В подвалах старого мясного цеха на окраине Детройта, где воздух пропитан ржавчиной и формалином, доктор Элиас Кейн вел свой подпольный бизнес. "Ферма памяти", как он ее называл в узких кругах, не была клиникой в привычном смысле — это был алтарь для тех, кто готов заплатить за чужие жизни. Богатые отбросы общества, корпоративные акулы и политики с пустыми глазами приходили сюда не за органами, а за воспоминаниями. Свежими, сочными, полными опыта, который они сами растратили на виски и кокаин. Пересадка была простой: нейроимплант, инъекция нейротоксинов, и вот — в твоей голове оживает чужая юность, чужие секреты, чужие навыки. Цена? Жизнь донора. А доноров поставлял я.
Меня зовут Джек Рейн. В прошлом — ветеран спецназа, в настоящем — охотник. Не за головами, а за умами на грани. Я рыскал по больницам, притонам и свалкам, выискивая тех, кто уходит тихо, с багажом, достойным продажи. Бездомный физик с патентами в голове, проститутка-шпионка с шифрами в подсознании, даже священник с видениями ада — все они становились товаром. Я не убивал сам: просто подкармливал, ждал, пока тело сдастся, а потом — сканер в череп, и воспоминания в контейнере. Чистая работа. Или так я думал, пока не нарвался на него.
Это был дождливый октябрь, когда я получил наводку от информатора в хосписе. "Парень в палате 7, — прохрипел он в трубку. — Бывший наемник, полвека в тенях. Знает, как вскрывать сейфы ЦРУ и исчезать в толпе. Умирает от рака, но мозг — как алмаз. Кейн заплатит вдвое." Я приехал ночью, в плаще, пропахшем сигаретами и потом. Палата пахла мочой и дезинфекцией. Он лежал на койке — скелет в пижаме, кожа желтая, как осенний лист, глаза ввалившиеся, но острые, как лезвие. Звали его Виктор Лейн. Ирония — почти как я.
— Ты пришел за мной? — прошептал он, когда я проверил мониторы. Голос был как скрежет гравия под ботинками.
— За твоим багажом, приятель. Расслабься, будет быстро.
Он усмехнулся, обнажив десны без зубов. — О, Джек. Я знаю тебя. Твои шрамы, твои кошмары из Багдада. Ты думаешь, это я умираю? Нет, это ты уже мертв.
Я замер. Сканер в моей руке пискнул — сигнал готовности. Но его слова вонзились глубже иглы. Как он узнал? Я никогда не показывал лица. "Ферма" работала анонимно. Я нажал кнопку, инъекция вошла в вену — легкий укол, и его тело обмякло. Монитор запищал ровным гудком. Я подключил аппарат, и воспоминания потекли: вспышки — взрывы в джунглях, коды в сейфах, лица предателей с ножами в горле. Ценный груз. Я упаковал контейнер и ушел, не оглядываясь. Дождь смывал следы.
Вернулся я в свою конуру — трейлер на краю свалки, где стены шептали от ветра. Усталость навалилась, как всегда после "добычи". Я вколол себе дозу — не всю, только пробу, чтобы проверить качество. Кейн платил за чистоту, а я... я просто хотел почувствовать вкус. Нейротоксин ударил в виски, мир поплыл, и вдруг — я не в трейлере. Я в переулке Милана, 1987 год. Руки в перчатках сжимают горло девушки — она хрипит, глаза выкатываются, как у рыбы на суше. Кровь теплая, липкая, течет по пальцам, и я смеюсь, потому что это идеально: ни следа, ни свидетеля. Сердце заколотилось — не мое, чужое. Я вырвался, рухнул на пол трейлера, вырвало желчью. "Что за херня?" — прохрипел я, ползя к раковине.
Но оно не ушло. Ночью сон пришел не мой. Я бежал по коридорам больницы, но не той, где был Виктор. Это была старая психушка в Восточной Германии, стены в плесени, лампы мигают. Я — доктор в белом халате, но руки мои — руки мясника. Пациент на столе: женщина с перерезанными венами, но живая, она шепчет молитвы. Я вонзаю скальпель в ее глазницу, медленно, смакуя, как хрустит кость. "Ты помнишь, Джек? — раздается голос в голове, бархатный, как дым от кубинской сигары. — Это я. Виктор. Или, как меня звали в те времена, "Теневой Жнец". Тринадцать жертв, все — идеальные. Ни одной ошибки."
