Оля смотрела на тарелку и не могла заставить себя поднять ложку. Руки предательски дрожали. В голове на батом стучала фраза, которую секунду назад прошептала ей на ухо одиннадцатилетняя Настя. Игорь сидел напротив, аккуратно разламывая хлеб над своей тарелкой. Улыбался. Ждал, когда жена начнет есть. Но чтобы понять, как Оля оказалась в этой точке, за столом с человеком, которого, возможно, совсем не знала, нужно вернуться на полгода назад.
Октябрь выдался холодным. Оля возвращалась с работы в переполненном автобусе, прижимая к груди пакет с продуктами. За окном моросил дождь, стекая по грязному стеклу серыми дорожками. 42 года, бухгалтер в небольшой строительной фирме «Стройград». Вдова уже три года. Муж Дима погиб на трассе Москва - Нижний Новгород, возвращаясь из командировки. Фура, гололед, мгновенная смерть. Ему было 39. Ей тогда позвонили из полиции в 6 утра. Она еще подумала, кто это так рано, наверное, ошиблись номером. А потом услышала. Вы жена Дмитрия Андреевича Соловьева. И мир рухнул. Три года. Тысяча девяносто пять дней.
Оля считала поначалу. Потом перестала. Какой смысл? Она помнила тот день в деталях. Настя, которой тогда было восемь, собиралась в школу. Оля стояла в коридоре с телефоном в руке и не могла произнести ни слова. Дочь смотрела на нее и понимала. Что-то случилось. Что-то страшное.
- Мам? Мам, что?
Как она тогда нашла силы сказать? Не помнила. Помнила только, как Настя закричала. Тонко, по-звериному. И этот крик до сих пор снился ей иногда по ночам. На остановке улица Гагарина Автобус резко затормозил. Видимо, пешеход выскочил на дорогу, так часто бывало у торгового центра. Оля не удержалась, качнулась вперед, и пакет выскользнул из рук. Яблоки покатились по грязному полу, пачка молока ударилась от чью-то ногу, а банка консервированных помидоров укатилась под сиденье.
- Давайте помогу.
Голос раздался сверху, спокойный, глубокий. Мужчина лет пятидесяти в добротном темном пальто уже наклонился и собирал раскатившиеся продукты. Седина на висках, внимательные карие глаза, аккуратная стрижка. Руки большие, но движения точные, аккуратные. От него пахло хорошим одеколоном, ненавязчиво, едва уловимо.
- Спасибо», — смутилась Оля, принимая пакет. Неловко вышло. Извините за беспокойство.
- Какое беспокойство? Водители у нас лихачи известные. Вчера так вообще чуть бабушку не уронил на повороте. Вышли на одной остановке.
Дождь почти прекратился, только мелкая морось висела в воздухе. Оказалось, соседние дома. Он в пятиэтажке напротив, она в девятиэтажке через двор.
- Надо же!» — улыбнулся мужчина. Соседи выходят. А я и не видел вас раньше. Мы в разное время выходим, наверное.
Оля тоже улыбнулась.
- Я рано, к восьми на работу.
- А я наоборот, задерживаюсь допоздна. Производство, сами понимаете.
Его звали Игорь. Инженер-технолог. Работал на механическом заводе. Вдовец. Переехал в их город год назад после смерти жены. Рак, сказал он просто без надрыва.
- Боролись два года. Не вышло.
- Мне жаль.
- Спасибо. Это было пять лет назад. Уже смирился, наверное. Хотя смиряешься ли с таким когда-нибудь? Детей не было. Квартиру в Саратове продал. Здесь снял однушку. Начал жизнь с нуля.
У подъезда они остановились. Оля сама не поняла, зачем рассказала про Диму. Обычно молчала об этом с незнакомыми. Но Игорь смотрел так спокойно, без жалости и любопытства, что слова вырвались сами.
- Мой муж погиб три года назад. Авария на трассе.
- Мне жаль, — сказал он так же просто, как она минуту назад. - Я знаю, как это, когда кажется, что все закончилось. Но потом проходит время, и понимаешь, жизнь продолжается, хочешь ты того или нет.
Оля кивнула. Слова застряли в горле. Они попрощались. Он пошел к своему дому, она поднялась на седьмой этаж, разобрала продукты, поставила чайник. И только потом заметила, что улыбается. Настя делала уроки за кухонным столом, когда Оля начала готовить ужин. Девочка сидела, низко склонившись над тетрадью, кончик языка высунут от усердия. Математика. Ненавистные дроби.
- Мам, ты чего такая довольная?
- Я? Ничего. Просто день хороший.
- Ага.
Настя подняла голову и прищурилась.
- День как день. А почему тогда картошку в кожуре режешь?
Оля посмотрела на разделочную доску. Действительно, две картофелины нарезаны прямо с кожурой. Задумалась. Она засмеялась и выбросила неочищенные кусочки в мусорное ведро. Настя отложила ручку. Взгляд серьезный, внимательный, отцовский. Дима тоже умел так смотреть, будто видит человека насквозь, читает мысли. Иногда это раздражало, но чаще восхищало. Как он понимал ее без слов? Как угадывал настроение по одному вздоху?
- Мам, а помнишь, ты говорила, что папа всегда тебя встречал с работы?
Оля замерла с ножом в руке. Воспоминания накрыла волной. Дима у подъезда с букетом ромашек, она любила простые цветы. «Привет, солнце! Как день?» И его улыбка. Та самая, от которой внутри все переворачивалось.
- Помню, — сказала она хрипло.
- Мне сегодня Машка сказала, что у нее теперь новый папа. Настоящий. Они с мамой в Турцию летом поедут. На море.
- И что?
Оля старалась говорить спокойно, хотя внутри все сжалось.
- Ничего, — Настя пожала плечами. Просто сказала. Машка говорит. Он добрый. Подарки дарит. На велике с ней катается.
- У тебя тоже есть велик.
- Знаю. Не в этом дело, мам.
Оля отвернулась к плите. Руки немного дрожали. Три года она жила только ради дочери. Работа с восьми до пяти, потом магазин, готовка, уроки. Музыкальная школа по вторникам и четвергам, фортепиано, художественная, по средам и субботам. По воскресеньям они ходили в парк или в кино, если погода не позволяла гулять. Никаких мужчин, никаких свиданий. Подруги пытались знакомить, отказывалась. Мама уговаривала не хоронить себя заживо, не слушала. Казалось, что это предательство, предательство Димы, их любви, их 13 лет вместе. Но сегодня... Сегодня она впервые за три года почувствовала что-то похожее на интерес к другому человеку. И это пугало.
- Мам! Настя подошла и обняла ее сзади. - Я не к тому, что тебе надо замуж. Просто, если ты хочешь, я не против. Честно.
Оля развернулась и прижала дочь к себе. Они стояли так несколько минут, молча. За окном догорал закат, окрашивая кухню в розовые тона.
