первая часть
Это был огромный чёрный джип, тонированный в ноль.
Он шёл на обгон, но, поравнявшись с «УАЗом», не стал уходить вперёд. Тяжёлая машина резко вильнула вправо, ударяя бортом в бок милицейского бобика. Удар был страшной силы. «УАЗ» отбросило к обочине, Сергей с трудом удержал руль, выравнивая машину.
— Ах ты ж тварь! — заорал он, сцепившись с баранкой. — Держись, Андрюха!
Джип зашёл на второй круг. Он действовал как таран — методично и безжалостно загоняя жертву в ловушку.
Впереди показался железнодорожный переезд. Шлагбаум был поднят, но красный семафор уже мигал, предупреждая о приближении состава.
— В кювет спихивает! — крикнул Андрей, упираясь руками в торпеду.
Джип ударил снова — в заднее крыло. «УАЗ» закрутило на обледенелом асфальте. Мир за окном превратился в бешеную карусель из снега, неба и деревьев. Машина вылетела с трассы, пропахала глубокий сугроб и завалилась набок у подножия железнодорожной насыпи.
Андрея швырнуло дверью. В голове взорвалось, в глазах потемнело.
— Живой? — голос Сергея доносился словно сквозь вату.
— Вроде… — Андрей потряс головой, приходя в себя. — Ты как?
— Плечо выбил. Вылезай быстро, сейчас добьют.
Они кое-как выкарабкались через верхнюю дверь лежащей машины.
УАЗ застрял надёжно, зарывшись носом в снег. Чёрный джип остановился на переезде, перегородив дорогу. Дверь открылась, из машины вышел Клим. Он был без пальто, в одном дорогом костюме, в руке тускло блестел пистолет с глушителем.
- Ну, привет, доктор! — крикнул он, перешагивая через рельсы.
- Давно не виделись!
Он шёл к ним не спеша, наслаждаясь моментом.
В его глазах не было ни злости, ни азарта, только холодный расчёт. Свидетелей нет, место глухое. Два трупа, несчастный случай на дороге. Идеально. В этот момент воздух разрезал пронзительный и тревожный звон. Шлагбаум начал медленно опускаться. Красные огни светофора замигали яростно и часто. Где-то близко за поворотом гуднул тепловоз. Мощно, босовито, требуя дороги.
Клим остановился. Он посмотрел на опускающийся шлагбаум, потом на Андрея и Сергея, которые безоружно и контуженно и стояли по пояс в снегу внизу насыпи. Потом перевел взгляд на пути. Поезд был близко. Стук колес уже отдавался дрожью в земле. Если он выстрелит сейчас, машинист увидит. Слишком близко, свидетели. План несчастный случай летел к чертям. В глазах Клима мелькнуло сомнение.
Он мог бы добить их и убежать в лес, но бросать машину, свою дорогую, любимую машину, засвеченную на всех камерах города… Нет. Он депутат. Ему нельзя бегать по лесам. Он принял решение мгновенно. Спрятать ствол, прыгнуть в джип, проскочить переезд до поезда, а с этими разобраться потом, он успеет. Он всегда успевал. Он же хозяин жизни.
Клим развернулся и бросился к машине. Прыгнул за руль, рванул рычаг коробки. Джип заревел, выбрасывая из-под колес фонтан и снега.
- Проскочить хочет, дурак! — крикнул Сергей, хватая Андрея за рукав. — Ложись!
Клим вдавил педаль газа в пол. Тяжелая машина рванулась вперед, сбивая уже опустившийся шлагбаум. Но на скользких обледенелых рельсах, отполированных до блеска, произошло то, чего Клим не учёл. Законы физики не берут взяток, и им плевать на депутатские мандаты.
Колеса джипа, попав в ледяную колею между настилом и рельсом, беспомощно провернулись. Машину повело, развернуло поперек путей. Двигатель, захлебнувшись от резкого маневра, чихнул и заглох. Клим в панике крутил ключ зажигания.
- Давай, давай, тварь! - орал он, колотя по рулю. Справа из-за поворота вынырнула огромная красная морда локомотива. Прожектор ударил в боковое стекло джипа слепящим светом.
Гудок поезда превратился в непрерывный оглушающий рёв, от которого, казалось, лопались перепонки. Клим повернул голову. За секунду до конца он увидел в зеркале заднего вида, как Андрей помогает Сергею выбраться из сугроба. Они были живы. Они стояли и смотрели на него. В глазах Клима отразился не страх, а бесконечное удивление. Как так? Он же всё просчитал, он же главный!
Удар был чудовищным. Многотонная махина локомотива снесла джип как пустую консервную банку. Скрежет разрываемого металла перекрыл даже рёв дизеля. Машину протащило несколько десятков метров, сминая в бесформенный ком, прежде чем состав начал экстренно тормозить, высекая с нопы искр из-под колёс. Наступила тишина. Звенящая, мёртвая тишина, в которой слышалось только шипение пневматики остановившегося поезда и далёкий крик потревоженной вороны.
