Света стояла в узкой прихожей, прислонившись к стене, словно не в силах удержаться на ногах. Чёрные потёки туши расплывались по её бледным щекам, смешиваясь со слезами. Рюкзак грузно упал на паркет, издав глухой стук, а сама девушка, кажется, даже не заметила этого. Она смотрела в пустоту, её плечи мелко вздрагивали.
— Меня убьют, Степ, честно. Домой не пустят. Ты же их знаешь. Я провалила...
Голос её сорвался на высокой ноте, превратившись в стон. Степан, не говоря ни слова, притянул её к себе, ощутив, как худенькое тело Светы бьётся в мелкой дрожи. Он гладил её по спине, по коротко остриженным тёмным волосам, пытаясь успокоить, хотя прекрасно понимал — сейчас никакие слова не помогут.
— Даже близко не прошла. Мать... — Света всхлипнула, захлёбываясь. — Мать говорила: не поступишь — поедешь к тётке в Челябинск на завод. А отец... Отец вчера ремнем отстегал за то, что свет поздно не выключила. Говорит, всё равно не сдашь, только электричество переводишь.
Степан, всё так же молча, повёл её по коридору в кухню. Там пахло кофе — знакомый, уютный запах, который всегда стоял в этом доме. Он усадил Свету за стол, поставил перед ней стакан с водой. Девушка взяла его дрожащими руками, проливая воду на скатерть.
— Не одна ты, — твёрдо сказал Степан, садясь напротив. — Выкрутимся, всегда выкручивались.
— Но мы же договорились... В один вуз... В одну группу...
С кухонного порога за ними наблюдала мать Степана — Анна Викторовна. Женщина лет пятидесяти, с седыми волосами и внимательным взглядом. Она работала в районной библиотеке и за тридцать лет научилась с первого взгляда понимать, когда человеку плохо. Сейчас она видела это со всей очевидностью.
— Что случилось, детки? — мягко спросила она, входя в кухню и тут же оценивая ситуацию.
— Не поступила, — прошептала Света, не поднимая глаз.
Анна Викторовна подошла, присела рядом и взяла Светину руку в свои. Руки у женщины были тёплыми, шершавыми от книжных переплётов и домашних хлопот.
— Что ж, не страшно. В следующем году подготовишься лучше. А с твоими родителями... Мы поговорим.
И это не было пустой фразой. Вечером, когда отец Степана, Владимир Николаевич, вернулся с работы, в квартире собрался настоящий семейный совет. Владимир был инженером на заводе, человеком немногословным, но основательным. Выслушав жену, он долго молчал, попыхивая сигаретой у открытой форточки.
— Квартиру на первое время мы Степе всё равно сняли, — наконец сказал он, глядя на сына. — Пусть Света поживёт с тобой, будет готовиться. И тебе не одному, спокойнее. Идёт?
Анна Викторовна кивнула. Степан широко улыбнулся. Света же смотрела на них, не веря своим ушам. Её губы дрожали.
— Я... Правда? Вы не против?
— Мы тебя с седьмого класса знаем, — улыбнулась Анна Викторовна. — Ты нам как родная. Осталось только с твоими договориться. Но, думаю, не станут возражать. На завод они тебя всегда успеют отправить.
У Светы подкосились ноги, и она опустила голову на стол, чтобы скрыть слёзы. Степан видел это, но сделал вид, что не заметил. Он помнил, как всё начиналось.
Они познакомились в седьмом классе, когда Степа перешёл в её школу после переезда. Первое, что он заметил — Света всегда оставалась в школе после уроков. Сидела в пустом классе, делала уроки, читала, будто домой идти не хотелось. Потом он узнал почему: отец-алкаш, вечно беременная или с грудным ребёнком на руках мать, вечные скандалы и нищета. Света носила одну и ту же поношенную кофту, старые джинсы и кроссовки на два размера больше. Однажды Степан подошёл и молча протянул ей бутерброд с колбасой. Потом отдал ручки и карандаши, которые родители не удосужились ей купить. Так началась их дружба.
С тех пор Света всегда была рядом. Они вместе ходили в походы с туристическим клубом, где занимался Степан, вместе прятались от хулиганов в соседнем дворе, вместе пробирались на крыши старых домов, чтобы смотреть на звёзды. Родители Степы купили Свете платье на выпускной — синее, в мелкий белый горошек. У нее еще не было таких красивых вещей.