Через неделю она встретилась с новым знакомым снова. Оля выходила из магазина «Пятерочка» с двумя тяжелыми сумками. По акции накупила гречки и консервов. Игорь появился будто из ниоткуда.
- Оля? Какая встреча?
Он выглядел иначе, в темно-синем свитере под расстегнутой курткой, без галстука. Моложе, что ли? Живее.
- Здравствуйте, Игорь.
- Давайте без выканья, а? Мы же соседи. Он улыбнулся и забрал у нее сумки, не спрашивая разрешения. - Тяжелые. Зачем столько набрали?
- Акция. Гречка по 40 рублей.
- А, понимаю. Экономика должна быть экономной. Слушай, может, по кофе? Тут кафе хорошее через дорогу.
Она хотела отказаться. Дома Настя, уроки, ужин. Но вместо этого сказала.
- Ну, полчаса, наверное, могу.
Кафе называлось «Уют» и полностью оправдывало свое название. Мягкие бархатные диванчики цвета кофе с молоком, приглушенный свет — Запах свежей выпечки. На стенах — репродукции импрессионистов в простых деревянных рамах. Негромко играл Вивальди. Игорь заказал два капучино и пирожные Наполеон.
- Здесь лучший Наполеон в городе, — сказал он. Поверь, я все кондитерские обошел.
- Ты сладкоежка?
- Страшный, — он засмеялся. Жена постоянно ругала, говорила, Диабет заработаешь, а я не мог удержаться.
- Расскажи о себе, — попросила Оля. В прошлый раз ты только про работу упомянул.
- Что рассказывать? Обычная жизнь. Родился в Саратове в 70-м году. Учился в политехе на инженера. Распределился на завод, там и остался. Работа, дом, работа. Всю жизнь на заводах, сначала на серпе и молоте, потом на электроприборе.
- А жена? Как познакомились?
- В институте. Она на химфаке училась, я на механике. Встретились на танцах в общаге. Он улыбнулся, вспоминая. Она была в красном платье. Самая красивая девушка на курсе. Я подошел пригласить на медленный танец и так волновался, что наступил ей на ногу. Дважды.
- И она согласилась танцевать?
- Не только танцевать. Через год расписались. 20 лет прожили. Она болела долго, рак легких, хотя никогда не курила. Я ухаживал до последнего дня. В хоспис не отдал. Не смог. Он говорил просто, без надрыва. Но Оля видела, как напряглись желваки на его скулах, как он крепче сжал чашку. После ее смерти не мог оставаться в Саратове. Везде она. Каждый угол, каждая улица, каждое кафе, где мы сидели. Вот и уехал. Сначала в Самару, не прижился. Потом сюда. Здесь предложили хорошую должность, главный технолог цеха. Решил, почему бы и нет?
- Понимаю», — кивнула Оля. У меня было похоже. Первый год вообще не помню. Как в тумане. Только Настя держала. Ради нее вставала утром, ради нее работала. Иначе бы легла и не встала.
- Дети — это якорь, — согласился Игорь. «Жаль, что у нас не получилось. Мы очень хотели, но...» «Не судьба. Врачи что-то говорили про несовместимость. Я не вникал. Алла плакала. Я утешал. А потом перестали пытаться. Смирились.
Они просидели в кафе два часа. Кофе остыл, пирожные съедены, а разговор все не заканчивался. Оля давно так ни с кем не разговаривала. Легко, открыто, без напряжения. С подругами всегда получалось поверхностно. Дети, работа, сплетни. А тут будто знала человека всю жизнь. Опомнилось только, когда телефон завибрировал, сообщение от Насти. «Мам, ты где? Я голодная». И у меня математика не решается.
На прощание дала номер телефона. Впервые за три года. Игорь позвонил на следующий день. Кино, новый фильм.
- Мам, ты куда? Настя стояла в дверях.
- В кино. Со знакомым.
Который в автобусе? Ты тете Свете рассказывала, я слышала.
Оля присела на корточки.
- Настюш, просто кино. Ничего серьезного.
- Ладно, иди». Но в голосе дочери звучало что-то, чего Оля не услышала или не захотела услышать.
Свидания стали регулярными. Кино, кафе, прогулки в парке. Игорь приносил цветы. Не дежурные розы, а составленные со вкусом букеты. Слушал внимательно, не перебивал. Расспрашивал про работу, про Настю, про увлечение. Через месяц Оля решилась познакомить его с дочерью.
- Пригласи на чай», — предложила Светка по телефону. Пусть посмотрит на девочку, а девочка — на него.
Игорь пришел с тортом и альбомом для рисования. Узнал, что Настя ходит в художку. Настя вышла из комнаты, остановилась в дверях. Смотрела молча, изучающе.
— Здравствуй, Настя. Мама много о тебе рассказывала.
— Здравствуйте.
— Можно на «ты»? Я Игорь.
— Я знаю.
Оля засуетилась, накрывая на стол. Игорь держался спокойно, не заискивал, но и не давил. Расспрашивал про школу, про рисование. Настя отвечала односложно. Когда гость ушел, дочь сказала.
- Он какой-то слишком правильный, как робот.
- Просто воспитанный человек.
- Папа тоже был воспитанный, но он смеялся громко и шутил. А этот... ненастоящий какой-то.
- Ты просто не привыкла.
Настя пожала плечами и ушла к себе. Отношения развивались. Игорь все чаще оставался на ужин, иногда — на выходные. Чинил кран в ванной, полку в коридоре, скрипучую дверцу шкафа. Оля отвыкла от мужских рук в доме, и эта забота согревала. Настя держалась отстраненно. Не грубила, но и не сближалась. На вопросы отвечала коротко, От совместных ужинов старалась уйти в комнату.
- Дай ей время, — говорил Игорь. Это нормально. Я не тороплюсь.
Через два месяца он сделал предложение. Без театральности, за ужином, когда Настя уже спала.
- Я знаю, мы знакомы недолго, но я уверен в своих чувствах. Выходи за меня.
Оля молчала, сердце колотилось.
- Я не заменю ей отца, — продолжал Игорь. — Не претендую, но хочу быть рядом, с вами обеими.
- Мне нужно подумать.
- Конечно, сколько угодно времени.
Она думала неделю, советовалась со Светкой, с мамой, даже с коллегой Ириной. Все говорили одно. «Хватит жить прошлым, Настя скоро вырастет и упорхнет, а ты останешься одна».
- Да. - сказала Оля в следующее воскресенье.
Свадьбу назначили на декабрь. Скромная — ЗАГС и ресторан для своих. Оля выбрала бежевый костюм вместо белого платья. Настя узнала новость молча.
- Ты не рада? — спросила Оля.
- А должна?
- Я хочу, чтобы ты была счастлива.
- Я хочу, чтобы ты была счастлива, мам. Если тебе с ним хорошо... Ладно. Но... Ничего.
