побудка. Мы начинаем операцию «Доброе утро».
— Зачем?
— Будем укреплять семейные связи. По методу твоей мамы.