Андрей медленно опустил руку, которая прикрывала глаза Сергею.
- Не смотри, Серёга, — тихо сказал он. Голос его был ровным и лишённым торжества.
- Это не мы. Это Божий суд.
Сергей тяжело дышал, держась за вывихнутое плечо. Он сплюнул кровь на белый снег.
- Доездился, депутат, — хрипло произнес он, — мандат на том свете недействителен.
Они стояли у насыпи, два выживших человека, и смотрели на искорёженные останки машины, в которой догорал последний призрак их страшного прошлого. Путь домой был свободен. Двадцать пять лет пролетели не как один миг, а как тяжелый грузовой состав, медленно, со скрежетом, оставляя после себя копоть и усталость. 31 декабря 2023 года Андрей Петрович Волков встретил в своём кабинете заведующего отделением травматологии.
Ему было почти 60, седина окончательно завоевала его голову, превратив шевелюру в благородное серебро, а глубокие морщины у рта сделали лицо жёстче, но и спокойнее. Он стоял у окна, глядя на город, расцвеченный праздничной иллюминацией. Дома его никто не ждал, только старый ленивый кот по кличке Маркиз да накрытый на одного стол с традиционным оливье, купленным в кулинарии.
После смерти Нины он так и не женился. Пытался строить отношения, но все они рассыпались в прах. Женщины чувствовали, рядом с ними не человека, а выжженную землю. Дверь приоткрылась. Заглянул молодой ординатор Денис.
— Андрей Петрович, вы домой не собираетесь? Девять вечера уже, мы тут справимся.
— Иди, Денис,
Андрей не обернулся.
- У тебя семья, дети, а я по дежурю, мне всё равно спешить некуда. Ординатор не стал спорить и исчез, пожелав счастливого нового года. Андрей остался один. Тишина кабинета была привычной, как старый халат. В десять вечера ожила рация на столе диспетчера. Андрей, проходивший мимо поста, услышал адрес и остановился как вкопанный. Улица Гагарина, дом 12, квартира 3.
Женщина, 60 лет, подозрение на инфаркт. Улица Гагарина, дом 12. В этом доме, в этой самой квартире 30 лет назад жили родители Лены. Андрей помнил этот адрес наизусть, хотя никогда не был внутри. Его, нищего студента, дальше подъезда не пускали.
- Я возьму, — сказал он диспетчеру, снимая с вешалки тёплую куртку поверх халата.
- Андрей Петрович, там кардиология, а вы травматолог.
- Я сказал, я возьму. Машин свободных нет, пока доедут, время уйдёт, а я рядом.
Он сел в скорую с чувством странного тревожного дежавю. Словно время сделало гигантскую петлю и вернуло его в ту самую ночь, с которой всё началось. Подъезд был чистым, с домофоном и цветами на подоконниках. Совсем не таким, как в лихие девяностые. Дверь открыли сразу, стоило ему нажать на звонок. В квартире пахло пирогами.
Запах дрожжевого теста, ванили и корицы ударил в ноздри, мгновенно выбив из лёгких боничный воздух. Так пахло в его детстве, когда мама была жива. В прихожей было тихо. Андрей прошёл в комнату, стараясь не шуметь бахилами. На диване, подложив под спину подушку, полу лежала женщина. Лицо её было бледным, покрытым испариной, рука прижата к груди.
- Добрый вечер, скорая, — произнёс Андрей, ставя чемоданчик на пол.
- Что беспокоит?
Женщина открыла глаза. Время — жестокий скульптор. Оно добавило морщин в уголках глаз, посеребрило волосы, сделало черты лица мягче. Но оно не смогло изменить главного — взгляда. Андрей замер, не донеся фонендоскоп до ушей. Он смотрел в эти глаза, огромные серо-голубые, и чувствовал, как пол уходит из-под ног.
- Лена? — выдохнул он.
Имя, которое он не произносил вслух четверть века, обожгло губы. Она вздрогнула, вгляделась в седого врача, стоящего перед ней. Её губы задрожали.
- Андрей? — голос был слабым, натреснутым.
- Господи, ты живой?
Он опустился на край дивана, забыв про протоколы и инструкции. Взял её руку, тёплую, живую. Пульс бился под его пальцами, перепуганной птицей.
- Живой, конечно живой, почему я должен быть мёртвым?
По щекам Лены покатились слёзы.
- Клим, через год после того, как я уехала, мне прислали вырезку из газеты. Пожар в посёлке Таёжный, погиб фельдшер Андрей Волков. Там было фото сгоревшего дома. Я думала, я думала, они добрались до тебя.
Андрей покачал головой.