Настя ушла в комнату. Оля слышала, как щелкнул замок. В тот вечер она впервые задумалась, правильно ли делает. Но отогнала сомнения. Просто ревность. Все дети так реагируют на отчимов. Пройдет. За две недели до свадьбы случилось странное. Оля вернулась с работы раньше обычного. Отпустили. Игорь был в квартире, хотя обычно приходил к семи. Сидел в кухне с ноутбуком, что-то быстро печатал. Увидев Олю, захлопнул крышку.
- Привет, ты рано.
- А ты что тут делаешь?
- Ключи же дала. Решил борщ сварить, пока ты на работе. Сюрприз.
На плите действительно булькала кастрюля. Но почему-то Олю кольнуло беспокойство.
- Что-то важное? - Кивнула на ноутбук.
- Рабочие отчеты.
Вечером, когда Игорь ушел, Настя сказала. «
- Мам, он два часа сидел. Я слышала, как разговаривал по телефону.
- И что?
— Говорил тихо, будто прятался.
- Может, рабочий разговор? Конфиденциальный.
- Может. Настя не спорила. Но смотрела так, что Оле стало не по себе.
Свадьба прошла тихо. Гостей — человек двадцать. Мама Оли приехала из Рязани, плакала всю церемонию. Светка произнесла тост про второй шанс на счастье. Игорь был безупречен, внимателен, заботлив, галантен. Настя весь вечер просидела в углу с телефоном. На вопросы отвечала «все хорошо». Но хорошо звучало как «отстаньте». После ресторана поехали домой. Игорь перенес вещи из своей квартиры еще накануне. Теперь они жили втроем. Первый месяц – идиллия. Игорь вставал раньше всех, готовил завтраки. Возил Настю в школу, если Оле нужно было на работу к восьми. Ремонтировал, убирал, готовил. Идеальный муж. Слишком идеальный. шепнул голос в голове. Оля отмахнулась. Настя по-прежнему держала дистанцию, но Игорь не давил. Подарил ей хороший планшет, записал на курсы цифрового рисования, которые она давно хотела.
- Спасибо, — сказала Настя.
- На здоровье, — улыбнулся Игорь. Но улыбка не достигла глаз. Оля заметила это и тут же забыла. Или убедила себя, что показалось.
Странности начались на втором месяце. Игорь стал получать звонки, на которые выходил в другую комнату. Возвращался с непроницаемым лицом. Кто звонил? Работа. Заказчик капризный. Однажды Оля случайно увидела его телефон. На экране женское имя. Марина. Кто такая Марина? Игорь даже не вздрогнул. «Коллега, бухгалтер на заводе». Объяснение звучало логично. Оля поверила. Но через неделю соседка тетя Валя сказала. «Видела твоего в кафе на проспекте. С женщиной какой-то. Молодая, блондинка.
- Наверное, по работе.
- Наверное. Тетя Валя покивала, но во взгляде читалось сочувствие.
Вечером Оля спросила.
- Ты был сегодня в кафе на проспекте?
- Да, с представителем подрядчика. Обсуждали поставки.
- Женщина?
- Да, Инна Сергеевна, логист.
Звучало убедительно. Оля хотела поверить. И поверила. Настя стала замкнутой. Хуже училась, меньше рисовала. На вопросы огрызалась.
- Что с тобой?
- Ничего.
- Настя, я же вижу.
- Ничего, мам, устала просто.
Оля списала на подростковый возраст. Гормоны, переходный период. Одиннадцать лет — сложное время. Но однажды, заглянув в комнату дочери, увидела. Настя сидит у окна и плачет, беззвучно зажав рот рукой.
-Малыш, что случилось?
Настя вздрогнула, вытерла глаза.
- Ничего. Фильм грустный смотрела.
Планшет лежал на кровати. Экран темный. Оля не стала уточнять. Обняла дочь. Посидела рядом. Настя молчала. В феврале Игорь предложил переписать квартиру.
- Для чего? — удивилась Оля.
- Для ипотеки. Хочу взять кредит, расширить жиль». Втроем тут тесновато. А если оформим совместную собственность, условия будут лучше.
- Я подумаю.
- Конечно, не тороплю.
Но он торопил. Каждый день спрашивал. Ну что, подумала? Оля тянула. Светка сказала по телефону. Не вздумай. Квартира твоя и Настя. Мало ли что.
- Ты о чем?
- Да ни о чем. Просто... Осторожней будь. Ты его знаешь-то всего ничего.
- Полгода уже.
- Вот именно. Полгода. А квартира — это вся твоя жизнь.
Оля обещала подумать еще. В марте случился первый скандал. Оля нашла в кармане пиджака Игоря Чек. Ресторан «Прага». Два ужина, бутылка вина. Сумма, как ее зарплата за неделю.
- Что это?
- Деловой ужин.
- С кем?
- С партнером из Москвы.
- Игорь, здесь написано «два лангуста» и «шампанское брюд». Это деловой ужин?
Он помолчал. Потом вздохнул.
- Ладно. Это был ужин с бывшим однокурсником. Хотел впечатлить. Глупо получилось. Прости, что соврал.
- Почему сразу не сказал? Не хотел, чтобы ты думала, что я транжира.
Объяснение хромало. Но Оля опять поверила. Или сделала вид. Настя стала следить за Игорем. Оля не сразу это поняла. Девочка тихо выходила из комнаты, когда отчим разговаривал по телефону. Стояла за углом, слушала. Потом также тихо возвращалась. Однажды Оля застала ее в кухне ночью.
- Ты что тут делаешь?
- Пить хотела.
Стакан стоял на столе пустой, а Настя смотрела в сторону спальни, где спал Игорь.
- Иди спать», — сказала Оля.
Настя кивнула и ушла. Но что-то в ее взгляде заставило Олю долго лежать без сна. В апреле позвонила незнакомая женщина.
- Здравствуйте. Вы Ольга?
- Да.
- Жена Игоря Петровича?
- Да. А кто это?
- Неважно. Просто хочу предупредить. Будьте осторожны с ним.
- Что? Кто вы?
Гудки. Оля перезвонила. Номер не определился. Вечером рассказала Игорю. Странно. Он нахмурился. Наверное, чья-то глупая шутка. Или бывшая коллега решила отомстить. Я уволил одну сотрудницу за воровство. Она угрожала.
- Что она сказала?
- Еще пожалеешь.
- Типичное.
Оля хотела поверить. Но в этот раз получилось хуже. Через неделю Настя сказала.
- Мам, мне надо тебе кое-что показать.
Они сидели в ее комнате. Игорь был на работе.
— Что?
Настя достала планшет, открыла папку с фотографиями.
— Я за ним слежу, — сказала спокойно. — Уже месяц.
— Следишь?
— Да. Фотографирую, когда он не видит.
На экране — снимки. Игорь в кафе с блондинкой. Игорь у банкомата. Игорь садится в чужую машину. Игорь разговаривает с каким-то мужчиной в темной куртке.
- Это что? — прошептала Оля.
- Не знаю, но это не работа. Я проверяла. Завод в другой стороне.
- Откуда ты?
— Проследила однажды, на велике
- Настя.
- Мам.
Дочь посмотрела ей в глаза.