В сентябре, как и договорились, они переехали в соседний город. Однокомнатная квартира в панельной пятиэтажке, потёртый линолеум, старая мебель, доставшаяся от прежних хозяев. Зато свой угол. Света устроилась в круглосуточный магазин у дома, чтобы не быть обузой. В свободное время садилась за учебники. Она готовила, убиралась, словно пыталась отработать свою часть общего быта.
— Степ, тебе пельмени разогреть или яичницу сделаю? — спрашивала она, когда он возвращался с пар в институте.
Они прожили так почти год — странная, но искренняя семья из двух человек, связанных не кровью, а чем-то более важным. Когда пришли списки зачисленных, Света позвонила Степану с работы, задыхаясь от счастья.
— Прошла. На бюджет. Я седьмая в списке!
Слёзы душили её, но теперь это были слёзы облегчения. Степан, стоя у телефона в коридоре общежития, улыбался во весь рот. Однако радость была с горчинкой. Света решила переехать в общагу. Степан понимал разумность этого решения, но в душе что-то сжималось.
— Мы теперь реже будем видеться? — спросила Света в день отъезда, упаковывая свои небогатые пожитки в два старых чемодана.
— Может, и реже, но это не важно. Дружба не в расстоянии, — сказал он, хотя сам в это не очень верил.
Света кивнула. В её глазах светилась решимость — та самая, что помогла ей вырваться из домашнего ада. Она хотела начать всё заново. Степан тогда и подумать не мог, что это «заново» будет означать «без него».
***
Прошло четыре года. Степан стоял на автобусной остановке, ёжась от пронизывающего осеннего ветра. Автобус опаздывал уже двадцать минут. На экране телефона всплыло сообщение от Светы:
— Сегодня не выйдет. У нас корпоратив по поводу слияния отделов. Перенесём на следующую неделю?
Это был уже четвёртый перенос за два месяца. Степан не ответил. Сунул телефон в карман, закурил. Со Светой они теперь общались редко. После института она устроилась в крупную консалтинговую компанию, затерялась в мире дедлайнов, KPI и тимбилдингов. В разговорах то и дело проскальзывали непонятные термины: «синергия», «фреймворк», «коучинг». Степан, работавший технологом на том же заводе, что и его отец, сначала пытался вникнуть, кивал, поддакивал. Но постепенно между ними выросла стена — незримая, но прочная.
Они больше не смеялись над старыми анекдотами, не вспоминали, как однажды заблудились в лесу во время похода, не делились страхами и глупыми мыслями под утро. Всё это осталось в той однокомнатной квартире с потёртым линолеумом.
Степан замечал и внешние перемены. В соцсетях Света выкладывала фото со строгими прическами, идеальным макияжем, в дорогих костюмах. Она начала носить каблуки, которые раньше ненавидела. Её язык стал другим — отточенным, немного холодным. Красивая, успешная, но... не его Светка.
Однажды он увидел под её новой аватаркой комментарий от какого-то Артёма: «С тобой любые вершины по плечу». Зашёл на страницу. Мужчина под пятьдесят, с пронзительным взглядом и подтянутой фигурой. Через пару недель Света в разговоре, как бы между прочим, обмолвилась:
— Кстати, у меня теперь есть мужчина. Артём. Он... другого уровня. С ним я наконец-то чувствую, что живу, а не выживаю.
Степан поздравил, пожелал счастья. Но внутри что-то ёкнуло. Горькое понимание, что их пути окончательно разошлись. Света рвалась в «другой уровень», а Степан... оставался собой. Работал, встречался иногда с друзьями, копил на машину, жил с родителями, потому что цены на квартиры взлетели до небес.
Потом было ещё одно сообщение — от общей знакомой, с которой они когда-то вместе учились. Скриншот переписки со Светой:
— Степан, конечно, хороший парень, но он... застрял в прошлом. Меня раздражает, когда он зовёт меня «Светкой» и вспоминает ту нашу клетушку. Я рада, что двинулась дальше.
Слово «клетушку» резануло особенно больно. Для него это было убежищем. Для неё — символом бедности, от которой она сбежала. Степан перестал звонить первым.