Я проснулся в луже пота, с ножом в руке — кухонным, из ящика. Лезвие прижато к запястью, и я не помнил, как взял его. "Уйди, сука!" — заорал я в пустоту. Но он был там, в зеркале: мои глаза, но взгляд — его, голодный, как у волка у костра. Борьба началась незаметно. Утром я вышел за кофе, и вдруг рука моя дернулась — схватила за горло старуху на углу. Она захрипела, сумка с продуктами лопнула, апельсины покатились по асфальту, как отрубленные головы. Я отпустил, она упала, кашляя, а я бежал, сердце молотит, в голове эхо: "Хорошо, Джек. Почти как в старые времена."
Кейн вызвал меня в "Ферму" на следующий день. Подвал гудел от генераторов, воздух тяжелый от озона. Он сидел за столом, в халате, испачканном чем-то красным. — Проблемы с товаром? — спросил он, не отрываясь от экрана, где сканировал чей-то мозг.
— Этот ублюдок... он не мертвый. Он в моей голове. Говорит со мной. Заставляет...
Кейн откинулся, глаза за стеклами очков — как у ящерицы. — Виктор Лейн? О, да. Он не донор. Он клиент. Продал воспоминания, чтобы очистить свой мозг от... эха. Знаешь, как паразит сбрасывает шкурку. Его тело — в коме, в секретной лаборатории в Берне. Но разум? Он ждал носителя вроде тебя. Сильного, сломанного. Ты — его новая оболочка, Джек. И скоро он возьмет все.
Я уставился на него, мир сузился до точки. Треш нахлынул волной: воспоминания Виктора — не просто фрагменты, а живая инфекция. Я видел, как он резал тех тринадцать: первую — в ванне, вода розовела от крови, она булькала, умоляя; вторую — в подвале, с проводами в деснах, пока она не рассказала все пароли; тринадцатую — мою мать? Нет, бред, но лицо ее мелькнуло, и я зарычал. Руки мои — мои? — потянулись к шее Кейна. Он не успел моргнуть: пальцы сомкнулись, хрящи хрустнули, как сухая ветка. Кровь брызнула на стол, смешалась с чернилами от его ручки. "Да, вот так!" — прошептал Виктор в моей голове, и я почувствовал прилив — эйфорию убийцы, оргазм от контроля.
Но я не сдался. Вырвал из его кармана ключ-чип — доступ к серверу "Фермы". Побежал по коридорам, стены сжимались, лампы мигали, как в том сне. В главном зале — ферма: десятки тел в капсулах, трубки в венах, лица в агонии, воспоминания сцеживают, как молоко от коров. Я вломился в серверную, пальцы летали по клавишам — навыки Виктора, ирония. "Убей его, Джек, — шипел он. — Взорви все, и мы уйдем вместе. Бессмертные." Но я видел правду: он не хотел делить. Он ждал, пока я сломаюсь, а потом сотрет меня, как файл.
Поворот пришел внезапно. В коде сервера — файл: "Лейн_протокол". Не воспоминания, а план. Виктор не просто продал — он заразил систему. Десятки "доноров" в ферме — его агенты, их разумы уже проснулись, тела дергаются в капсулах, глаза открыты, пустые. Они восстанут, захватят тела богачей, и "Ферма" станет армией теней. Я хакнул протокол — нейротоксин в обратку, в их вены. Крики эхом по подвалу: тела извивались, кожа лопалась пузырями, воспоминания вытекали кровью из ушей. Треш был невыносим: один парень вырвал себе глаза, чтобы "не видеть хозяина"; женщина перегрызла трубку, захлебнулась собственной плазмой.
Виктор взревел в моей голове — ярость, как удар током. Мои ноги подкосились, тело не мое: я пополз к выходу, но рука — его — вонзила осколок стекла в бедро, кровь хлестнула, как из шланга. "Ты мой, Джек! Я резал богов, а ты — мясо!" Боль ослепила, но я вспомнил Багдад: граната в руках, выбор — бросить или сдохнуть. Я бросил. Схватил шприц с полки — чистый токсин, для стирания. Вколол себе в шею, игла сломалась в коже, я заорал, мир раскололся.
Тишина. Я очнулся в луже собственной крови, подвал в огне — короткое замыкание от сервера. Виктор ушел? Нет. Он шептал слабо, как умирающий: "Мы... одно..." Я встал, хромая, вышел на дождь. Детройт жрал себя, сирены выли вдали. Я — охотник, но теперь охочусь за собой. В кармане — чип Кейна, с координатами Берна. Там его тело ждет. Я поеду. Не за местью — за свободой. Или, может, за новой охотой. Ведь в моей голове теперь два набора воспоминаний: мои, сломанные, и его, идеальные. И кто знает, чья рука на руле, когда я нажму на газ.
Конец? Нет, это только начало. Ферма памяти не сгорела — она переехала. В меня.
Поставь лайк и подпишись, что бы не пропустить другие интересныеи таинственные рассказы!