- Он врет. Постоянно. Я не знаю, кто он такой на самом деле, но он точно не тот, за кого себя выдает.
Оля смотрела на фотографии. Сердце колотилось.
- Может, есть объяснение?
- Какое? Настя скрестила руки. - Мам, очнись! Три разных женщины за месяц. Встреча в странных местах. Деньги, которых у него якобы нет, хотя он тратит непонятно сколько.
- Откуда ты знаешь про деньги?
- Видела выписку. Он забыл на столе.
- Настя, ты рылась в чужих вещах.
- Да. И правильно сделала.
Оля молчала. Мир рушился.
- Что ты предлагаешь?
- Не знаю. Настя вздохнула. - Но будь осторожна. Пожалуйста.
Оля не знала, что делать. «Поговорить с Игорем?» Он найдет объяснение, как всегда. Уйти? Куда? Это ее квартира. Выгнать его? На каком основании жена подозревает? Она стала наблюдать. Незаметно, как учила дочь. И замечать. Как Игорь проверяет ее телефон, когда думает, что она спит. Как записывает что-то в блокнот, который прячет в портфель. как иногда смотрит на нее, холодно, оценивающе, будто прикидывает что-то. Однажды ночью она встала попить воды и услышала его голос из кухни.
- Да, скоро. Документы почти готовы. Нет, она ничего не подозревает. Идиотка доверчивая.
Оля замерла. Сердце остановилось. «Да, дочка проблема». Но решу. Не впервой. Она тихо вернулась в спальню. Лежала до утра без сна, глядя в потолок. Утром вела себя, как обычно. Завтракала, улыбалась, целовала мужа на прощание. Но внутри все умерло. Оля начала собственное расследование. Позвонила на завод, где якобы работал Игорь.
- Игорь Петрович Савельев? — переспросила секретарь. Нет, у нас такого нет.
- Вы уверены?
- Абсолютно. Я работаю здесь 15 лет.
Оля положила трубку. Руки тряслись. Он врал. Про работу, про прошлое, про все. Кто он такой? Она наняла частного детектива, знакомой Светке, бывший мент. Три дня и результат.
- Игорь Петрович Савельев, — зачитывал детектив. Настоящее имя – Геннадий Викторович Крымов. Судим дважды – мошенничество и подделка документов. Последние пять лет – специализация на одиноких женщинах с жильем. Три официальных брака, все жены лишились квартир. Одна погибла, упала с лестницы. Дело закрыли, как несчастный случай.
Оля слушала и не слышала, в ушах звенела.
- Сейчас в разработке минимум две цели, кроме вас. Сообщница, блондинка, на фото вашей дочери — это она. Изображают деловых партнеров.
- Что мне делать?
- Идти в полицию. У меня есть материалы. Но... Он помолчал. Доказать умысел сложно. Пока он ничего противозаконного не совершил. Формально.
- А квартира?
- Вы ничего не подписывали?
- Нет.
- Тогда пока в безопасности. Но он будет торопить. Ему нужны документы.
Оля вышла из офиса на ватных ногах, села на лавку в сквере, просидела час, глядя в никуда. Три года одиночества, три года без любви. И вот когда решилась, попала к мошеннику. К убийце, возможно. Слезы текли сами. Оля не вытирала. Вечером она вела себя как обычно, готовила ужин, болтала о работе. Игорь, нет, Геннадий ничего не заподозрил.
- Документы на квартиру нашла? — спросил он за чаем.
- Еще нет, все руки не доходят.
- Давай помогу поискать.
- Не надо, сама справлюсь.
Он кивнул. Но во взгляде мелькнуло что-то острое. После ужина Оля позвонила маме.
- Мам, можешь приехать? Настя не здоровится.
- Конечно, завтра же выйду.
Игорь слышал разговор, нахмурился.
- Зачем тещу звать? Я же тут, помогу.
- Она соскучилась, и Настя ее просила.
Он не спорил, но Оля видела, недоволен. Мама приехала на следующий день. Оля отвела ее в комнату и все рассказала.
- Господи! Мама побледнела. - Что делать?
- Не знаю. Полиция говорит ждать, пока не совершит преступление.
- Ждать? А если он тебя...
- Не при маме и насте. Он не дурак.
- Оля, бежать надо.
- Куда? Это мой дом. Моя квартира. Почему я должна бежать?
Мама заплакала. Оля обняла ее.
- Мам, я справлюсь, но мне нужна твоя помощь.
Следующие дни прошли в напряжении. Оля делала вид, что все в порядке. Готовила, улыбалась, ложилась с мужем в одну постель. Каждое прикосновение вызывало тошноту. Игорь нервничал. Мама и Настя не давали им остаться наедине. Он не мог делать звонки, не мог проверять документы.
- Когда теща уедет?» — спросил наконец.
- Через неделю. Билет уже куплен.
- Долго.
- Соскучилась по внучке. Пусть погостит.
Он промолчал. Но взгляд стал колючим. За три дня до отъезда мамы Игорь объявил.
Завтра сам приготовлю ужин, праздничный, в честь семьи.
- По какому поводу?
- Просто так. Хочу порадовать.
Оля насторожилась.
- Хорошо.
Вечером она рассказала маме и Насте.
- Не ешь ничего, что он приготовит, — сказала мама.
- Я знаю.
Настя молчала, потом сказала
- Я послежу за ним, на кухне.
- Настя, это опасно.
- Я буду осторожно.
Воскресенье. День ужина. Игорь с утра возился на кухне. Гремел кастрюлями, что-то резал, насвистывал. Настя сидела в гостиной с планшетом. Но камера была направлена на кухню. Она записывала все. Оля с мамой сделали вид, что пошли в магазин. На самом деле стояли у соседки, следили через глазок. В четыре часа Настя написала. Он что-то сыпал в кастрюлю. Из пакетика. Не приправа. Порошок белый. Оля похолодела. Уверена? Да. Засняла.
Они вернулись в квартиру. Игорь накрывал на стол.
- Дамы, прошу! Борщ по бабушкиному рецепту и котлеты по-киевски.
Стол выглядел празднично. Скатерть, хорошая посуда, свечи. Оля смотрела на тарелку с борщом. Багровая жидкость, капли жира на поверхности, кусочки свеклы и капусты. Обычный борщ. Или нет? Мама смотрела на свою тарелку. Настя сидела тихо, не притрагиваясь к еде. Игорь сел напротив, разломил хлеб, обмакнул в борщ, улыбался. Тепло, по-семейному.
- Ну что же вы, остынет. Я старался, между прочим. Бабушкин рецепт — все как положено.
Он поднял ложку, зачерпнул из своей тарелки, подул. Оля взяла ложку. Рука дрожала. Она надеялась, что никто не заметит. В этот момент Настя наклонилась к ней. Губы коснулись уха. Дыхание горячее, слова ледяные.
- Мам, не ешь суп! Новый папа туда что-то подсыпал.
- Я видела.