Через месяц позвонила она. Голос был ровным, деловым, без тени прежней теплоты.
— Степ, привет. Я... хотела предупредить. Удаляю все старые аккаунты, меняю номер.
— Что-то случилось? — спросил он, уже зная ответ.
— Нет. Просто... Начинаю новую жизнь.
— И?
— Понимаешь... Ты — часть того, от чего я ушла. А тащить за собой прошлое я не хочу.
В ушах зазвенело. Степан молчал, сжимая телефон так, что пальцы побелели.
— Извини, но мы больше не друзья, — добавила она, и в её голосе впервые за весь разговор прозвучала неуверенность. — Ты не соответствуешь моему статусу. Пока.
Она положила трубку.
Степан сидел на краю своей узкой кровати в комнате детства, глядя на пожелтевшие плакаты с рок-группами на стенах. Он не чувствовал ни злости, ни боли. Пустота. Будто вынесли из души что-то большое и тяжёлое, оставив лишь холод.
***
Жизнь, впрочем, шла своим чередом. Степан встретил девушку — Настю, медсестру из местной поликлиники. Неяркую, спокойную, с добрыми глазами и тихим голосом. Женился. Родилась дочка. С помощью родителей они купили убитую двушку и занялись ремонтом.
Иногда, засыпая, Степа вспоминал совместную жизнь со Светой. Но это были просто воспоминания, не более.
Прошло три года. Степан как раз заканчивал чинить протекающий кран на кухне, когда зазвонил телефон. Незнакомый номер. Он вытер руки и ответил.
— Алло?
— Степ? Это я... Света.
Голос её был сиплым, сдавленным. Степан замер. Старая обида, давно остывшая, вдруг шевельнулась где-то глубоко внутри.
— Я... не знала, кому позвонить. У меня... всё плохо. Совсем.
Она выждала паузу, явно ожидая, что он спросит, что случилось. Раньше спросил бы. Теперь — нет.
— Артём... ушёл к молодой. Из моего же отдела. Я... он ещё и уволил меня. Под предлогом сокращения. Зарплату за последний месяц задерживает.
Степан молча слушал, глядя в окно на мокрый от дождя асфальт двора.
— Ты... не мог бы одолжить мне бы сорок тысяч? Хотя бы тридцать. У меня ипотека висит, просрочка уже... Я верну, честно.
— А с кем я разговариваю? — спокойно спросил Степан.
— Я... Света. Ну, мы же дружили... Квартиру вместе снимали, помнишь? Степ, ну...
В её голосе послышались знакомые нотки — та самая жалобная интонация, с которой она когда-то просила помощи у его родителей. Но теперь это не действовало.
— А-а. Та самая Света, которая сказала, что мы не друзья? И что я — часть прошлого, которое тащить за собой не хочешь? Припоминаю.
На том конце провода воцарилась тишина, прерываемая только тяжёлым дыханием.
— Я была дурой. Я всё поняла. Дай шанс, пожалуйста. Я одна...
— Если поняла, то хорошо. Опыт в жизни пригождается. А я... знаешь, не возвращаюсь туда, где меня выкинули как ненужный хлам. Ты сама решила, что я тебе не нужен. Зачем мне теперь тебя вытаскивать?
Молчание затянулось. Потом Света шмыгнула носом, и он услышал, как она с усилием сглатывает ком в горле.
— Жаль... — прошептала она.
И положила трубку.
Степан медленно опустил телефон. Выдохнул. И вдруг понял, что та самая пустота, что образовалась тогда, после её звонка, давно заполнилась. Другими звуками — смехом дочки, спокойным голосом Насти, советами отца, запахом материной выпечки. Другими заботами — ремонтом, который они с Настей наконец-то закончили, планами на дачу.
Телефон снова завибрировал. Тот же номер. Степан посмотрел на экран, потом провёл пальцем в красную сторону. Выключил звук и положил аппарат на стол. Из комнаты донёсся смех Насти и дочки — они строили крепость из одеял и подушек. Степан улыбнулся и пошёл к ним. Зачем ему прошлое, которое само от него отказалось? У него есть настоящее. Настоящее, которое не предаёт, не использует. И в нём нет места для тех, кто приходит только тогда, когда нужны деньги.
Пусть Света строит свою новую жизнь. Без него, как и хотела.