- Это был не я. Там жил ещё один Волков, однофамилец, старик. Дом действительно сгорел. Значит, Клим решил, что это я и успокоился. А ты… Почему ты не вернулась?
- Я боялась.
Она сжала его руку.
- Я думала, ты погиб из-за меня. Если бы я вернулась, Клим узнал бы. Я боялась за сына, я не могла рисковать им.
Сердце Андрея пропустило удар.
- За сына?
В этот момент входная дверь хлопнула. Послышались быстрые шаги, шуршание куртки. В комнату влетел молодой мужчина.
- Мам, ты как? Я прилетел так быстро, как смог!
Андрей медленно повернул голову. В дверях стоял парень лет 26, высокий, широкоплечий, в расстёгнутой дублёнке, под которой виднелся синий медицинский костюм. Хирургичка. Светлые волосы были взъерошены, на лице застыло выражение тревоги. Увидев врача, сидящего рядом с матерью, парень осёкся. Он явно нервничал. Его правая рука непроизвольно потянулась к воротнику хирургички. Тонкие длинные пальцы, пальцы пианиста или хирурга, ухватили верхнюю пуговицу и начали её крутить.
Быстро, нервно, туда-сюда. Андрея словно ударили под дых. Он делал так всю жизнь. На экзаменах, перед сложными операциями, в моменты страха. Этого жеста нельзя научиться. Андрей поднял взгляд выше. Парень снял запотевшие с мороза очки, чтобы протереть их. И Андрей увидел себя.
Себя тридцатилетнего, только без седины и морщин. Те же брови в разлёт, тот же упрямый подбородок. И ямочка. Глубокая, заметная ямочка по центру подбородка, которую Андрей всегда считал своей особой приметой.
- Здравствуйте, коллега, — голос парня дрогнул. - Что с ней? Инфаркт?
Андрей молчал. Он не мог выдавить ни слова. Он просто смотрел.
Парень сделал шаг вперед, растягивая ворот костюма, потому что в комнате было жарко. Из-под синей ткани на простой цепочке выпал и качнулся на груди маленький предмет. Серебряный ангел. Почерневший, потертый, с одним отломанным крылом, но всё такой же узнаваемый. Тот самый, который Андрей выпиливал лобзиком в общежитии мединститута сорок лет назад. Мир сузился до этого кусочка серебра. Лена переводила взгляд с Андрея на сына и обратно.
Она улыбалась сквозь слезы.
- Алёша, — тихо сказала она, — познакомься, это Андрей Петрович, тот самый врач, о котором я тебе рассказывала.
Алексей замер, его рука, крутившая пуговицу, опустилась. Он медленно, словно во сне, подошёл ближе, вгляделся в лицо седого доктора. - Андрей Петрович? — переспросил он. - Тот, который спас маму?
Он помолчал, осмысливая происходящее, сопоставляя рассказы матери с человеком перед собой.
Потом его взгляд упал на руки Андрея. Такие же длинные пальцы, такая же форма ногтей. Он увидел ямочку на подбородке старика.
- Мама говорила мне…
Голос Алексея сел, стал хриплым.
- Она говорила, что мой отец был святым человеком, что он отдал всё, чтобы мы жили. Я поэтому пошёл в медицину. Я стал хирургом, чтобы быть достойным его памяти. Я думал, вы погибли.
Андрей с трудом поднялся, ноги не держали. Он шагнул к сыну, протянул дрожащую руку и коснулся серебряного ангела на его груди.
- Он вернулся, — прошептал Андрей, — ты вернул его.
- Папа?
Это слово прозвучало вопросом, надеждой и утверждением одновременно. Андрей кивнул. Слёзы, которые он сдерживал столько лет, когда хоронил маму, когда умирала Нина, когда жил волком в пустой квартире.
Наконец прорвались.
- Сынок.
Они обнялись, неловко, крепко, по-мужски. Алексей был выше отца на полголовы, сильный, живой, настоящий. Андрей чувствовал, как бьется его сердце, продолжение его собственного сердца. Лена плакала на диване, глядя на двух своих мужчин. Круг замкнулся. За окном грохнул первый залп новогоднего салюта. Разноцветные огни озарили комнату, отражаясь в стёклах шкафа, в серебре старого кулона, в счастливых глазах людей, которые нашли друг друга через полжизни.
Андрей смотрел на сына, на Лену и чувствовал, как отступает, растворяется вечный холод одиночества, в котором он жил последние 25 лет. Судьба забрала у него многое — молодость, покой, близких. Она провела его через ад и чистилище, но она вернула главное.
В этой тёплой комнате, пахнущей пирогами, Андрей наконец понял — всё было не зря. Жизнь победила смерть. Любовь победила время.
- С новым годом, — тихо сказал он, прижимая к себе сына. - С новым счастьем.