Мир остановился. Оля похолодела. Сердце остановилось на мгновение. Потом забилась бешено, гулка в висках застучала. Она едва удержалась, чтобы не вскочить, не закричать. Руки сами потянулись к горлу, будто уже чувствовали, как яд разливается по венам. Спокойно, спокойно. Он не должен ничего заметить. Она подняла глаза. Игорь смотрел на нее выжидающе. Улыбка все та же, теплая, заботливая. Только теперь Оля видела то, чего не замечала раньше. Глаза. Холодные, расчетливые, мертвые. Как у рыбы на прилавке. Как он мог так долго притворяться? Как она могла не видеть?
- Что-то не так? — спросил он, и в голосе мелькнула нотка настороженности.
- Нет.
Оля выдавила улыбку, хотя губы онемели.
- Просто любуюсь. Красиво накрыл, прямо как в ресторане.
- Старался для любимых женщин.
Он снова опустил взгляд на свою тарелку. Мама уже зачерпнула ложку, поднесла ко рту. Оля похолодела. Если мама съест хоть каплю.
- Мам, подожди! Она вскинула руку, стараясь, чтобы голос звучал естественно. - Там, кажется, лавровый лист плавает. Ты же не любишь, когда он попадается?
- Где?
Мама прищурилась, разглядывая борщ. Слава богу, ложка остановилась на полпути.
- Сейчас выловлю.
Оля встала, обошла стол. Ноги были ватными, но она заставляла себя двигаться спокойно.
- И соль принесу. Вдруг мало.
Игорь следил за ней взглядом. Она чувствовала его глаза, буровят спину, сверлят затылок. Каждый ее шаг он отслеживал, каждое движение. Хищник, наблюдающий за добычей. Оля подошла к буфету, открыла дверцу. Мозг лихорадочно искал выход. Как поменять тарелки? Как сделать так, чтобы он не заметил?
- Ой! Она остановилась у его стула, прислушиваясь. - Телефон звонит. Твой, кажется. В прихожей.
Игорь прислушался, склонив голову на бок.
- Не слышу.
- На тумбочке. Точно звонит. Вибрация. Может, с работы что-то срочное?
Он помедлил. Посмотрел на нее изучающе. Оля выдержала взгляд, хотя внутри все сжималось от ужаса. Если он не поверит, если не встанет...
- Сейчас вернусь.
Он, наконец, поднялся и вышел из кухни. Оля услышала его шаги в коридоре. Три секунды. Может, пять. Больше не будет». Она метнулась к столу. Схватила свою тарелку, горячий фаянс обжег пальцы, поставила на место Игоря, его тарелку — на свое место. Руки тряслись так, что борщ плеснул на скатерть, оставив багровое пятно на белой ткани.
- Оля, ты что делаешь?
Мама смотрела с недоумением, широко раскрыв глаза.
- Тихо, мам. Оля зашипела, оглядываясь на дверь. - Потом объясню. Не ешь ничего. И не спрашивай. Пожалуйста.
Мама открыла рот и закрыла. Что-то увидела в глазах дочери. Страх, отчаяние, решимость. Молча отодвинула свою тарелку подальше. Настя сидела неподвижно, вцепившись в край стола, бледная, как полотно. Но глаза умные, все понимающие. Шаги в коридоре. Игорь возвращался. Оля плюхнулась на стул, схватила ложку. Сердце колотилось так громко, что, казалось, весь дом слышит. Она заставила себя расслабить плечи, изобразить спокойствие. Никто не звонил. Игорь вошел в кухню, нахмурившись. В руке держал телефон.
- Ни одного пропущенного. Померещилось тебе.
- Наверное. Оля пожала плечами и улыбнулась виновата. - Извини. Показалось.
Он сел на свое место. Посмотрел на тарелку. На Олю. Снова на тарелку. Взгляд задержался на багровом пятне на скатерти. У нее все сжалось внутри. Заметил? Понял? Сейчас встанет, схватит ее. Нет. Он взял ложку, зачерпнул борщ, подул, отправил в рот. Причмокнул с видимым удовольствием.
- Хорош. Сам себя хвалю. Бабушка бы гордилась.
Оля выдохнула. Незаметно, медленно, чтобы он не заметил облегчения.
- Вкусно, — сказала она, делая вид, что ест. Подносила ложку ко рту, но не глотала. Возвращала борщ обратно в тарелку под прикрытием хлеба. Театр абсурда. Смертельный театр.
Настя смотрела на нее во все глаза. Умница. Молчала, не выдавала. Одиннадцать лет, а выдержка как у взрослой. Игорь ел с аппетитом. Вторая ложка, третья, пятая. Половина тарелки. Он даже не подозревал, что с каждым глотком приближает собственную гибель.
- Чего не едите? Он поднял голову, вытирая губы салфеткой. - Невкусно? Я же старался.
- Горячие очень. Оля дунула на ложку. - Остужаю. Не люблю обжигаться.
- А ты, Настя? Совсем не ешь.
- Неголодная, — буркнула дочь, отводя глаза. В школе обедала плотно.
- Мария Павловна?
- Давление. Мама приложила руку к виску, и Оля не могла понять, притворяется она или действительно побледнела от страха. Что-то голова закружилась. Сейчас пройдет. Может, таблетку выпью.
Игорь пожал плечами, мол, как хотите и вернулся к еде. Доел тарелку, вытер хлебом остатки. Каждое его движение Оля отслеживала с болезненным вниманием.
- Добавки не хотите? Там еще целая кастрюля.
- Нет, спасибо, — хором ответили три женщины.
Прошла минута. Две. Три. Оля считала секунды. Смотрела на Игоря и ждала. Когда подействует? Сколько нужно времени? Что он туда насыпал? Яд мгновенного действия или медленный? На четвертой минуте он нахмурился. Потер лоб ладонью.
- Что-то душно тут. Он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
- Жарко. Открыть окно? — предложила Оля ровным голосом, хотя внутри все ликовало, и одновременно холодело от ужаса.
- Да, пожалуй. Он попытался встать и пошатнулся, схватился за край стола. Костяшки пальцев побелели от напряжения.
- Что за...
Лицо его побледнело. На лбу выступила испарина, крупные капли покатились по вискам, глаза расширились, сначала от удивления, потом от понимания. ужасного, запоздалого понимания. Он посмотрел на свою пустую тарелку, на полную тарелку Оли, снова на Олю.
- Ты... — прохрепел он, и голос был уже не тот, властный и уверенный, сиплый, булькающий. - Ты поменяла... тарелки?
- Да. Оля смотрела ему в глаза. «Спокойно». [47:13.15 - 47:42.50] (SPEAKER_2) холодно, впервые за все время без страха. - Поменяла. Геннадий. При звуке настоящего имени он вздрогнул, будто от удара.
- Сука!
Он рванулся к ней и упал. Колени подогнулись, руки не удержали. Грохнулся на пол, опрокинув стул. Посуда зазвенела, что-то разбилось.
- Вызови! Скорую! Он хрипел, хватаясь за горло. Лицо стало серым, губы синели на глазах. - Я... сдохну. Помоги.
- Может, ты сдохнешь? Оля не двинулась с места. Голос был ровным, почти равнодушным. Откуда взялось это спокойствие? Она сама не знала. - А может, нет? Как повезет. Ты же не жалел своих жертв?
- Оля! Мама вскочила, опрокинув стул. - Надо же помочь, он же умирает!
- Надо! — кивнула Оля.
- Настя, звони в скорую. И в полицию. В таком порядке.
Дочь уже держала телефон. Пальцы летали по экрану. «Алло, скорая? Человеку плохо. Отравление, кажется. Адрес — улица Гагарина, дом 17, квартира 42». «Да, мужчина. Около 50 лет. Приезжайте быстрее». «Да, в сознании пока». «Нет, не знаем, чем отравился». «Сам». «Он сам себя отравил». Игорь корчился на полу. Лицо посерело. Приобрело землистый оттенок. Губы совсем посинели. Он пытался что-то сказать, но выходило только хрипение и бульканье. Руки скребли по полу, ноги дергались в судорогах. Оля сидела и смотрела. Никакой жалости, никакого страха, только пустота, огромная, гулкая, как заброшенный дом. И где-то на дне этой пустоты — облегчение. Этот человек хотел ее убить, хотел отравить, забрать квартиру, исчезнуть. Начать все сначала с новой жертвой. Как делал уже трижды, детектив показал документы. Теперь он лежал на ее кухне и умирал от собственного яда. Поэтическая справедливость. Настя подошла к матери, прижалась к ее боку. Дрожала всем телом, но не плакала.
- Мам!» — прошептала она. - Мы его убили?
- Нет, малыш. Оля обняла дочь, прижала к себе. - Он сам себя убил, мы только помогли справедливости восторжествовать.
Скорая приехала через 12 минут. Самые длинные 12 минут в жизни Оли. Игорь к тому времени почти перестал шевелиться, только грудь судорожно вздымалась и опускалась. Изо рта текла пена, глаза закатились. Два фельдшера в синих куртках ворвались в квартиру с носилками и чемоданом оборудования. Молодой парень и женщина постарше, обветренное лицо, цепкий взгляд.
- Что случилось? Кто пострадавший?
- Вот он, — Оля указала на тело на полу.
- Отравление. Он сам подсыпал что-то в еду, в мою тарелку. Но я поменяла их местами.
Фельдшеры переглянулись. Женщина присела рядом с Игорем, проверила пульс, зрачки.
- Вы уверены? В смысле, что он сам?
- Абсолютно. Моя дочь видела, как он сыпал порошок. У нее есть видео на планшете.
- Пульс слабый», — сказала женщина напарнику.
- Давай кислород и капельницу. Похоже на клофилин или что-то подобное.
Игоря погрузили на носилки. Он был в сознании, но говорить не мог, только мычал и хрипел. Глаза бешено вращались, белки покраснели, пена все еще пузырилась в углах рта.
- Что за вещество? — спросил молодой фельдшер, устанавливая капельницу.
- Не знаю точно. Клофелин, может. Или что-то похуже. Он готовился заранее. Едем в токсикологию. Полицию вызвали. Уже едут.
Носилки вынесли из квартиры. Соседи выглядывали из дверей, перешептывались. Оля слышала обрывки.
- Что случилось? Скорая приехала. Говорят, отравление.
Она не обращала внимания. Хлопнули двери подъезда. Взвыла сирена. Машина уехала, увозя человека, которого она считала мужем. Тишина. Мама сидела на стуле, белая как мел, Руки тряслись, она пыталась налить воды, но стакан звенел графин. Настя стояла у окна, прижавшись лбом к холодному стеклу. Смотрела, как мигалки скорой исчезают за поворотом.
- Мам, — прошептала девочка, не оборачиваясь. - Он умрет?
- Не знаю, малыш. - Скорая приехала быстро. Может, откачают.
- Ты хочешь, чтобы он умер?
Оля задумалась. Странный вопрос. Ещё более странный ответ.
- Не знаю. Наверное, нет. Пусть лучше сидит в тюрьме. Долго. И думает о том, что натворил.
Полиция приехала через полчаса. Двое в форме — молодой сержант и усатый старшина. Один в штатском, следователь, мужчина лет сорока пяти с усталыми глазами и папкой под мышкой.
- Следователь Михайлов, — представился он, показывая удостоверение, — рассказывайте все с самого начала. Подробно.
Оля рассказала. Все. С самого начала — знакомство в автобусе, случайное или подстроенное, ухаживание, цветы, кафе. Свадьба в декабре. Первые месяцы счастья или того, что она принимала за счастье. Потом странности. Ночные звонки, запертый ноутбук, блондинка в кафе. Слежка Насти. Частный детектив и страшная правда, настоящее имя Геннадий Викторович Крымов. Две судимости, три предыдущих жертвы. Подслушанный ночной разговор. Идиотка доверчивая. и сегодня он решил привести план в исполнение, — закончила она. Сам вызвался готовить ужин. Борщ по бабушкиному рецепту. Моя дочь видела, как он сыпал что-то белое в мою тарелку. Предупредила меня. Я поменяла тарелки местами, пока он выходил из кухни. Следователь записывал, не поднимая головы. Потом посмотрел на нее долгим взглядом.
- Вы понимаете, что это может квалифицироваться как умышленное причинение вреда здоровью или даже покушение на убийство с вашей стороны?
- Понимаю.
Оля посмотрела ему прямо в глаза. Но я защищала свою жизнь и жизнь дочери. Он собирался меня убить. У меня не было другого выбора. Следователь помолчал, постучал ручкой по блокноту.
- Показания дочери нужны. Она может говорить? — Настя, — Оля позвала. — Подойди, пожалуйста. Расскажи, что видела.
Девочка подошла. Держалась прямо, голос не дрожал. Только руки сцепила в замок, костяшки пальцев побелели.
- Я следила за ним уже месяц. Фотографировала, когда могла. Он мне сразу не понравился. С первого дня. Слишком правильный, слишком идеальный. Ненастоящий.
- Почему ты так решила? Не знаю. Чувствовала. Папа был другим, настоящим. А этот, как робот. Улыбается, говорит красивые слова, а глаза мертвые.
- Что произошло сегодня? Он готовил на кухне с утра. Выгнал меня, сказал «сюрприз». Но я спряталась за дверью и смотрела в щелку. Видела, как он достал из кармана пакетик и высыпал что-то белое в мамину тарелку. Ту, которая с синей каемкой, мамина любимая. Потом размешал и быстро спрятал пакетик обратно.
- У тебя есть доказательства?
- Видео. На планшете. Я записывала через щель в двери.
Она показала запись. Качество не идеальное, изображение дрожит, но видно достаточно четко. Игорь стоит у плиты, оглядывается, достает из кармана маленький пакетик, сыплет белый порошок в тарелку, мешает ложкой, прячет пакетик обратно.
- Достаточно, — сказал следователь после просмотра. Пакетик при нем изымут в больнице. Экспертиза покажет, что за вещество. Это ключевое доказательство.
- Он выживет? спросила мама дрожащим голосом.
- Скорее всего. Если доза не смертельная, и помощь оказали вовремя. Но это уже не ваша забота. Ваша забота — дать показания и держаться.
Он убрал блокнот, встал. На пороге кухни обернулся.
- Я пришлю за вами машину завтра утром. Нужны официальные показания в отделе. Все запротоколировать. И... Он помедлил. - Вы правильно сделали. На вашем месте я бы поступил так же, чисто по-человечески.
Дверь закрылась за полицией. Оля осталась одна с мамой и дочерью в квартире, которая еще час назад казалась ловушкой. Ночь прошла без сна. Оля сидела на кухне, пила чай чашку за чашкой. Руки до сих пор дрожали, и чай расплескивался на стол. Она не вытирала. Она чуть не умерла сегодня. Эта мысль никак не укладывалась в голове. Еще утром она проснулась рядом с человеком, который планировал ее убить. Завтракала с ним, разговаривала, может быть, даже целовала на прощание. А он уже знал, что сегодня вечером ее не станет. Если бы не Настя... Дочь спала в своей комнате. Провалилась в сон мгновенно, как только голова коснулась подушки. Детская психика — защитный механизм. Выключается, когда слишком много. Взрослым так не везет. Мама тоже не спала. Сидела рядом, молчала. Иногда вздыхала, иногда вытирала глаза.
- Оль, — сказала наконец, — я не знаю, что сказать. Нет слов.
- Ничего не надо, мам. Я ведь тоже ему верила.
- Хороший мужик, думала. Надежный, работящий. Не пьет, не курит. Оле повезло, думала. А он... Господи, он же убийца.
- Все верили, мам. Он профессионал. Этим зарабатывает на жизнь. Обманывать женщин.
- Как ты догадалась?
- Не я. Настя. Она с самого начала чуяла что-то неладное. А я не слушала. Отмахивалась. Говорила, «Привыкнешь». «Она умница». «Господи, какая умница! Одиннадцать лет, а...» «Да». «Она меня спасла».
Они помолчали. За окном начинало светать. Серое зимнее утро. Ни солнца, ни теней. Город просыпался, не зная, что этой ночью в одной из квартир чуть не произошло убийство.
- Что теперь будет? — спросила мама.
- Суд. Посадят его. Надолго, надеюсь. Покушение на убийство — серьезная статья.
- А с тобой? Следователь говорил про причинение вреда.
- Разберемся. Самооборона. Крайняя необходимость. Адвоката найму хорошего.
Оля говорила спокойно, но внутри все еще дрожала. Страх отступал медленно, цеплялся за ребра, не хотел уходить. Она знала, он будет возвращаться. Ночами, в кошмарах, днем, в случайных воспоминаниях. Это надолго. Но сквозь страх пробивалось другое чувство. Незнакомое, забытое, гордость. Она не сломалась, не стала жертвой. Когда пришел момент, действовала. Холодно, четко, правильно. Не запаниковала, не закричала, не бросилась бежать. Сделала то, что нужно было сделать. Может, она и не героиня, но точно не терпила. И это уже победа. Утром позвонили из больницы. Незнакомый женский голос, официальный тон.
- Ольга Дмитриевна Соловьева? Да, это я. Вам звонят из городской больницы номер , токсикологическое отделение. Ваш муж, Савельев Игорь Петрович, доставлен к нам вчера вечером. Состояние стабильное. Отравление клофелином, доза серьезная, но не летальная. Выживет.
- Он мне больше не муж, сказала Оля. И его настоящее имя... Геннадий Крымов. Сообщите в полицию, если еще не сообщили.
- Уже сообщили. У палаты круглосуточно дежурит наряд. Он под охраной.
- Хорошо. Спасибо, что позвонили.
Она положила трубку. Посмотрела на телефон в руке. Странное чувство. То ли разочарование, то ли облегчение. Хотела ли она, чтобы он умер? Если честно, не знала. Наверное, нет. Смерть — слишком легкий выход. Раз — и все. А так пусть сидит. Долго. Годы, десятилетия. И думает о том, как близко был к успеху, и как глупо провалился. Следующие недели слились в сплошной поток допросов, экспертиз и бумаг. Оля ездила в полицию как на работу, каждый день, иногда дважды. Рассказывала одно и то же разным людям, подписывала протоколы, смотрела фотографии. Экспертиза подтвердила. В борще клофелин в дозировке, способный вызвать остановку сердца у человека с сердечно-сосудистыми проблемами. [63:54.82 - 64:23.27] (SPEAKER_2) В кармане Игоря пакетик с остатками того же вещества, отпечатки пальцев совпадают. В его ноутбуке переписка с сообщницей, той самой блондинкой. Ее звали Марина, и она уже была в розыске по другому делу. Планы, расчеты, суммы. Все задокументировано с пугающей аккуратностью. Оля читала материалы дела и холодела от ужаса. Он готовился месяц, может больше. Изучал ее распорядок, здоровье, привычки. Знал, что у нее слабое сердце, после Диминной смерти развилась аритмия, она принимала таблетки. Рассчитал дозу так, чтобы выглядела как естественная смерть. Сердечный приступ. Вдова, которая так и не оправилась от потери мужа. Трагично, но объяснимо. Идеальное убийство. Почти идеальное. Если бы не одиннадцатилетняя девочка, которая не поверила в сказку про идеального отчима.
- Вам очень повезло, — сказал следователь Михайлов на очередном допросе. - Если бы не дочь, мы бы сейчас разговаривали с вашей матерью на опознании.
- Я знаю.
- Она у вас молодец. Такая наблюдательность в ее возрасте — редкость. Взрослые часто не замечают того, что она увидела.
- Она всегда была особенной. В отца пошла. Он тоже людей насквозь видел. Против Оли уголовное дело не возбудили. Следственный комитет рассмотрел материалы и вынес решение. Самооборона — крайняя необходимость, защита жизни. Прокурор сам признал, действовала правомерно.
- Вы сделали то, что должна была сделать полиция, — сказал он на встрече. - Жаль, что нам не хватило доказательств раньше, чтобы его задержать. Формально он ничего не нарушал, до того момента, как насыпал порошок в тарелку. Я понимаю. Держитесь. Самое сложное позади.
Но самое сложное было не позади. Самое сложное — жить дальше, просыпаться каждое утро в квартире, где чуть не произошло убийство, готовить на кухне, где он корчился на полу, смотреть в зеркало и видеть женщину, которая поверила мошеннику. Оля записалась к психологу. Не хотела, стыдно было признать, что не справляется, но кошмары не отпускали. Каждую ночь один и тот же сон. Игорь сидит напротив, улыбается, протягивает тарелку. Ешь говорит, я старался. И она ест. И чувствует, как яд разливается по венам, как останавливается сердце. Просыпалась в поту, с криком.
- Это нормальная реакция на травму, — говорила психолог, полная женщина с добрыми глазами и спокойным голосом. Постравматическое расстройство. Вы пережили серьезное потрясение. Нужно время.
- Сколько?
- У всех по-разному. Месяцы, иногда годы. Главное — не замыкаться. Говорить о своих чувствах. Не винить себя.
- Легко сказать.
Оля каждый день вспоминала знаки, которые пропустила. Взгляды, слова, слова. Как он проверял ее телефон, как интересовался документами на квартиру, как настаивал на прописке. Все было на поверхности, все кричало. Опасность. А она не слышала, не хотела слышать.
- Вы не виноваты, — повторяла психолог. Он профессиональный манипулятор, годы практики. Вы не первая его жертва и, к сожалению, могли быть не последней.
- Но я должна была...
- Что? Читать мысли? Видеть будущее? Вы обычный человек. Вы хотели любви, семьи, счастья. Это нормально. Это не преступление.
Оля слушала и пыталась поверить. Получалось не всегда. Суд назначили на апрель. Три месяца ожидания. Три месяца, чтобы собраться с силами. Геннадий Крымов к тому времени полностью оправился от отравления. Сидел в СИЗО, ждал суда. Адвокат пытался выторговать сделку со следствием, признание вины в обмен на смягчение приговора. Прокуратура отказала. Зал суда оказался маленьким, душным. Пластиковые стулья, выцветшие плакаты на стенах, тусклые лампы. Оля сидела в первом ряду между мамой и Светкой. Руки сцеплены на коленях, взгляд прямо перед собой. Крымова ввели в наручниках. За четыре месяца в СИЗО он сильно изменился, осунулся, постарел, посидел. Щеки ввалились, под глазами темные круги, но взгляд остался прежним. Холодный, ненавидящий. Увидев Олю, усмехнулся. Она выдержала взгляд, не отвела глаза. «Не дождешься», — подумала. Процесс тянулся четыре дня. Свидетели, эксперты, документы. Прокурор зачитывал материалы дела монотонным голосом, судья кивала, адвокат строчил что-то в блокноте. Все как в тумане. Оля выступала во второй день. Рассказывала все сначала. который раз. Знакомство, ухаживание, свадьба, странности. Голос дрожал, но она держалась. Смотрела не на Крымова, на судью. Пожилая женщина с седыми волосами и внимательными глазами. В конце судья спросила:
- У вас есть что добавить?
- Да.
Оля повернулась к Крымову. Впервые за все заседание посмотрела ему в глаза.
- Я хочу, чтобы он никогда больше не смог причинить вреда ни одной женщине, никому. Это все.
После нее выступала Настя. Судья разрешила присутствие несовершеннолетней в закрытом режиме, без прессы и посторонних.
- Я видела, как он сыпал порошок, — говорила девочка ровным голосом, — в мамину тарелку. Потом мешал ложкой, прятал пакетик в карман. Я все записала на видео.
- Почему ты следила за ним? — спросила судья. Потому что не верила ему. С самого начала не верила. Он был слишком... Она замялась, подбирая слова. Слишком правильный, ненастоящий, как актер в плохом кино.
- И ты решила проверить?
- Да. Я не хотела, чтобы маме было плохо. Она уже потеряла папу. Второй раз... Голос дрогнул. Второй раз я бы не выдержала.
Оля смотрела на дочь и плакала, молча, не вытирая слез. Ее маленькая девочка, 11 лет, спасла ей жизнь. Потом выступала Ирина. та самая женщина из Самары, которая предупреждала. Приехала специально, взяла отпуск. Рассказала свою историю, как познакомились в интернете, как он был идеальным кавалером, как постепенно забирал контроль над ее жизнью, как она сбежала ночью, в чем была. После нее — родственники Елены, погибшей самоубийцы из Саратова. Ее мать, Сухонькая старушка в черном платке говорила тихо, но каждое слово падало в тишину зала, как камень. Леночка не могла покончить с собой. Она жизнь любила. Это он ее убил. Я знаю. Я всегда знала. Доказать убийство не удалось. Слишком много времени прошло. Улики утрачены. Но судья приняла показания к сведению. приговор огласили на четвертый день. Зал замер.
- Признать Крымова Геннадия Викторовича виновным по статье 30 «Покушение на убийство» статье 159 части 4 «Мошенничество в особо крупном размере» статье 327 «Подделка документов». Назначить наказание в виде лишения свободы сроком на 14 лет с отбыванием в колонии строгого режима.
14 лет. Оля выдохнула. Рядом всхлипнула мама. Светка сжала руку. Крымова выводили из зала. Он обернулся в дверях. Посмотрел на Олю долгим взглядом. Губы шевельнулись. Она прочитала по губам. «Сука!» Оля улыбнулась. Впервые за долгие месяцы Искренне. Сам такой, подумала.
После суда жизнь начала налаживаться. Медленно, со скрипом, но налаживалась. Оля вернулась на работу. Коллеги смотрели с сочувствием, но вопросов не задавали. Видимо, начальница предупредила. Цифры, отчеты, балансы. Рутина успокаивала. Настя пошла в шестой класс. Новые учителя, новые предметы. Держалась молодцом, отличница, активистка. Но иногда Оля замечала, дочь сидит у окна и смотрит в никуда. Или вздрагивает от резкого звука. Или просыпается ночью с криком. Они обе ходили к психологу теперь. Каждую неделю. Разговаривали, плакали, учились жить заново.
- Мам! спросила Настя однажды вечером. - Ты когда-нибудь простишь себя?
- За что?
- За то, что ему поверила.
Оля помолчала. Сложный вопрос. Она задавала его себе каждый день.
- Не знаю, малыш. Наверное, когда-нибудь. А может, нет. Но я точно знаю одно.
- Что?»
- Что больше никогда не буду молчать, когда ты скажешь, что кто-то не настоящий. Ты была права. С самого начала. Я должна была слушать.
Настя улыбнулась. Впервые за долгое время.
- Договорились.
Год спустя. Оля стояла у окна, смотрела на вечерний город. Огни, машины, люди. Обычная жизнь. Ее жизнь. Она выжила. Победила. Не стала очередной строчкой в криминальной хронике. На подоконнике лежал рыжий кот Барсик. Завели полгода назад. Настина идея. Толстый, ленивый, урчит как трактор.
- Терапия», — сказала психолог. Животные помогают.
Настя вошла в комнату. Двенадцать лет уже, почти подросток. Вытянулась, похорошела. Глаза — Димины, улыбка — тоже.
- Мам, ужинать будешь?
- Что там?
- Борщ сварила. По бабушкиному рецепту.
Оля вздрогнула, потом рассмеялась. Впервые за долгое время легко, от души.
- Пойдем, только я сама себе налью.
- Договорились, Настя улыбнулась. Теперь мы обе наливаем сами. Всегда.
Они пошли на кухню. Обычный вечер. Обычный ужин. Мать и дочь. Счастье. Оно вот такое. Тихое. Простое. Настоящее